Босс с причудами

Перечитываю списки.

Выбор очевиден, не так ли? Но почему-то все отрицательные качества, которыми я наделила Ремезова, в этот момент кажутся мне интригующими.

Рву лист на мелкие кусочки, выбрасываю в ведро и сажусь за работу.

В шесть вечера в дверь звонят. Смотрю в глазок и вижу перекошенную линзой физиономию Ремезова.

Сердце прыгает в груди, как безумное.

Все-таки пришел! Может, не открывать?

Ну уж нет. Я взрослый человек и не избегаю неприятных разговоров.

Начинаю нервничать, едва только Ремезов перешагивает через порог. Он неотрывно смотрит на меня, на его лице проскальзывает странное выражение — не то вспышка радости, не то раздражения. Руки он прячет за спиной.

Я не знаю, чего ожидать.

— Привет, — он вытаскивает из-за спины и торжественно вручает мне огроменный букет, составленный из разномастных цветов.

Вздыхаю.

Ну да, помню. Парень скупает для девушки цветочную лавку по трем причинам. Первая: романтическое помешательство. Вторая: девушка — звезда сцены. Третья: он серьезно накосячил.

За две недели я не успела стать знаменитой певицей или актрисой. Повода косячить у Родиона не было.

Значит, причина номер один: романтическое психическое расстройство. Вкупе с непомерным упрямством.

— Как тебе цветы? — обеспокоенно интересуется Родион. — Я не знал, какие ты любишь, поэтому взял разных понемножку.

Это самый безумный букет на свете. В нем лилии, ирисы, розы и тюльпаны, хризантемы и ромашки, папоротник и аспидистра, и даже декоративный подсолнух.

— Я не люблю срезанные цветы.

— А какие любишь? — изумляется он.

— Живые. В горшках, в оранжереях, на клумбах и на полях.

— Окей, запомнил, — серьезно кивает Родион, достает телефон и делает какую-то пометку. — Но, может, все-таки поставишь цветы в вазу?

Пожимаю плечами и иду на кухню. Вазы у меня нет, размещаю букет в ведре для мытья полов.

Возвращаюсь — Ремезов, как обычно, уже проник без приглашения в комнату и стоит под люстрой, мрачный и торжественный, как прокурор. Афоня поглядывает на него из клетки с подозрением.

— Зачем пришел? — стараюсь говорить сухо и деловито.

— Побеседовать. О нас с тобой.

— Родион, нет никакого «нас с тобой».

Но Ремезова непросто сбить с толку.

— Таня, не веди себя как школьница, — говорит он нежно. — Согласись, между нами что-то есть, — он щелкает пальцами и хмурит брови, пытаясь найти определение этому «что-то». — И я не готов от этого отказаться. Я хочу…

— А тебя не интересует, к чему готова я? Что я хочу? — взрываюсь я. — Только послушай себя: «Я, я, я…!»

Ремезов осекается. Я смотрю на него в отчаянии. Конечно, я права! Да, между нами все непросто. Я неравнодушна к нему. Но какой эгоист! Как строить с таким отношения? Эгоисты обаятельны, их самоуверенность притягательна — но лучше все-таки восхищаться ими со стороны.

И я восхищаюсь. Мое глупое сердце так и колотится. Родион принарядился — синий костюм, белоснежная рубашка. Его черные глаза загадочно сверкают, и губы внезапно растягивает чувственная улыбка, от которой у меня отчаянно кружится голова.

А Ремезов как будто подслушал мои мысли.

— Ты права. Я закоренелый эгоист. Но эгоист эгоисту рознь. Я тот эгоист, который хочет, чтобы тебе было хорошо. Мне интересно и важно твое мнение, Таня. Я хочу знать твои мысли, твои желания — все, что у тебя в голове, — он протягивает руку и легко касается пальцами моего виска. — Меня озадачивает, волнует и восхищает то, как ты видишь мир. Я хочу заботиться о тебе. Мне нравится твое отношение к людям. Но мне не все равно, когда ты заблуждаешься или поступаешь во вред себе, и я готов защитить тебя от тебя самой. Считаешь это эгоистичным?

Родион говорит медленно, с нажимом, чеканит каждое слово. От страстных интонаций его звучного голоса меня пробирает до костей. Он убедителен, он гипнотизирует, он умеет играть чувствами.

И я таю, тону в сомнениях. Родион делает шаг и встает вплотную; он ненамного выше меня, но сейчас я кажусь себе маленькой и слабой, как хомяк перед хищником.

— Родион, не надо, — тихо говорю я. — Я не готова. У нас ничего не выйдет, да и пробовать я не хочу.

И Родион вдруг гасит взгляд, его лицо становится бесстрастным. Он отступает, замыкается.

— Хорошо, — неожиданно кротко отвечает он. — Я тебя услышал и понял. Таня… но мы можем хотя бы остаться друзьями?

Издаю нервный смешок. Оказывается, я была ужасно напряжена.

— Да… да, конечно!

— Спасибо, — благодарит он серьезно. — Твоя дружба значит для меня очень много. Мы сможем продолжить наши вылазки? Как насчет воскресенья? Все в силе? У меня есть несколько планов… — он спохватывается. — Хотя сейчас твоя очередь.

Мотаю головой.

— Нет, пожалуй, не стоит. Скоро приедет Эдик…

— Да-да, я помню. Его командировка заканчивается. Приедет Эдуард, и тогда… тогда посмотрим, — он многозначительно улыбается, а я от его улыбки опять настораживаюсь. Он это замечает.

— Обещаю, больше не буду тебя нервировать своими притязаниями, — он поднимает руки в знак капитуляции. — Просто два друга хорошо проводят время вместе. Отправляются в очередное приключение. И все.

Пожимаю плечами, и он принимает это за согласие.

— Тогда я тебе позвоню. До свидания, Таня.

Он сдержанно кивает и уходит.

Голова у меня кружится все сильнее, я словно только что выбралась из центра урагана.

Ремезов — настоящее стихийное бедствие. И мне все больше хочется уступить соблазну, отдаться на волю стихии, и будь что будет.

Глава 16

Родион звонит уже на следующее утро, но я не беру трубку.

В его предложении «остаться друзьями, созваниваться и иногда встречаться» я чувствую подвох. Какой-то хитрый план. И я не намерена подыгрывать Ремезову.