Боярщина

– Я знаю только то, - присовокупил он, - что граф может дать место и выгодное и видное.

Савелий, кажется, хотел что-то возразить ему, но, взглянув в это время в окно, вдруг остановился и проговорил каким-то странным голосом:

– Михайло Егорыч, кажется, сюда едет!

Эльчанинов вскочил и побледнел как мертвец. Анна Павловна задрожала всем телом.

– Эй, люди! Не пускать там, кто приедет!
– вскрикнул было Эльчанинов.

– Нельзя не пускать. Ступайте туда и задержите его в зале; говорите, что Анны Павловны у вас нет, - перебил Савелий и, почти вытолкнув приятеля, захлопнул за ним дверь, а сам взял проворно Анну Павловну за руку и увел в задние комнаты. К крыльцу подъехал Мановский, с которым рядом сидел исправник, а на передней скамейке помещался у них стряпчий, корявейшая физиономия, когда-либо существовавшая в мире. Все втроем они вошли в залу. Эльчанинов, бледный, но насколько возможно владея собой, встретил их и спросил, что им угодно.

Исправник начал сконфуженным голосом, показывая на Мановского:

– Мы приехали по поданному прошению Михайло Егорыча, что супруга их проживает в здешней усадьбе.

– Что ж вам, собственно, угодно от меня?
– болтнул Эльчанинов, и сам не зная хорошенько, что говорит.

– Приступайте к следствию; что тут разговаривать?
– проговорил Мановский и сел.

– Конечно, лучше к следствию, - подтвердил стряпчий и нюхнул, отвернувшись в сторону, табаку, причем одну ноздрю зажал, а в другую втянул всю щепотку, а потом, вынув из бокового кармана бумагу, подал ее исправнику, проговоря: "Вопросные пункты". Исправник некоторое время переминался.

– Не угодно ли вам, - начал он, подавая Эльчанинову бумагу, - ответить на эти вопросы?

Эльчанинов взял. Кровь бросилась у него в голову, он готов был в эти минуты убить всех троих, если бы достало у него на это силы.

– Может быть, вам угодно, чтобы я здесь при вас отвечал?
– проговорил он с некоторою гордостью.

– По закону следует здесь, в присутствии господ следователей, произнес стряпчий и опять нюхнул.

Эльчанинов взял чернильницу, поставил ее на ближайший стол, сел и начал писать. На вопрос: как его зовут, какой он веры и прочее, он ответил сейчас же; но далее его спрашивали: действительно ли Анна Павловна бежала к нему от мужа, живет у него около года и находится с ним в любовном отношении? Эльчанинов остановился. Что было отвечать на это? Припомнив, впрочем, слова Савелья, он поставил одну общую скобку и написал: "Ничего не знаю". Исправник взял у него потом ответы дрожащими руками и начал читать. Стряпчий заглянул ему через плечо.

– Стало быть, госпожа Мановская и теперь проживает не в вашем доме? спросил он, обращаясь к Эльчанинову.

– Я уже на это ответил и с вами разговаривать больше не желаю, - сказал тот, с презрением взглянувши на стряпчего.

Мановский встал; молча взял ответы у исправника, прочитал их и произнес ровным голосом:

– Я прошу вас, господа, сделать обыск в усадьбе и в доме.

Исправник пожал плечами и обратился к стряпчему, проговоря: "Следует ли?"

– Без сомнения, следует; желание истца на то есть, - отвечал тот и как-то значительно откашлянулся и плюнул в сторону, как бы желая этими движениями намекнуть Мановскому: "Помни же мои услуги".

Следователи и Мановский пошли по дому. Эльчанинов потерялся: он прислонился к косяку окошка и не мог ни говорить, ни двинуться с места.

– Это шаль моей жены!
– говорил Мановский, проходя по гостиной и видя лежавший на диване платок Анны Павловны.
– Запишите, - отнесся он к стряпчему.

– Помню и так, без записки, - подхватил тот.

Пройдя наугольную и чайную, они пошли в спальню.

– Это женин салон, - сказал Мановский стряпчему.

– Вижу, вижу, - отвечал тот.

– Женино платье, - заключил Михайло Егорыч, отворив шкаф и вынув оттуда два или три платья Анны Павловны.

Из спальни следователи перешли в другие комнаты. Михайло Егорыч осматривал каждый угол, заставляя отпирать кладовые, чуланы, лазил в подвал, и все-таки Анны Павловны не нашли.

Осмотрев дом, Мановский пошел по избам, лазил на полати, заглядывал в печи - и все ничего.

– Где моя жена?
– спросил он, проходя по двору, попавшуюся ему навстречу бабу.

– В горнице, поди, чай, батюшка, - отвечала та, простодушно и низко кланяясь.

– Записать это надо?
– сказал Мановский, обращаясь опять к стряпчему.

– Непременно, непременно, - отвечал тот.

– Куда уехала Анна Павловна?
– озадачил Мановский проходившего мимо эльчаниновского кучера.

– Ничего я не знаю-с, - отвечал тот бойко.

– Скотина, - произнес Мановский и пошел далее.

Потом они возвратились в зало, где Эльчанинов стоял все еще на прежнем месте.

– Составьте постановление нашему осмотру, - проговорил Михайло Егорыч.

– Сейчас, сию секунду, - отвечал стряпчий, понюхал табаку, откашлянулся, сел и написал минут в пять лист кругом.

– Прочитайте вслух, - сказал Мановский.

Стряпчий прочитал.

– Подпишите, - проговорил Михайло Егорыч.

Следователи подписались.

– Ну, теперь и вы удостоверьте, что все это справедливо, иначе мы повторим осмотр, - отнесся Задор к Эльчанинову.

– Извольте, - отвечал тот, совершенно уже потерянный, и подписал постановление.

– Ну, пока будет, - сказал Мановский и пошел.

Исправник и стряпчий пошли за ним. Через минуту они все уехали.

– Вы куда теперь?
– спросил Михайло Егорыч исправника.

– На минуточку к вам, а тут к графу на бал.

– Черт бы драл их с их балами!.. Смотрите, не болтайте там о деле.

– Чтой-то, господи, не молодой мальчик, - отвечал исправник.

– После поблагодарю, - продолжал Мановский, - а теперь надо другой еще раз, хоть на той неделе, наехать, чтобы обоих захватить.

– Для видимости в деле непременно надо обоих захватить, - подтвердил стряпчий.

Исправник только вздохнул. Эльчанинов между тем вошел в гостиную, бросился на диван и зарыдал. Это было выше сил его! В настоящую минуту он решительно не думал об Анне Павловне; он думал только, как бы ему спасти самого себя, и мысленно проклинал ту минуту, когда он сошелся с этой женщиной, которая принесла ему крупицу радостей и горы страданий.

Через четверть часа вошел к нему Савелий, который спас Анну Павловну от свидания с мужем тем, что выскочил с нею в окно в сад, провел по захолустной аллее в ржаное поле, где оба они, наклонившись, чтобы не было видно голов, дошли до лугов; Савелий посадил Анну Павловну в стог сена, обложил ее так, что ей только что можно было дышать, а сам опять подполз ржаным полем к усадьбе и стал наблюдать, что там делается. Видя, что Мановский уехал совсем, он сбегал за Анной Павловной и привел ее в усадьбу.

– Что они тут делали?
– спросил он Эльчанинова. Тот едва в состоянии был рассказать. Савелий несколько времени думал.

– Поезжайте сейчас же к графу, Валерьян Александрыч, и просите, чтобы он или взял к себе Анну Павловну, либо помог бы вам как-нибудь, как знает, а то Мановский сегодня же ночью, пожалуй, опять приедет.

Эльчанинов всплеснул руками и схватил себя за голову.

– Боже мой, боже мой, что я за несчастный человек!
– воскликнул он и зарыдал.

– Да полно вам реветь! Точно женщина какая: хуже Анны Павловны, ей-богу, та смелее вас. Одевайтесь!
– проговорил с досадою Савелий.