Боярышня Евдокия 4

Во двор въехали всадники и среди них была Еленка. По всей видимости возвращалась с конной прогулки, кои по слухам стали модны в иноземных странах. Она гордо восседала на коне, а Юрята Гусев вёл коня под уздцы. Сопровождали их княжьи люди, но самого Юрия Васильевича не было.

— И чего я не знаю? — удивлённо прошептала Евдокия, но ответить ей никто не спешил.

Все смотрели на Лыко-Оболенскую и обсуждали её наряд, её въезд на коне и те хлопоты, что терпит от неё князь. Евдокия с интересом смотрела, как Гусев снимает Еленку с животины, как княжьи люди посмеиваются в бороды,глядя на них, и поспешила обратно. Гришаня поторапливал слуг, чтобы они укрыли сиденья в санях овчиной, принесли подушки.

— Сейчас, Евдокия Вячеславна, поедем.

Она одобрительно кивнула и ленивым взглядом оглядела двор. Все были заняты своими делами: Степанида командовала девками возле бани и гоняла их туда-сюда; Марфа вышла на крыльцо, вздохнула могучей грудью и, дождавшись какую-то жёнку, надавала ей по щекам, а потом велела идти за собой; подростки бегали к колодцу за водой и тащили её в конюшню, в постирочную, в баньку. В стороне какой-то мужичок привёз воз дров, а его отправляли обратно. Ещё дальше тоже кто-то приехал и что-то привёз. Евдокия пригляделась, но ничего не поняла.

— Боярышня, всё готово, — отвлек её Гришаня и помог сесть в сани. Сам вскочил на коня и вместе со своими ребятушками приготовился сопровождать. Возница развернул сани и направил их к боковым воротам. Она услышала, что мужика с дровами отправили к дровнику подле бани.

«Значит, не зря он сюда приехал», — мысленно хмыкая, подумала боярышня и вытянула шею, чтобы посмотреть, что ещё князю привезли. На той телеге, что ей было не разглядеть, стояли бочонки, а сверху были навалены мешки. Возничий был одет на удивление добротно, но не это привлекло внимание Евдокии. Она увидела разъяренную Глафиру. Лицо женщины было неестественно белым, а глаза казались огромными и пугающе гневными, злыми, даже ненавидящими. Боярышне вспомнилась волшебница Медея, не пожалевшая своих детей ради мести их отцу. Евдокия даже перекрестилась из-за пришедшей на ум ассоциации, бормоча «придет же такое в голову».

И все же она развернулась всем корпусом, чтобы убедиться, что действительно видит Глафиру в таком состоянии, но та отвернулась и быстрым шагом направилась к неприметной дверце. Боярышня мысленно выругалась и села ровно, чтобы сопровождающие не вертели головами вслед за ней и не переглядывались недоуменно.

Деда она нашла на рынке в кожевенном ряду. Он приценивался к толстой коже, которая шла на подметки для сапог или тегиляи.

— Деда, не вздумай купить! — строго произнесла Евдокия. — Мама сказала, что у её мастериц полно работы и…

— Цыц! Без тебя разберусь!

Еремей Профыч поторговался, но видно было, что внучка сбила ему настроение и он ушёл, ничего не купив.

— Ты чего тут? — недовольно спросил он. — И где твой Гусев?

— Я к тебе, а Гусев не мой.

— Ха, видел я, к кому прилип племянник Товаркова, — хмыкнул дед, — а ты прозевала такого видного жениха!

— Смеешься, да? — наигранно обиделась Евдокия. Еремей Профыч хмыкнул и когда они с внучкой уселись в сани, спросил:

— Ну, говори! Зачем я тебе понадобился?

Боярышня помогла деду укрыть овчиной ноги и повернулась проверить, не оттёрли ли дедовы боевые её верного Гришаню с ребятами. Случайно взгляд Евдокии зацепился за благообразного старика, стоявшего между лавок и смотревшего прямо на неё.

— Гриша… — встрепенулась она, — вон там… — показала рукой, но старик заметил ее интерес и на удивление быстро юркнул в проход, чем ещё больше привлек к себе Дунино внимание.

— Я видел его, боярышня, — ответил Пахом, — это тот самый, что обеспокоил тебя на берегу реки.

Гришка с досадой посмотрел на старого воина и сердито бросил:

— Чего ж не поймал?

— Теперь обязательно поймаю, — пообещал Пахом, — но не сейчас.

Еремей Профыч одобрительно кивнул и вопросительно уставился на внучку. Она растерянно хлопнула глазами, пытаясь вспомнить свои новости, а то увиденные толстые шкуры, которые хотел купить дед, отвлекли её на мысли о подошве для обуви вообще. Подумалось, что можно было бы попробовать спрессовать стружку вместе с каким-нибудь суперклеем, а шкуры пропитывать не только маслами, а всякими неожиданными веществами. Да хоть тем же яичным желтком! И тут старик, потом дед…

— Деда, тут такое дело… в общем, мне нужен княжий зубной порошок.

— Зубной порошок?

— Да.

— Именно княжий?

— Да.

— И где такой продают?

— Деда, не продают, а он лежит в княжьих покоях рядом с зубной метелочкой.

— О как! А я думал, это что-то вроде царской рыбы, царского кирпича, царского барана…

— Деда-а-а, я серьёзно. Дело жизни и смерти.

— Думаешь, князь порошок ест? — усмехнулся боярин.

— Достаточно того, что этот порошок какое-то время находится у него во рту, а если у князя кровоточат десны, то происходит прямая доставка яда в кровь.

— Погоди, не спеши, — посерьезнел Еремей Профыч. — Объясни толком.

Евдокия рассказала о докладе своего человека ( так она солидно обозначила Петьку ) и сделанных ею выводах.

— Значит, лекарь-иноземец?

— Я подозреваю всех! Конечно, иноземца в первую очередь, но у этих лекарей можно чем угодно отравиться, а я печёнкой чую, что умысел происходящего тоньше, коварнее.

— Это бабские догадки, — фыркнул Еремей.

— Ладно, давай опрометчиво обойдемся без моей чуйки! — вспылила Евдокия.

Боярин прищурился, но внучка не дала ему увести её мысль в сторону :

— Если мы считаем корнем зла зубной порошок, то у нас вырисовывается такой список подозреваемых: иноземец, Глафира, — Евдокия осеклась, вспомнив, какой видела её при отъезде со двора, но дед просил обойтись без фантазий, и она поторопилась продолжить: — дядька Дормидонт и Тихон.

— Тихона вычеркиваем, — чуть подумав, решил Еремей Профыч.

— Почему?

— Я с ним общался и убедился, что он всецело предан князю. А ещё он достаточно умён, чтобы его могли использовать втихую.

— Но именно это происходит, — всплеснула руками боярышня.

— Нет, — отрезал Еремей.

— Как скажешь. А что насчет ключника?

— Дормидонт занимает свою должность, пока князь жив. Не будет князя — не будет Дормидонта, — Еремей Профыч с удивлением посмотрел на Дуняшу, недоумевая,почему она этого сама не понимает.

— Деда, ты всё время забываешь, что из князя делают дурачка, а не убивают насовсем.

— А это значит, что ключник получает некоторую свободу, оставаясь при должности, — задумчиво проговорил Еремей и нехотя признал, что такое может быть. — Он безусловно подворовывает, но… — боярин не договорил, понимая, что всякое в жизни может быть, но как говорила Дунька, он печёнкой чуял, что Дормидонт не замешан в столь пакостном деле.