Бойфренд для Цесаревны
Шрифт:
— Андрей, я сейчас лопну! Так хочется ещё пахлавы, но я уже больше не могу.
— Давай с собой на вынос возьмём?
— Давай.
В итоге, я заказал пять шашлыков на вынос, уж большо мне они здесь понравились. Пахлавы, печения.
По возвращению в гостиницу, Ольга опять села работать с документами. Наших визави не было. Позвонил Зое. Оказалось, они на танцполе под открытым небом, расслаблялись. Немного позавидовал им, но потом решил забить на это дело. Ольга работала допоздна. Иногда созванивалась с Оболоновым. Что-то у него уточняла, слушала пояснения, делала у себя отметки. Одним словом, не юная девушка, а серьёзный государственный деятель. Часов
— Господин капитан, вызовите курьера из следственного управления генерального прокурора. Мне нужно, чтобы он забрал пакет с материалами дела.
Курьер прибыл через полчаса. И это был не штабс-капитан. А другой офицер. Я к этому времени унёс пару шашлыков в ресторан при гостинице, там мне их разогрели, взял ещё хлеба. Поужинали с Олей в её номере. Ни Фридриха, ни Павла, ни обеих сестёр не было. Где-то шарились или расслаблялись. Ну и бог с ними.
— Оль, пойдём на сон грядущий прогуляемся? — Предложил ей.
— Пошли.
Ольга надела лёгкое платье до колен, босоножки и шляпку с полями. Я смотрел удивлённо.
— Что? — Посмотрела она на меня.
— Ты весь гардероб с собой взяла?
— Почему весь? Весь гардероб у меня в грузовик не влезет. Это так, самую малость, джинсы, шорты, маечки, куртку, платье вот это и ещё одно. Две пары кроссовок и босоножки. Поверь, Андрей, это очень мало.
— Всё, вопрос закрыт. Извини, я как-то забыл, что приличной девушке надо иметь как минимум с собой пару платьев, не считая всего остального. Пошли?
— Пошли.
Вышли мы через служебный вход. На улице Оля взяла меня под руку. На город опустилась летняя ночь, тёплая. Но жара уже схлынула и сейчас с реки дул освежающий ветерок, а асфальт и камни отдавали дневное тепло. Погуляли по набережной. Стояли с ней, облокотившись на перила и смотрели на реку. На ум пришло стихотворение, которое мне как-то ночью читала одна моя подружка из прошлой жизни. Странная она была. После секса, ночью, выходила на балкон и читала его. Это был показатель, что она очень довольная. Я усмехнулся, вспоминая этот стих. Тут хочешь не хочешь, а запомнишь его. Стал декларировать:
Тихой ночью, поздним летом,
Как на небе звезды рдеют,
Как под сумрачным их светом
Нивы дремлющие зреют…
Усыпительно-безмолвны,
Как блестят в тиши ночной
Золотистые их волны,
Убеленные луной…
Посмотрел на Ольгу. Она с интересом смотрела на меня. Улыбнулась.
— Тютчев?! — Сказала Цесаревна. Я не знал Тютчев это или нет, но с умным видом кивнул. — Знаешь, Андрюша, а очень люблю Тютчева. Например, его стихи, которые стали романсом:
Я встретил вас — и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
Ольга читала стихи, улыбаясь и глядя куда-то в даль. Я же, слушая её, почему-то вспомнил Лёлика из фильма «Бриллиантовая рука», когда он напевал этот романс в такси, везя Никулина снимать гипс. Я улыбнулся, еле сдержался, чтобы
не засмеяться. Автоматом вспомнил его слова, сказанные Миронову, что шампанское по утрам пьют либо аристократы, либо дегенераты! Чёрт, главное не заржать.— Или вот ещё. — Продолжала Ольга. — У Тютчева очень хорошо получалась любовная лирика. Послушай:
Любовь, любовь — гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец…
Ольга смотрела на меня. В глазах призыв.
— Говоришь, их съединенье, сочетанье и роковое их слиянье, и поединок роковой?
— Да. — Тихо ответила она. Я обнял её за талию. Чуить склонился к её лицу. Она же смотрела на меня подняв лицо. Одной рукой придерживала свою шляпку.
— Тютчев прав, особенно насчёт слиянья. — Тихо сказал ей и накрыл её губы своими. Она ответила раскрыв их. Мы стояли и целовались. Во мне нарастало возбуждение. Дьявольщина я сколько уже без женщины? Хотя с Ольгой так нельзя. Не простая она. Но как же сладостны её губы. Одной рукой продолжая удерживать шляпку, другой она обняла меня за шею. Прижималась ко мне.
— Ай-яй-яй, молодёжь! — Сквозь сладостную истому и туман в сознании услышали мы. Прервали поцелуй. Посмотрели в ту сторону откуда исходил голос. Рядом с нами стоял какой-то старичок, в шляпе и с тросточкой. Наверное, тоже решил сделать променад перед сном. — Ничего уже не стыдятся. Прямо на улице. Господи, куда мир катиться.
— Дедушка, так дело то молодое! — Улыбнувшись ответил ему. Ольга уткнулась мне в грудь, пряча лицо.
— Вот, молодое дело то, надо делать дома, при закрытых дверях. И не просто так делать, а с пользой и результативно, а не просто похоть свою удовлетворять.
— Это как с пользой и результативно? — Удивлённо спросил его.
— Это чтобы дитё родилось. Вот это правильное дело. И для державы полезно.
У меня чуть глаза не выскочили из орбит. Ольга, уткнувшись мне в грудь, тихо засмеялась.
— Подожди, дедушка. То есть, после каждого раза рожать что ли? Это перебор уже. Да супруга так долго не выдержит.
— Почему после каждого раза? Не всегда после ночи супруга может понести, но к этому надо стремиться. Вот у меня десять детей. Четыре сына и шесть дочерей. Но это не значит, что мы с женой то покойницей десять раз дело то молодое ладили. Порой и ни один раз надо потрудиться, чтобы понесла то. Это как бог даст. У них у женщин то, тоже по своему, а не по твоему желанию, раз и готово.
— Мощно, дедушка.
— Мощно. Слова то какие подобрал. Нормально это. На Руси святой всегда семьи многодетные были. А сейчас что? Безобразие. Одного дитя родят и всё! Государю-императору указ надо принять, чтобы в каждой семье было как минимум по пять детей!
— Лёль, слышала? — Тихо сказал ей. Она, продолжая прижиматься ко мне, давясь от смеха и сдерживаясь, кивнула. — Дедушка, — вновь обратился к нему, — так Вам челобитную надо, государю-императору то подать. Уверен, такое нужное дело для державы рассмотрят.