Боярышня Евдокия 4

— Деда, ещё Глафира, — напомнила Евдокия.

— Чем тебе не угодила эта краса? — хмыкнул Еремей. — Или она Милославе не понравилась?

— Деда, если мы решили подозревать всех, кто держал в руках зубной порошок, то давай не делать исключения. Эта Глафира себе на уме.

— Вы все себе на уме! — весело ответил Еремей, но прежде чем внучка возмутилась, пообещал ей, что раздобудет щепоть порошка.

— Дедуля, ты лучший!

— Глафиру не обижай! — неожиданно велел ей дед.

— Чё? — вытаращилась на него Евдокия.

— Фу, где твоё вежество?

— Деда, это чё ваще такое щас было? — подозрительно оглядывая боярина, уточнила она.

— Дунька, я сказал — ты услышала! Всё, — набычился боярин.

Евдокия еле усидела рядом с дедом. Ей вспомнились её разговоры с братом о том, что дед мог бы сам жениться на какой-нибудь дамочке, но она имела в виду родовитую и обязательно одинокую сиротинушку княгиню, а не чопорную мегеру неизвестного рода-племени. Уже попрощавшись с дедом, она вдруг осознала, что ничего не знает о Глафире. Может, та всё же княгиня из забытого рода? Держится-то она королевной!

— Даринка, где ты пропадала? — оживилась Евдокия, заприметив свою девушку.

— Я…

— Все потом. Срочно, прямо немедленно узнай всё, что можно, про Глафиру! Откуда она родом, почему нос задирает и вообще… ах, вот ещё… кто к ней сегодня приезжал? Я видела, как она разговаривала с каким-то человеком. Его впустили во двор прямо с груженой бочонками телегой, но подъехал он не к кухне.

— Уже бегу, Евдокия Вячеславна.

— Стой! Сначала кота принеси мне на погладить, а то неспокойно мне.

— Так боярышня, этот стервец у тебя на кровати развалился. Другого места не нашёл!

— А, это он молодец! Ну, что стоишь? У тебя срочное дело, срочнее не бывает!

Глава 29.

Вцепившись в Пушка, Евдокия пыталась сообразить, что у неё получается с расследованием, но заступничество деда за Глафиру лишило её покоя. Еле хватило терпения дождаться Даринку со сплетнями.

— Никто не знает, кто приезжал к Глафире!

— Да как же это?

— Родня шлёт ей с оказией подарочки! — выпалила девица и с торжествующим видом уставилась на боярышню. — В бочонках квас. Его отнесли на кухню.

— И?

— Чего «и»?

— Даринка, не зли меня! Не могла стража пропустить во двор чужака. Что-то да должно быть известно о нём.

— Глафира вышла и сказала, что родственники подарки ей прислали.

— Тьфу ты! Как же узнать, что он ей сказал?

— Дык ведомо, что что-то плохое! Глафирку-то прямо трясло от злости! Про это все говорят.

— Даринка, от тебя на удивление никакого толка, — в сердцах возмутилась Евдокия и схватив кота, вручила его ей. — Покорми его.

Выпроводив сопровождающую, Евдокия решила поговорить с мамой насчет дедова интереса к Глафире, но Милослава легла спать после обеда. Тогда Дуня достала свою модную плетёную сумку, сложила в неё привезённые для себя сладости и отправилась искать Марфу или Степаниду, надеясь приватно поговорить с кем-нибудь из них.

Первой удалось найти Степаниду. Она ругалась во дворе, и Евдокия не захотела отрывать её от дела. Расспросы о Марфе привели её на второй этаж. Одна из челядинок сказала, что видела Марфу с девушками в больших княжеских палатах. Они там что-то натирать должны были, пока бояр нет. Евдокия не стала слушать, поскорее отправилась туда.

— Марфа! — крикнула она, проходя мимо пары пустых горниц, в которых во время княжьего приема всегда кто-то был. — Марфа, ты где? — открывая двери в княжеские палаты, позвала Евдокия.

В палатах никого не было, и обстановка показалась ей сказочной: через окна неравномерно пробивался солнечный свет, полосками зависая в побеспокоенной кем-то пыли. Легкий специфически сладковатый запах подсказывал, что недавно здесь натирали дерево воском, но пыль осталась непобежденной.

Евдокия воровато оглянулась, зашла и прикрыла за собой дверь. Перед ней был простор! Длинные скамьи вдоль стен и княжеское кресло на возвышении не в счёт.

Боярышня поставила сумку и, раскинув руки,поплыла лебёдушкой, быстро-быстро переступая мелкими шажками, представляя, что она на сцене. Улыбнулась, радуясь, что у неё здорово получается. Продолжая перебирать ногами, изобразила руками колыхание березовых веточек, добавила изящных движений кистями. Ей вспомнилась сказка про царевну-лягушку, которая поразила всех своим танцем, и Евдокия вообразила себя ею.

Конечно, озеро с лебедями она не могла наколдовать, но зато в будущем она видела немало народных танцев, которые моделировали талантливые хореографы. Места было достаточно, и вдохновленная Евдокия сменила шаг на кружение, чередуя плавное скольжение с красивыми наклонами, взмахами и вытягиванием ножки. Музыка в её голове звучала плавная и придуманный танец выходил таким же.

Чувствуя, что получается хорошо, она увлеклась и решила добавить прыжки на балетный манер. Вот тут вышло не очень, но ещё хуже оказалось, что попытку изобразить приму балерину видел князь.

— Интересно ты пляшешь, — незатейливо похвалил её Юрий Васильевич, входя в палаты.

Дуня растерялась. Давно её не заставали врасплох. В последний раз отец Варфоломей застукал за научно-просветительскими фокусами. А тут… она покраснела, представив, как потешно выглядела, пытаясь в своем платье изображать балерину.

И вроде бы не впервой ей людей смешить и сейчас самое время посмеяться над собою, но её охватил стыд. Не справляясь с собою, она закрыла лицо рукавом и отвернулась. Понимая, что продолжает позориться, изображая страуса, она метнулась к сумке, схватила её, и постаралась выбежать, но князь заступил ей дорогу.

— Извини, что напугал, — обеспокоенно и покаянно произнёс он.

Евдокия не поднимала глаз и прятала пунцовое лицо широким рукавом. Но в ответ князю кивнула, показывая, что услышала его. А он продолжал стоять, преграждая ей выход. Дуня сделала попытку обойти его, но князь шагнул в сторону, не давая ей уйти. Она возмущённо посмотрела на него, а Юрий Васильевич неожиданно подпрыгнул на одной ноге, пытаясь в полете стукнуть одну ногу о другую, как давеча скакала она. Потом ещё раз подпрыгнул, помогая себе руками.

— Трудно, — прокомментировал он свои прыжки, и Дуня расхохоталась :

— Ой, княже! — всхлипнула она, смеясь. — Ну ладно я, но ты…

Он смотрел на неё и улыбался. Евдокия достала платочек, вытерла появившиеся от смеха слёзы, потом помахала им, остужая всё ещё красное лицо и выдохнула.

— Тихо как, — произнесла она, разбивая неловкое молчание.

— Тихо, — согласился князь, продолжая смотреть на неё с улыбкой. Евдокии почудилась нежность в его взгляде, и она вновь тепло ему улыбнулась.