Брак по расчету

– И это ты говоришь про сюрпризы? Мы только-только вернулись из Индии, как нам говорят, что сын моего дорогого друга женился!

– Позвольте вас представить. Вот она, моя Джемма. – И кивком головы он приглашает меня сделать шаг вперед.

– Привет! – Но не успеваю я поздороваться, как тут же замечаю по выпученным глазам и Эшфорда и Дельфины, что что-то не так.

– Надо сказать «большая честь», – сквозь зубы выдыхает Эшфорд.

– Это большая честь для меня, – повторяю я и склоняюсь в реверансе, как на моих глазах тысячу раз делали актеры театра.

Эшфорд, схватив меня за локоть, поднимает меня в прежнее положение.

– Не выставляй себя на посмешище! – продолжает шептать он.

Леди Давенпорт поправляет очки на носу:

– Какая поразительная девушка.

– Еще бы, второй такой… не сыскать. Сразу видно, что вы человек искусства, – продолжает Мюррей. – Вам будет не хватать театра?

Я пытаюсь не расхохотаться ему в лицо и ответить в соответствии с версией Дельфины:

– Театр был частью моей жизни, и я до сих пор не уверена, что поступила правильно, отказавшись от него. Эшфорду предстоит доказать мне, что я сделала правильный выбор! – Я поворачиваюсь к своему мужу и подмигиваю.

Но беспристрастное выражение его лица не меняется.

– Думаю, я тебе уже это доказал, солнышко.

– Ты можешь лучше, – шепчу я.

Мюррей растерянно смотрит на нас, а потом возвращается к теме театра:

– Мы могли видеть спектакль, над которым вы работали?

Зависит от разных факторов. У вас есть маниакально-депрессивные наклонности? Нет, вряд ли.

– Это довольно нишевые спектакли, очень сильные по работе и содержанию…

После моего расплывчатого ответа на краткий миг воцаряется тишина, затем вопрос задает уже Одри:

– Вы скоро планируете отправиться в свадебное путешествие?

– Да, – отвечает Эшфорд.

– Нет, – говорю я.

Мюррей покашливает, будто чтобы скрыть наш двусмысленный ответ.

– И куда хотите поехать?

– На Кубу, – тут же откликаюсь я.

– В Афины, – в тот же миг заявляет Эшфорд.

Тут уже вмешивается Дельфина и заметает сор под ковер:

– Они еще не решили, даже сегодня за завтраком это обсуждали! Они хотят увидеть весь мир, но еще не знают, с чего начать. – И снова этот наигранный смешок.

– И правильно. Мы с моей Одри тоже обожаем путешествовать. Женаты больше тридцати лет, а еще не устали от самолетов, поездов и смены часовых поясов.

– Как вы познакомились? – спрашивает Одри, чтобы сменить тему.

– В театре, – отвечает Эшфорд.

– На танцах, – произношу я.

Тут уже и Мюррей, и Одри, и Дельфина озадаченно смотрят на нас, и Эшфорд бросается исправлять ситуацию:

– Я пошел в театр, а затем заглянул в гримерную навестить друга, а там была она.

Я продолжаю, чтобы поддержать эту версию:

– Да, но нельзя сказать, что там мы узнали друг друга. Мы увиделись, нас представили, потом кто-то предложил поехать в аргентинский бар выпить, и только тогда мы познакомились по-настоящему. Мы болтали, смеялись и танцевали танго.

Все трое будто бы приходят в себя, оживившись от наших объяснений. Особенно Мюррей:

– Эшфорд! Ты умеешь танцевать танго?

– Так и не скажешь, да, Мюррей?

– Как бы я хотела, чтобы мой муж танцевал танго, – вздыхает Одри.

– Дорогая, я пытался, чтобы порадовать тебя, но мне просто не дано! – Потом Мюррей вновь поворачивается ко мне: – Ты родилась в Лондоне, Джемма?

– Да, моя мама из Лондона, а папа из Ш… – Но не успеваю я закончить фразу, как Эшфорд опять хватает меня за локоть и тащит к выходу.

– Нам пора. Нужно обсудить детали свадебного путешествия.

Я едва успеваю уловить последние слова беседы:

– Ее отец из Ш…? – переспрашивает Одри.

– Исчез, – сообщает Дельфина. – Ужасная история, чудовищная потеря. Но не будем грустить в такой счастливый день. Кто-нибудь хочет еще чаю?

16 Эшфорд

Я хочу впасть в кому и проснуться завтра. Или войти в какой-нибудь транс. Что угодно, что лишит меня сознания на следующие четыре часа.

Нет, на нас не надвигается армагеддон. Хуже. Вот-вот начнется официальный прием в честь нас с Джеммой: представление новых герцогов Берлингемов обществу.

Глядя на лестничные пролеты, мне хочется броситься головой вниз с тройным кульбитом, но тогда я приземлюсь прямо в кучу гостей в зале, которых развлекает моя мать в ожидании нашего появления. А от Джеммы ни слуха ни духа. Больше не мешкая, я стучусь к ней: тишина, ничего.

Это, вообще, мой дом или нет? И комната моей жены, так? Так что я имею право войти, если хочу (знаю, правильнее сказать «когда хочу», а не «если», но я же никогда не хочу)!

Открываю дверь, но внутри ни души – только телевизор, включенный на канале МТV, где показывают Ники Минаж во всем ее блеске.

– Джемма? – зову ее я.

– Я здесь!

Черт! Со мной разговаривает шкаф.

На долю секунды я надеялся, что ее поглотил пол.

– Не хочешь выйти? Мы уже настолько опаздываем, что таким темпом придем аккурат к приему следующего года! – Я настойчиво стучу в гардеробную.

– Я еще не готова! Дай мне десять минут, – нахально, как и всегда, просит Джемма.

– Можешь выйти и без всех своих десяти слоев макияжа на лице! Я женился на тебе не ради твоей красоты.

– Знаю. Ты женился на мне ради денег.

– Да, Джемма. Как и ты.

«Ты тоже женился на мне из-за денег» – теперь наша ежедневная мантра. Мы непринужденно бросаем эту фразу в беседах вместо знаков препинания. Не знаю, как это началось, но теперь она стала регулярной. Возможно, это необходимо, чтобы вернуться в реальность и держать дистанцию после всех этих тошнотворных «любимый» и «солнышко», которыми мы вынуждены обмениваться на людях.

Я бы обошелся и без этого, но Джемма настолько меня раздражает, что с ней во мне просыпаются худшие черты. С каждым днем я все больше чувствую себя дистиллированной желчью.

Прислонившись к дверному косяку, оглядываю комнату: все перевернуто вверх дном. Апофеоз хаоса. Неудивительно, что она всегда выглядит, как… как… как будто ее нарисовал Пикассо! Да, когда я ее вижу, я будто смотрю на картину Пикассо: все в беспорядке, сплошные углы и неправильные пропорции. Вот только у Пикассо такой художественный стиль, а у Джеммы, думаю, получается случайно: эта кричащая одежда, либо слишком провокационная, либо не подходящая к случаю, эти волосы непонятного цвета, чрезмерный макияж. Я, правда, не понимаю, зачем она часами напролет ухудшает свою внешность.