Ботаники не сдаются
Шрифт:
— Ну, Морозов, я пошла. Ни пуха! — подобравшись, пожимаю руку друга, и он мне желает:
— Давай, Катя! Удачи и к черту!
Я хлопаю впередистоящих ребят по плечам, и первые ряды расступаются, выпуская меня на паркет. Вслед тут же летит удивленное:
— Эй, а кто это? Ты ее знаешь?
— Нет. Первый раз вижу. А ты?
— И я не знаю. Может, девчонку на замену пригласили? Вау, смотрите какая хорошенькая! Не то что у юристов и бухгалтеров. Мне наша больше нравится!
—
Ну да, он, видимо, тоже решил, что я появлюсь в очках, кедах и джинсах.
Толпа замирает в ожидании ответа. Я подхожу к преподавателю и произношу в микрофон, отметая сомнения.
— Катерина Уфимцева, Ярослав Аркадьевич. Я же ваш любимый оппонент в политических спорах, неужели вы успели меня забыть?
Я отхожу от мужчины, становлюсь в центе танцпола и поворачиваюсь лицом к своему факультету, встречая первые звуки музыки.
Женька нам подготовила микс из двух композиций, желая сделать танец необычным и живым. Я слышу мелодию «Сломанного танго», опускаю взгляд и на миг от отчаяния прикрываю глаза, понимая, что то, чего я боялась, произошло.
Ванька не появился. А значит, он не захотел меня даже видеть.
Что ж, буду бороться за победу одна.
— Послушайте, это какая-то ошибка! Вы кого обманываете! Так нечестно! Это не Уфимцева, — возмущенно кричит красотка Снежана… но ее вдруг обрывает уверенное и резкое, раздавшееся со стороны.
— Я так не думаю.
Он. Воробышек. Вышел из толпы, и она расступилась вокруг него, образовав нишу.
На парне черные брюки и темная рубашка, с закатанными по локоть рукавами. Строгие туфли. Длинная челка падает на глаза, делая его синий взгляд почти опасным. Он убирает волосы от лица и сжимает рот в твердую линию, глядя прямо на меня.
Такой знакомый, красивый, родной… и такой недоступный. В глазах усталость, желваки натянуты, он очень собран и, скорее всего, совсем не спал.
Но он все-таки пришел. Пришел!
Сердце колотится как сумасшедшее, и тает сковавший меня лед. Я и сама не подозревала, насколько сильно ждала его. Как думала о нем каждую минуту, боясь больше не увидеть. Наши взгляды встречаются, проникают друг в друга и все уходит на задний план — зрители, судьи, праздник, все!
Остаемся только мы и музыка.
Мы репетировали начало танца десятки раз, но все происходит совсем иначе. Танго — танец-импровизация, танец-разговор и танец-судьба. И я понимаю это, пожалуй, только сейчас, когда в обход всем правилам сама предлагаю партнеру танец.
Я подхожу к Ивану медленно, не сомневаясь ни в одном шаге. Он смотрит жадно, прикипает взглядом к моим губам, когда я на миг останавливаюсь перед ним, но позволяет мне обойти его кругом. Какая у Ваньки красивая развернутая спина. Ткань рубашки обтянула широкие плечи. Я поднимаю руку и провожу по сильному плечу ладонью — очень нежно, словно говорю с ним сердцем, вспоминая, как он нес меня в лесу, как выкрикивал мое имя и как смотрел в
полутьме своей спальни, когда раздевал. Спускаю ладонь на сгиб руки, к запястью, касаюсь кончиков пальцев… И, снова взглянув в глаза, ухожу, взметнув в повороте фалды юбки.Пожалуйста, Воробышек, поверь мне хотя бы еще один танец, и я буду искренна!
Он догоняет меня — Ванька, опустив ладонь на талию, прерывает цепочку шагов и прижимает голой спиной к своей груди, заставляя замереть на месте.
Два удара сердца, всего мгновение, а мы вновь проникли друг в друга, забыв как дышать. Он прижимается теснее, рука ползет ниже, требовательно ложится на живот, и наши бедра описывают чувственный полукруг… Очень смело, но в танго ведет мужчина, и я с готовностью ему подчиняюсь. Оборачиваюсь, обнимаю рукой за шею и отступаю под новым натиском синих глаз.
Наши шаги переплетаются, наши тела так близко, что жар опаляет. Мы рисуем сегодня свой собственный танец, рисунок наших душ, и взгляды говорят громче слов. Воробышек шикарный партнер, но сегодня в смелости я ему не уступаю, отвечая телом на каждое движение, на каждое прикосновение, подводя танец к границе, перешагнув за которую, останется место лишь чувствам.
Умение партнеров слышать друг друга рождается на уровне подсознания. Это счастье — поймать миг единения душ. Редкий миг иной реальности. Только в танго один из самых выразительных элементов — пауза. El alma del tango — душа танго. И сейчас, когда стихла музыка, она полностью обнажена и звенит откровением.
Мой затылок откинут на грудь Воробышка, руки закинуты за голову и обвивают крепкую шею Ваньки. Я стремительно оборачиваюсь, взметнув юбку, приближаюсь к нему и касаюсь ладонью щеки.
«Пожалуйста, верь мне. Верь!»
Тишина паузы, а затем… первые звуки Либертанго — пронзительные, отрывистые, глубокие, пробирающие насквозь. Мы оба ждали его, первая часть танца была лишь прелюдией к разговору, и рука Воробышка жадно проводит по голой спине, заставляя меня ощутить его прикосновение особенно остро. Встретить цепкий взгляд глаз, принять близость лиц, и стремительные шаги по паркету — быстрые, резкие, отчаянные, когда расстояния не существует.
И тем не менее, соло скрипки иглой пронзает сердца, еще ближе соединяя нас. Он и она. Обида и ярость. Надежда и боль. Раскаяние и страсть. Это танго способно вырвать из нас души. Сломать или поднять из руин.
Как жгуче-больно от этого разговора, но он необходим нам как воздух!
Воробышек отрывает меня от пола, и платье разлетается над паркетом алым всполохом наших чувств. Мы расстаемся в танце, отпускаем друг друга, чтобы разойтись по краям круга… Но взгляды не разорвать, и вот мы уже снова встречаемся в быстрых шагах навстречу.
У Ваньки холод в лице, но глаза блестят лихорадочным блеском внутреннего огня, и мне так хочется знать, что же у него на сердце?
Моя нога согнута и прижата к сильному бедру, ладони гладят обнаженную кожу. Мы кружим, скользим по танцполу в этой откровенной связке к финалу — лицом к лицу, близко-близко, пока наши дыхания не смешиваются в одно. Музыка стихает, звучат последние ноты композиции Астора Пьяццоллы… Мы останавливаемся, шумно дыша, чувствуя, как гулко бьются сердца. Смотрим один другому в глаза… и вдруг губы притягиваются к губам словно магнитом в глубоком, безумном поцелуе.