Боярышня Евдокия 4

Дуня с тоской во взгляде опустила меч, тем самым разделив два короба, а Митька, как было оговорено заранее оттащил «ноги» к «голове». Ничем не смущенный Ванюшка пощекотал Олежкины пятки в сапожках и засмеялся.

Отец Варфоломей упал в обморок, знатные бояре побледнели, а их вои в ужасе отступили, поглядывая с недоумением на остальных.

Дуня заметалась:

— Я сейчас всё исправлю! — пообещала она и вместе с Митькой подтянула скамью с коробом и ногами обратно.

— Фокус-покус, — тряся шкурами, чтобы отвлечь внимание, громко оповестила она всех. По плану надо было подозвать Милославу, чтобы она проверила не пострадали ли части тела при разделении, а потом уж соединять их, но Дуне не до того было. Как только Митька сдвинул короба, Олежка быстро спрятал свои ноги, а целехонький Ванька выскочил наружу.

— Уноси короб с Олежкой, — едва слышно зашипела боярышня Митьке, но тут княжич потребовал раскрыть секрет разрезания и сращивания человека.

— А-а, как же… — Дуня глазами показала на приходящего в себя отца Варфоломея и остальных гостей, но княжич только подбородком повёл — мол, пошевеливайся.

— Всё просто, — жестом приглашая новых гостей присоединиться к представлению.

— Погоди, Милослава, — остановил Кошкин, ринувшуюся встречать гостей Дунину маму. — Дай посмотреть.

Раскрасневшаяся Милослава замерла, а женщины, наоборот, засуетились, намереваясь встретить гостей честь по чести. Евдокия выдавила из себя:

— Всё просто, — и повторила фокус, скинув меха и поясняя скрытые от зрителей технические моменты. Закончила же своё выступление словами: — Фокусы — это возможность посмеяться над своей доверчивостью. Учитесь думать — и тогда вас никто не обманет.

Завершив скомканную речь, она настороженно посмотрела на отца Варфоломея. Он уже пришёл в себя и подзывал её :

— Знаешь, что апостол Павел пишет о развлечениях?

Евдокия уныло мотнула головой.

— «Говорю это для вашей же пользы, — начал цитировать он, — не с тем, чтобы наложить на вас узы, но чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу БЕЗ развлечения», — отец Варфоломей вздел палец вверх и обвёл всех суровым взглядом.

— «И похвалил я веселье, — неожиданно начал цитировать что-то из писания княжич, — потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем»

— «Вино и музыка веселят сердце, — подхватил инициативу княжича его наставник, — но лучше того и другого — любовь к мудрости». Фокусы боярышни Евдокии были познавательны и для всех нас поучительны, — подытожил боярин Палка, уставший в дороге от попыток отца Варфоломея продемонстрировать свою ученость.

Дуня с удовольствием обняла бы княжича и его наставника, но сохранила покаянный вид перед отцом Варфоломеем. Он же поджал губы, продолжая строго смотреть на неё, а потом повернулся к Милославе и обронил:

— Приехал освятить место для дома божьего.

Боярыня обрадованно кивнула, а люди вокруг вздохнули с облегчением. Все давно уже говорили о своей церкви, но никак не получалось приступить не то что к строительству, а даже к освящению места.

— А ты, — вернул он своё внимание к Дуне, — на холсте напишешь, какой видишь здешнюю церковь. Это твоя епитимья.

Бояре одобрительно закивали, а народ с любопытством посмотрел на Евдокию, давая начало спорам о том, как справится боярышня с этим заданием.

Не медля больше, Милослава выступила вперёд, начиная обряд приветствования важных гостей.

— Ты уж прости нас, Милославушка, что без предупреждения. Мы за княжичем. Загостился он тебя. Отец поставил его Москвою править, пока сам в Новгороде дела решает, — степенно произнёс отец Кошкина-Ноги.

Дуня видела, как княжич покраснел, но помочь ему не могла. Не та у неё весовая категория, чтобы перечить старшему Кошкину. А тут ещё отец Семёна Волка глазами сверкает. Он на правах будущего родственника брови хмурит из-за того, что всё имение застали врасплох. Так ведь и вороги подкрасться могут, а тут княжич! И хоть обидно это, потому что до сих пор всё было под контролем, но именно сейчас вышла оплошка …

Но загрустить Дуня не успела. Мама умело окружила гостей заботой и вниманием, увлекла в дом, а там уже Алексашка с Никитой подключились и начали показывать боярам Доронинский быт.

На правах старожилов они хвастались туалетными комнатами, рукотворным душем и уютно обставленными спальнями. К столу все вышли улыбающимися. С разрешения Милославы мужской стол возглавил княжич, а рядом с ним сел представляющий интересы Дорониных Григорий Волчара. Но уважение хозяйке дома было оказано: все подошли к ней, поклонились, приняли чарочку из её рук, ещё раз поклонились.

Расселись все, когда Милослава села за женский стол. Так-то в имении все ели за одним столом, но без хозяина дома и при стольких важных гостях вынесли второй стол. Хорошо, что вместе с другими боярами приехал отец Семёна и взял на себя полномочия старшего мужчины в доме.

Никто долго не засиживался. Все с дороги, устали, да и не было повода устраивать пир. Посидели немного, да отправились почивать.

Поднялись на рассвете, помолились, позавтракали, пошли смотреть остывающую печь и катамаран. Дуню с собой не звали, но Ванюшка побежал вместе со всеми и потом взахлеб рассказывал, как все начали советовать княжичу по поводу улучшения катамарана и незаметно для себя подключились к работе.

Пока княжич и бояре с бояричами рукодельничали у реки, отец Варфоломей выбирал место для церкви и совершал специальный молебен. Дуня же дописывала сказки и думала о том, что к ней зачастили гости из Москвы.

— Боярышня, — отвлекла Дуню одна из женщин, — там тебя важный боярин спрашивает.

— Какой? У нас тут все важные, — буркнула Дуня.

— Ну, с хищным взглядом, как у Семёна.

— Так это его отец, — отложив перо, Дуня повернулась.

— А мне почем знать? — фыркнула мамина мастерица и понесла свои телеса обратно в беседку.

Евдокия осуждающе покачала головой, но говорить про лишний вес ничего не стала. Все всё знают, и дед сидит на диете на их глазах. Ругается, но соблюдает режим и по возможности больше двигается, а рукодельницы боятся встряхнуть свои телеса.

Дуня спустилась вниз, вышла во двор и осмотрелась.

— Я здесь, Евдокия Вячеславна, — вежливо дал знать о себе Григорий Волчара.

— Григорий Порфирьевич, я думала, что ты вместе со всеми. Случилось чего?

— Отлучился, чтобы спросить у тебя про свинью, которую ты привезла для сестры.