Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

Горбун закрыл дверь и вернулся к своему месту, пуфик в ногах у супруги — на этот раз его занял гость и сидел теперь покачиваясь. Горбун остановился напротив толстяка — гостя и они уставились друг на друга: два толстяка-шарика, только один идеально круглый, упитанный и немного попахивающий спиртом, а второй деформированный посередине, будто-его пнули изо всей силы. Зато ухоженный и пахло от него молоком и дорогими духами.

— Что? — вдруг спросил гость и отвернулся. — На улице буря, какой сто лет не было, в новостях говорят. Но мы все знаем, что они скрывают. Толерантность современная, как я ее люблю. Лишь бы не обидеть нечистых.

Горбун вздрогнул.

— Извини, забыл, что ты не любишь когда вас так называют.

Горбун промолчал. Почему-то сегодня казалось безопасным не спорить с этим пьяным человеком. Вчера, позавчера, в другие дни когда толстяк приходил к нему в гости (на самом деле он шел к ней, к своей бывшей однокласснице) они могли спорить до хрипоты: о книгах, о фильмах, об истории и политике как внешней так и внутренней. Только было два нюанса. Толстяк особенно увлеченно и яростно спорил, когда Она была рядом, в комнате вместе с ними, а не на кухне. Когда её не было запал у него пропадал и они сидели практически молча, смущенно выпивая и перекидывались смущенными фразами. Почему-то без нее разговор не клеился и толстяк терял нить. Он пытался вернуть толстяка в строй и выдавал особенно смешную шутку или фразочку, а тот только криво улыбался и смотрел на дверь. Но вот когда Она возвращалась Василий оживал и расплывался счастьем по комнате, как кот, наевшийся сметаны. Споры вдруг продолжались и Она тоже участвовала в них смеясь до упаду над своими «мужичками».

И второе. Они никогда не говорили об Улье. Несмотря на то, что Василий работал в администрации города и был близок к некоторым кругам Она никогда не пыталась что-то узнать или порешать через него, как впрочем и ОН. Василий делал всё сам — молча и без пафоса. Поэтому и досталась им эта небольшая комнатка по соседству с нормальными людьми и поэтому никто ее не забрал до сих пор, а они не переселились в бараки. Поэтому соседи здоровались, хоть и сквозь зубы — они видели на какой машине приезжал к ним серьезный толстяк. Поэтому она громко смеялась, когда одноклассник приходил, поэтому поила его травяным чаем по своему рецепту, поэтому Он терпел противного гостя. Но раньше Васька не приходил пьяным.

— Я тут немного выпил, — он смущенно опустил глаза и покачал головой. — Любой бы выпил на моем месте. Даже напился бы до белых кроликов, а не просто выпил. Когда такое наваливается проще самому навалиться по синенькой. Эх, кому я говорю. Чаю!

Он вдруг заорал не по человечески громко и ударил кулаком по колену. Она удивленно выглянула из кухоньки и покачала головой:

— Ты почему кричишь, Васька?

— Настроение шикарное. Разве не видно? Чай будет или нет?

— Не командуй, — голова исчезла и где-то начал гудеть закипающий чайник.

— Бабы, — доверительным тоном сказал Васька и подмигнул, — все они одинаковые. Что обычные, что нечистые — поверь мне, все они одинаковые даже в том самом месте. Я проверял.

— Не нужно.

— Что не нужно?

Толстяк явно напрягся и хозяин дома задумался на мгновение стоит ли продолжать, инстинкты подсказывали «нет», не трогай его, не нужно тыкать палкой вонючее — будет вонять еще сильнее, но на этот раз слушаться внутреннего голоса он не стал. Может быть и дурак, но дурак с принципами.

— Не нужно говорит слово «нечистый» в моем доме.

Гость громко икнул и уставился на него своими свиными глазками. Взгляд его не предвещал ничего хорошего и Он видел ауру вокруг толстяка. Багрово-красное пятно как нимб следовало за головой гостя пульсируя, как сердце. А еще оно хлопало, как парус на ветру и неприятно било по ушам. Красный — цвет крови и цвет ярости или ненависти, а в таком виде это просто пульсация злобы, временно скрываемая внутри чьей-то больной башки.

— В «твоем» доме? Ты сказал в «твоем» доме? — Он прошипел это наклонившись в его сторону, специально тихо, не хотел, чтобы слышала Она. Но вот унизить хозяина он был не прочь. Это все аура. Она портит человека. — Ты забыл откуда взялась эта комнатка? Ты забыл в каком городе ты живешь и в какой стране?

— Не забыл.

— Вонючий Улей. Он настолько вонючий, что проезжая мимо его кирпичных стен подхватываешь вонь. Веришь, один раз мне пришлось пересечь границу буквально на пару минут — нужно было решить один вопрос с Фольклористом и вонь Улья вцепилась в меня намертво. Меня чуть не побили на улице, приняв за нечистого, меня не пустили в магазин из-за запаха, меня чуть не пустили в отель на деловую встречу. Понимаешь, что это значит?

Он замолчал и уставился на собеседника, буравя его глазками, а тот подумал, когда же Она наконец сделает этот гадский чай и придет сюда. Быстрее бы, очень уж сильно пульсирует и хлопает крыльями багряная аура. Очень уж налились красным свиные глазки. Очень уж ноздри сильно раздуваются и нос издает хлюпающие звуки.

— Наверное. Думаю нам стоит выпить чаю и успокоиться.

— Это означает, — прерывает его собеседник махнув рукой, — что прокажённых не пускают на порог. Что прокаженных всегда боялись и обходили стороной. Что одежду прокаженных сжигали, места где они жили заливали химией, а самих чудиков отправляли в специальные лагеря с такими же чумными, понимаешь? Зараза к заразе не пристает, вот в чем дело. Поэтому и нечистых селят в Улье, чтобы вы копошились там как гребаные пчелы. Собирали мед, для матки — царицы и не кусали нормальных людей.

— Перестань.

— Что?

— Перестань так говорить?

— Что ты сказал?

Василий Батькович шептал это, как шептал и хозяин дома. Они оба не хотели напугать её, и они с одинаковой силой ненавидели и презирали друг друга. Только один человечек удерживал этот периметр ненависти и злобы. Она сейчас на кухне очень медленно, невероятно медленно готовила травяной чай.

— Все нормально, Василий.

— Не называй меня так. Ты знаешь мое отчество, нечистый. Каждый раз когда я разговариваю с тобой, то пропитываюсь вонью Улья, он достает даже сюда — вы притягиваете его на расстоянии. Соседи чувствуют, как ваша вонь туманом выходит из-под дверей и они уже бурчат, мне каждый раз приходится успокаивать их и пару раз я перехватывал заявы в ОКН, если ты понимаешь о чем я. Ты многим мне обязан горбун. Очень многим. И я еще ничего не просил взамен.

Он молчал. Он не хотел спрашивать чего хочет этот жирный колобок, пришедший в пьяном виде в его дом и угрожающий хозяину.

— Не спросишь? Тогда я сам отвечу. У меня деловая встреча завтра. Нужно поговорить с очень важными людьми. Мы встретимся в театре, завтра очень громкая премьера и будет вся элита. Как там она называется? Вроде бы «Резня на бензоколонке Вязов» или типа того. Наслышан?

Он не ответил, но гость был удовлетворен.

— Верю, что наслышан. Трое ваших вампиров порешали всех застрявших на станции во время непогоды. Да вот только один выжил и вся правда выйдет наружу завтра на премьере. Билеты продают всем, даже вашим. Ничего личного, просто бизнес, пойдешь? Ну я так и думал. С твоим горбом трудно будет пропихнуться к своему месту, а с твоей бедностью и жадностью купить билет ещё труднее. А мне нужна спутница на вечер. Понимаешь? Я одинок не только потому что я умный или типа того, я умею шутить, обладаю властью и кредитами, но моя дружба с нечистыми выходит мне боком. У меня до сих пор нет спутницы жизни, а на такие встречи по одному не ходят. Я хочу одолжить твою жену на вечер.

Горбун вдруг шагнул на него и толстяк вскочил:

— Стоять! Или я начну кричать! Ты хочешь напугать женушку?

Он стоял и тяжело дышал, он смотрел на гостя и желал вырвать сердце у него из груди, хотел чтобы аура из красной стала черной, потом серой, прозрачной и пропала совсем. Но он удержался. Так нельзя. Времена вражды и войн давно прошли. Толстяк улыбнулся, оскалился как самая ехидная на свете гиена. Они всегда скалятся когда чувствуют слабость противника.

— Один вечер. Одна премьера. Она играет мою подругу и всё. Если, конечно, она сама не захочет продолжения.