Боярщина

Остаюсь преданный вам

Граф Сапега".

Анна Павловна, прочитавши письмо, отдала его Эльчанинову. Оно ей было неприятно. Инстинкт женщины очень ясно говорил, что участие графа было не бескорыстное и не родственное, так что она не хотела было даже отвечать; но совершенно иными глазами взглянул на это Эльчанинов. Несмотря на то, что Анна Павловна пересказала ему еще прежде об объяснениях графа и об его предложениях, он обрадовался покровительству Сапеги, которое могло быть очень полезно в их положении, потому что хоть он и скрывал, но в душе ужасно боялся Задор-Мановского.

– Мне кажется, граф любит тебя просто, - сказал он, - иначе к чему бы ему предлагать при теперешних обстоятельствах свое участие?

Анна Павловна ничего не отвечала.

– Что ж мне написать к нему?
– спросила она после минутного молчания.

– Поблагодарить и принять приглашение; я сам поеду с тобой, - отвечал Эльчанинов, решившийся, впрочем, никогда не отпускать Анну Павловну одну к графу, и тотчас же продиктовал ей ответ:

"Милостивый государь,

граф Юрий Петрович!

Благодарю вас за ваше участие. Бог вам заплатит за него! Я не забывала вас, я не отторгалась от вашей признательной дружбы; я помнила вас всегда, ценила и надеялась на вас, но не обращалась к вам потому, что только теперь еще едва поправляюсь от тяжкой болезни. Принимаю ваше приглашение и буду у вас с ним, когда вы прикажете; прошу только, чтобы нам не встретиться в вашем доме с кем-нибудь из соседей, так враждующих теперь против нас. Еще раз повторяя мою благодарность, имею честь пребывать

обязанная вами и проч."

Письмо это было запечатано и отдано посланному.

Вскоре после того пришел Савелий. Эльчанинов на этот раз не избегал остаться с ним наедине. Савелий тотчас воспользовался удобным случаем.

– Наконец, я вас поймал, - сказал он.
– Когда же вы, Валерьян Александрыч, поедете закладывать имение?

– Теперь, Савелий Никандрыч, не нужно ехать; оставаться здесь больше нет опасности.

– Как не нужно? Мановский живехонек; вчера видел: к Клеопатре Николаевне приезжал!

– Он может жить, сколько ему угодно; но дело в том, что сегодня граф прислал к нам письмо и советовал быть спокойными, обещая своим покровительством охранить нас от всего.

– Я не понимаю, каким манером он может охранить вас и особливо Анну Павловну от мужа.

– Ах, Савелий Никандрыч, как вы мало знаете жизнь!
– вскричал Эльчанинов.
– Богатый и знатный человек... Да чего он не может сделать! Знаете ли, что одного его слова достаточно, чтобы усмирить мужа и заставить его навсегда отказаться от жены.

– Мужа, хоть бы и какого-то ни было, вряд ли кто может заставить отказаться от жены, а уж Мановского и подавно! Вы, ей-богу, Валерьян Александрыч, очень уж как-то беспечны.

– Не беспечен я, а только лучше вас знаю людей и знаю, как они терпеливы к подобным проступкам.

– Так вы и не думаете уехать отсюда?

– Не вижу надобности.

– Валерьян Александрыч, уезжайте!
– сказал умоляющим голосом Савелий. Бога ради, уезжайте! Что такое вас удерживает?.. Неужели вам жаль денег?

При последних словах Эльчанинов вспыхнул.

– Я не дал вам, кажется, повода так думать обо мне. Я рискую для этой женщины, оставаясь здесь, может быть, жизнью; так что тут значат деньги?

– Зачем же рисковать жизнью? Лучше уезжайте!.. Отчего же вы не едете?

– Невозможно!

– Отчего невозможно?

– Во-первых, оттого, что Анна Павловна больна, во-вторых... да я не вижу: какая будет польза, если мы уедем? Мановский, если захочет сделать зло, сделает везде: будем ли мы здесь, в Петербурге или Москве! Там еще более!.. Здесь по крайней мере есть покровитель!..

– Как это можно! В городе большая разница, - возразил Савелий.
– Там вы будете у него не на глазах. Вы можете жить по разным домам!.. Будет подозрение, да улики, по крайности, не будет... А покровитель? Помните, что вы сами мне говорили об этом покровителе?

– Что ж такое?.. Это была ошибка с моей стороны. Я сам хорошо вижу, что граф ее любит как друг ее отца, тем больше, что он ей дальний родственник.

При этом слове Савелий только усмехнулся.

– Уезжайте, Валерьян Александрыч, - повторил он, - вы еще, видно, и не знаете, что может быть.

– Что ж может быть?
– произнес Эльчанинов с поддельной беспечностью.

– А то может, что Мановский, говорят, хочет выписать тестя, да и приедет сюда с ним!.. Каково это будет для Анны Павловны? А не то, пожалуй, и к правительству обратится... Не скроешь этого дела.

При последних словах Эльчанинов побледнел.

– Я знаю, все знаю, - проговорил он, - но что ж мне делать, если я не имею, с чем мне теперь ехать.

– Поезжайте и заложите имение, а там поступите на службу.

– Но как я поеду? Как ее оставлю одну? Я не могу с нею расстаться. Это выше моих сил.

– Поезжайте вместе.

– Вместе? Но вместе... на это у меня просто не хватит денег, - сказал, совершенно растерявшись, Эльчанинов.

– Граф вам обещал покровительство; попросите у графа, - сказал Савелий.

– У графа? Никогда! Да он и не даст.

– Может, и даст!.. Вы сами говорите: он любит Анну Павловну и родственник ей. Вы объясните ему откровенно.

– Ни за что на свете, чтобы я унизил себя до того, чтобы у подобного господина стал ханжить денег! Ни за что!
– произнес решительно Эльчанинов.

– Что ж тут за унижение?
– возразил Савелий.
– Не хотите только!.. Кабы я знал, я бы лучше отвез Анну Павловну в город к отцу протопопу знакомому... Он, может, подержал бы ее, пока она своему папеньке написала.

– Благодарю вас, что вы так меня понимаете, - сказал обиженным голосом Эльчанинов.

– Что мне вас понимать? Я человек простой, а вы образованный!.. Взял я только на свою душу грех!..

– Очень сожалею, что приняли для меня на свою душу грех, - сказал Эльчанинов, начинавший уже окончательно выходить из терпения.