Босс с причудами
Шрифт:
Теперь общение с ним за спиной Эдика принимает совсем другой смысл. Это уже не просто нелепый договор об организации досуга шефа. Теперь тут замешаны чувства, которые я намерена искоренить.
Родион, разумеется, не угомонился. Но и излишней настойчивости не проявляет. За день он звонит мне два раза и присылает одно сообщение — его я удаляю, не прочитав.
В субботу он сдается. Его имя ни разу не выпрыгивает на экране телефона.
Настойчивый мужчина — хорошо, навязчивый — плохо. За такое поведение Ремезова можно лишь похвалить, убеждаю я себя, когда телефон звонит,
И все же покалывает разочарование.
В воскресенье возвращается Эдик. Я должна на крыльях летать от радости. Я по нему ужасно соскучилась, ведь так?! Приедет Эдик, я увижу его улыбку, растворюсь в его объятьях, в чувстве комфорта, который он создает одним своим присутствием. Морок по имени Ремезов рассеется. Все будет как раньше. И надо нам уже с Эдиком назначить дату свадьбы!
С утра готовлюсь к встрече с женихом. Сходила к косметологу, на депиляцию, маникюр. Испекла творожный торт. Прибрала в квартире. Принарядилась. Вдруг Эдик решит сразу из аэропорта заскочить ко мне?
Я спокойна, уверена и почти счастлива.
До момента, пока не звонит телефон и я не вижу на экране буквы «РРР».
Сердце захолонуло. Кусаю губу и смотрю на телефон.
Он не отступился!
Надо ответить, объяснить еще раз и поставить окончательную точку.
Нажимаю кнопку и рявкаю:
— Слушаю!
— Таня, извини, что опять беспокою, — говорит Ремезов странным голосом. — Я понял, что ты решила со мной не общаться, но мне больше не к кому обратиться. Мне нужна помощь.
— Какая?
— Можешь съездить со мной в магазин и помочь мне купить вещи для женщины, которую увезли в больницу? — выкладывает он торопливо, словно боится, что я брошу трубку, недослушав. — Я смутно представляю, что требуется. Халат, тапочки… что еще? Белье? Шампунь какой-нибудь?
Я так ошеломлена, что молчу несколько секунд.
— Кого увезли в больницу?
— Мою маму. По «Скорой». Она одна была дома. Отец в командировке. Мне нужно срочно к ней. Привезти все необходимое и договориться, чтобы ее перевели в другую больницу получше. Сейчас она в обычной, районной.
Теперь я понимаю, что изменилось в голосе Ремезова. Он говорит как автомат. Роняет слова почти без интонаций. Он глубоко встревожен.
Тревога охватывает и меня.
— Что с ней?
— Почечная колика. Ее обследуют. Больше пока ничего не знаю.
— Куда подъехать? — спрашиваю не задумываясь.
— Я тебя заберу. Только я сейчас далеко, на другом конце города, на складах по работе.
— Не приезжай. Лишнее время. Давай встретимся у торгового центра «Вавилон» возле больницы.
Глубоко расстроенная, вскакиваю с дивана. Прекрасно понимаю, что с Родионом сейчас творится! Год назад бабу Аглаю увезли по «Скорой» в больницу с аппендицитом. Помню это чувство тревоги и растерянности. Когда знаешь, что нужно действовать быстро, но не соображаешь, за что хвататься.
Вызываю такси и мчусь.
У входа в торговый центр много народу. Я не сразу нахожу Родиона. Озираюсь, и вот он. Мое сердце сжимается от жалости. Он бледен, собран, что-то строчит в телефоне.
Не та ситуация,
чтобы чему-то радоваться, но когда я его вижу, меня заливает жар удовольствия. В то же время меня переполняет сочувствие.Подхожу к нему и трогаю за локоть.
— Привет.
— Таня, привет, — на его лице вспыхивает радость и облегчение. — Прости, что выдернул. У мамы нет подруг, а я не очень разбираюсь, что нужно в больнице женщине. Могу забыть что-то важное. Сейчас договариваюсь с платной клиникой, чтобы ее перевезли. Воскресенье, людей на месте нет… голова кругом.
— Правильно сделал, что мне позвонил. Лучше, если рядом с ней будет женщина. Мы ее проведаем. Как она?
— Неплохо. У нее обнаружили небольшой камень в почках. Опасности нет. Таня, тебе не обязательно идти со мной в больницу.
— Я пойду, — перебиваю его. — Вдвоем сподручнее.
Ходим по отделам, покупаем халат, тапочки, смену белья, туалетные принадлежности. Я успокаиваю Родиона, отвлекаю разговорами — он ужасно переживает, хоть и скрывает это изо всех сил.
— Как зовут твою маму?
— Мама Катя. Екатерина Анатольевна, — поправляется он и вдруг смущенно улыбается. — В детстве я почему-то хотел называть ее по имени. Она сердилась и запрещала.
Идем к больнице. Это старинное серое здание с высокими окнами. Красивое снаружи, но внутри — далеко не дворец.
Пахнет хлоркой и тушеной капустой. Краска на стенах облупилась. По коридорам бродят хмурые врачи и медсестры. У них такой вид, словно их все достало.
— Надо срочно перевезти маму в платную клинику, — повторяет Родион как заведенный. — Здесь ей не понравится.
— Врачи тут очень хорошие, не переживай. Еще и получше, чем в элитных клиниках.
Нас долго не хотят пропускать наверх, но после дипломатичных препирательств Родион победил.
Напяливаем бахилы и идем по бесконечному серому коридору.
Тут уныло. Ненавижу больницы. В детстве мне вырезали гланды, я получила психологическую травму, и с тех пор стараюсь заглядывать в эти заведения как можно реже.
Пока везет: организм меня не подводит. Он понял, что я настроена серьезно, и лучше умру, чем сдамся на милость докторов.
— Сначала поговорю с лечащим врачом, — Родион останавливается у ординаторской.
— Я пока загляну к твоей маме и посижу с ней.
— Не надо. Подожди меня тут.
И запнувшись зачем-то добавляет:
— Моя мама непростая женщина. С ней бывает тяжело общаться.
Он заходит в кабинет, а я решаю не послушаться.
Бедная мама Катя! Ей сейчас очень плохо, больно и страшно. Вдруг она лежит на койке, заброшенная, и некому подать ей воды? Персонала в больнице вечно не хватает.
У поста медсестры выясняю, в какой палате лежит Екатерина Анатольевна Ремезова.
Вместо медсестры тут медбрат. Толстый и дурашливый.
— Ремезова в пятой! — сообщает он весело. — Отдыхает. У нее камень из почек вышел, малюсенький — он показывает пальцами нечто размером с блоху. — Не переживайте. С ней теперь все окей будет. Пару дней подержим, и до свидания, нечего тут жиреть на больничных харчах! У нас тяжелым коек не хватает.