Бойтесь своих желаний

Первой в бой бросается овчарка с перебитой лапой — та, что еще минуту назад скуля, забивалась в угол клетки. Её клыки впиваются в горло ближайшего гостя — мужчины в кепке с надписью “зритель номер один”. Кровь бьет фонтаном, окрашивая экран с трансляцией боев.

Хаос нарастает как лесной пожар.

Женщина в меховом пальто пытается бежать, но спотыкается о кишки организатора. Её хватает стаффорд с перекошенной челюстью — тот самый, которого она фотографировала “на память” пять минут назад.

Подросток с пирсингом лезет на стол и кричит — Это шутка! Мы просто развлекались! Ротвейлер, чьи ребра торчат из-под шерсти, сбивает его с ног и методично отгрызает пальцы, один за другим.

Старик в инвалидной коляске отбивается тростью по морде нападающего пса. — Я ветеран! Вы должны уважать меня! Вопит он и вспоминает собаку, которую когда-то выбросил из машины на трассе…

Иннокентий идёт сквозь созданный ад. Его пальцы сжимают голову ведущего с микрофоном. Еще утром он орал — Ставки закрыты! Доберман против волкодава! Кто даст больше!?

Когда последний зритель замолкает, стая возвращается ко мне. Они облизывают раны, скулят, трутся мордами о ладони. Воздух тяжёл от металлического вкуса крови…

* * *

Моя стая — сто пятьдесят пар голодных глаз.

Они рычали, когда появился он — Рагуил. Ангел с крыльями и ржавой совестью.

Он ставил себя выше остальных… и напал на меня без причины! К счастью он оказался слаб перед моей стаей и изодранный бежал прочь!

Клянусь я бы убил его, если бы не ангел свободы — Микаэль…

Ничего, пройдет время и мои зубы сомкнуться на их шее…

Фауна заговорила со мной… — Рагуил убил меня когда-то… Вырвал сердце и бросил в реку забвения… Без моей опеки стали падать целые виды зверей… Но я вернулась — из воя собак, из рёва в клетках… И мне повезло отыскать сочувствующего человека…

— Да, моя подруга… Я отомщу… Пообещал я ангелу, слизывая кровь с когтей. — Не тебе, Боже… Ты уже мёртв. Я убью их — тех, кто думает, что может править жизнью и смертью.

* * *

Зоопарк.

Железные решетки, ржавые от слез и детских пальчиков, тычущих в клетки.

— Мама, смотри! Тигр грустный! Орал какой-то мальчуган, тыча в морду хищника мороженым, а мамаша в этот момент щелкала камерой.

— Какая смешная зверушка! Радовались дети.

Вы суки сами превратили их в клоунов!

Сперва истребили стада и привычную среду обитания, а потом — бац! И как давай “спасать” последних выживших, запирая за решетку.

“Сохранение видов”… Я плюю на табличку с этой надписью. — Сохранение для чего? Чтобы ваши детишки пялилась на них?

Благо из сторожей тут только старый хрыч с ключами на поясе и фонарем в руке. Он улыбался, рассказывая посетителям как “любит животных”

Любил… пока его не застукали ночью в клетке с козами…

Любит так… что та сгрызла себе лапу, лишь бы не чуять его запах…

Я сломал ему шею, он достоин стать только кормом, благо кабаны не привередливы…

Они скушали его с сапогом и фонарем.

А вот и свобода братья!

Собаки рвали стальные прутья как макароны.

Львы выходили первыми, гривы вздымались на ветру. Медведица впервые за десятилетия зарычала. Слоны затрубили и звук разорвал ночь. — Смотри… Фауна грустила, указывая на гепарда, тыкающегося мордой в траву. — Он забыл, как пахнет земля…

С такими персонажами по улице не погуляешь…

Мы двинулись в лесополосу.

Я — верхом на слоне, чьи ноги дрожали от непривычки к свободе.

Фауна материализовалась в обличии духа и гладила львицу, трущуюся о его бедро как котенок…

— Ты думаешь они простили или просто забыли, как нужно злиться? Спросила она, глядя на звериные следы.

Я не ответил.

Ветер нёс запах дыма — позади горел самый крупный зоопарк в стране.

Люди подняли тревогу…

— Пусть приходят… Проворчал я, впиваясь ногтями в шершавую кожу слона. — Мы научим их бояться настоящих хозяев планеты!

Фауна засмеялась. Её смех звучал как вой далекой стаи.

— Ты стал зверем. Главное помни, даже у волков есть своя отличительная черта.

Я посмотрел на руки. Когти, шрамы, кровь под ногтями…

Посреди ночи мои глаза мерцали — кроваво-красные.

Глаза, которые больше никогда не зажмурятся перед человеком.

Глава 28

Выздоровление — это привилегия или право?

Если ты десятилетиями копал себе могилу лопатой алкоголизма, то почему удивляешься, когда патологоанатом вскрывает твой живот — чтобы оценить, как разрослась печень.

Мир — не больница для моральных калек.

Люди путают понятия — “жить” и “дышать”. Дышать могут даже трупы, пока их не похоронят. Но жизнь? Она требует большего, чем тупо забирать кислород у тех — кто еще способен совершить в жизни что-то дельное.

Почему мы лечим раны тем — кто сам рвёт свои швы?

Иногда смерть — не самое плохое явление в жизни человека. Она не задает тупых вопросов — А что, если он исправится? Вдруг эти бестолковые сорок лет сплошного алкоголизма, были легкой прелюдией перед научными открытиями.

Не каждый просящий о помощи хочет стать лучше. Некоторые просто выигрывают время для старого спектакля, где они снова будут насиловать прохожих и играть жертву в суде.

Разве стоит аплодировать и тратить медикаменты на такой талант?

Природа не терпит слабости.

Снег ломает ветки, огонь сжигает сухие деревья. Только люди упрямо цепляются за тех — кто давно стал некондицией.

Сентиментальность — единственная неизлечимая болезнь.

Исцеление требует столько же мужества — сколько убийство. Большинство людей предпочитает медленное самоубийство, прикрытое улыбкой и иронией.