Божества древних славян
Шрифт:
Dlugosz. Hist. Pol. I, 74 – Procosz. Chron. Slav. 112-113.
96
Thietmar. Chron. VII, 50.
97
Saxo. His. Dan. 824, 826.
98
Thietmar. Chron. VI, 18.
99
Thietmar. Chron. VI, 17. – Adam Brem. Hist. eccl. IV, S. – Helmold. Chron. I, 51.
– Herbord. Vita S. Ott. III, 4.
100
Thielmar. Chron. VI, 17.
101
Chron. I, 52.
102
ПСРЛ I, 22-23, 31, 34.
103
Strabo. V, 215
104
Гильфердинг.
105
Штритер. Изв. Виз. ист. I, 14.
106
Раковский. Показал. I, 13.
107
Чолаков. Българ. н. сб. 29.
108
Караџuћ. Срп. рjечн. Сл. «варица»
109
Чолаков. Българ. н. сб. 35.
110
Березин. Хорват. II, 508.
111
Канитц. Дун. болг. 81.
112
Чолаков. Българ. н. сб. 46.
113
Пам. болг. I, 211-212. – Ср. также Ефименко. О Яриле, 102 и сл.
114
Cosmas. Chrom. Bohem. 197.
115
Древн. быт. ист. слав. 188-189. – Подобное же отношение большинства средневековых писателей к остаткам ненавистного им язычества послужило причиною тому, что многие черты языческого богослужения, не успевшие сохраниться в направленных против язычества и его обрядов пастырских посланиях или соборных постановлениях, для нас остаются неизвестными. Еще в XVII столетии Павел Эйнгорн, писавший о курляндских латышах, в главе о языческих их празденствах, указав на то, что о праздниках этих почти накаких известий не имеется, прибавляет: «Лучше ничего не знать о таких бесовских делах, чем иметь о них какие-либо сведения». (Einhorn. Reform, g. Lett. IV.) – Если так могли выражаться писатели XVII века, то понятно, что с неменьшею брезгливостью отворачивались от всего языческого христианские писатели более ранних столетий, которые могли бы, в качестве очевидцев, изобразить в своих сочинениях многие интересные черты языческого быта европейских народов. Отсюда чрезвычайная скудость познаний наших о языческом богослужении древних славян.
116
Cestmir. Zaboj.
117
Grohmann. Albergl. a. B"ohm. 41, 75, 103.
118
Relnsb. D"uringsfeld. Pestkai. 300-301, 363-365.
119
Dlugosz. Hist. Pol. I, 48. – Ср. выше стр. 41. – Prokosz. Chron. Slav. 113.
120
Chron. VI. 18.
121
Chron. I, 52; II, 12.
122
Chron. VI, 17.
123
Herb or d. Vita. S. Ott. ?, 32.
См. ниже ст.: «Олицетворение месяца» (Триглав).124
Saxo. Hist. Dan. 824-827.
125
Herbord. Vita. S. Ott. II, 32.
126
Saxo. Hist. Dan. 827.
127
Chom. I, 52.
128
Chorn. VI, 18. – Рассказывая об обезглавлении лютичами начальника взятого ими города Nimci, Титмар называет этот акт жертвою богам. Там же. IV, 9.
129
Hist. eccl. II, 50.
130
Chron. I, 52.
131
Herbord. Vita. S. Ott. II, 32.
132
Hist. Dan. 825. – Мясо жертвенных животных съедалось жертвователями, кости же, вероятно, зарывались в землю: лужицкие сербы еще в прошедшем столетии зарывали косточки от телячьей головы, составлявшей обрядное пасхальное кушанье, под воротами хлева, как средство, ограждающее от колдовства. (Prov.
– blatter d. berlaus. G. d. Wiss. 1783. 72.) Обязательное зарывание в землю костей животных, составляющих в некоторые праздничные дни обрядную трапезу, наблюдается нередко в числе обычаев разных славянских народов. Народы литовского племени, во времена язычества, также зарывали обыкновенно кости жертвенных животных, дабы они не сделались добычей зверей и тем не подверглись осквернению. – Что же касается неумеренности за праздничным пиром, то до настоящего времени словаки в годовой зимний (рождественский) праздник считают необходимым за обрядной трапезой наедаться до изнеможения, или, как они выражаются, «do rozpuku», вследствии чего и самый св. вечер получил у них, на народном языке, название «обжорного». (Sbor. Mat. Slov. 167.) – Малоруссы при том же случае считают долгом насыщаться взваром и кутьей до крайней возможности, последствием чего обыкновенно бывает боль в животе. (Терещенко. Быт русского народа. VII, 63.) – Народы литовские, как увидим ниже, за обрядной трапезой наедались «до рвоты».
133
Vita. S. Ott. II, 14.
134
Vita. S. Ott. III, 4.
135
См. у Котляровского. Сказ. об Отт. 60.
136
Hist. eccl. II, 18
137
Chron. I, 83.
138
Hist. Dan. 825. – К жертвенным обрядам следует отнести и характерный обычай лютичей, упоминаемый Титмаром: «При заключении мира, – говорит он, – лютичи отрезают у себя волосы с макушки и передают их другой, договаривающейся с ними стороне, правой рукой, вместе с пучком травы» (Chron. VI, 18). Замечательно, что, по свидетельству Геродота, сходным образом чествовались на острове Делосе умершие гиперборейские девы: местные девушки и юноши, в виде чествования умерших дев, приносили на могилу свои волосы, намотанные на прялки (девушки) или на какое-либо растение (юноши). (IV, 34). – Бельский рассказывает, что чехи в 734 году, оплакивая смерть Любуши, бросали в возженный у ее могилы огонь обрезанные волосы и ногти (M. Bielski. Kron. ws. sw. L. 220). – До сего времени в Черногории матери и сестры умершего отрезают свои косы и кладут их в могилу вместе с дорогим покойником. (Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу I, 117.)