Брак по расчету

Выражение лица у Джеммы издевательское, почти вызывающее. А Поппи невозмутим и спокоен, как и всегда.

– Какого?..

– Дорогой мой герцог-всезнайка, ты завел свою пластинку, а мне и слова не дал сказать, но я уже поняла, что пытаться бессмысленно. И я позволила тебе разглагольствовать, раз уж так хочется, а потом сделать по-своему. И, в то время как ты нес чушь о моей неполноценности и неумении, мог бы также поинтересоваться, сидела ли я когда-нибудь в седле, но очевидно же, что тебе это или неинтересно, или ты настолько самоуверен, что считаешь, будто знаешь все на свете. – Она замолкает, глядя мне в глаза. – Когда я была маленькой, моя мама работала зоопсихологом на ферме в Кенте. И все свободное от школы время я проводила в седле – и, поверь, прекрасно умею ездить верхом и без твоих ценнейших указаний для идиотов.

Я чувствую, что уже не контролирую собственную челюсть, которая теперь подвластна лишь силе притяжения.

– Жаль, нет зеркала, показать бы тебе твое лицо – с такими выпученными глазами ты похож на треску. Впрочем, должна тебя поблагодарить: среди этой скуки сегодня ты наконец предложил мне неплохое развлечение. Так и будешь сидеть и ловить мух? – С этими словами она забирает вожжи и вместе с Поппи направляется в лес.

Развернуться бы и поехать в конюшню. Да, я обидчивый, и да, меня задело, что я выставил себя дураком. Но все же я следую за Джеммой, хотя и на приличном расстоянии.

В чаще леса ее следы потерялись, поэтому еду, пытаясь представить, куда она могла бы направиться. Ведь Джемма даже не знает, насколько поместье огромно!

Выезжаю из леса возле озера, окруженного ивами, у зеркальной глади которого я в детстве играл с моделями лодок.

На мгновение кажется, что я тут один, но отражение в воде подсказывает, что Джемма на другом берегу, под каскадами глициний.

Невероятно, когда она молчит и находится так далеко, она не так и ужасна.

Секундочку… О чем я, черт возьми, думаю?

19 Джемма

Возможно, здесь все же не как в морге. Благодаря Лансу, другим слугам и лошадям можно сказать, что и в Денби-холле есть разумная жизнь.

Я до смерти скучала, проводя почти все дни, закрывшись в комнате с телевизором и смотря кулинарные передачи и повторы сериалов.

Сейчас, по крайней мере, я хорошо прокатилась верхом и нашла себе занятие на будущее. Когда кто-нибудь, Дельфина или Эшфорд снова меня достанут, пойду в конюшни, возьму лошадь и исчезну в лесу на несколько часов.

Но счастьем это не назовешь. Мои родители полностью чокнутые и живут в лимбе где-то между шестидесятыми и восьмидесятыми годами, но это самые добрые и щедрые люди в мире, и мне их до ужаса не хватает.

Дельфина такая же мать, как самка богомола, и Эшфорд бежит от нее как от чумы, кроме тех редких (хотя и не очень) случаев, когда он использует ее против меня, просто чтобы позлить.

Поездка на лошади напомнила мне о тех временах, когда я была маленькой и вместе с родителями участвовала в их безумствах. Для меня они были героями. Лечили животных.

Такие странные люди, выросшие в условиях еще более странных, чем я, с трудом находят друзей, и те, что были у меня, появились и исчезли из моей жизни довольно быстро и почти бесследно. Не в последнюю очередь Сара. Когда работали вместе, мы были неразлучны, но с тех пор, как она уехала в Нью-Йорк, Сара будто испарилась. Сперва я ей звонила, но она все время куда-то спешила, говорила, что перезвонит, но никогда не перезванивала. В действительности же в Лондоне у меня много знакомых, назовем их так, но ни одного настоящего друга. Это цена за то, что ты не такой, как все, как еще пел Джим Моррисон в People Are Strange. И моих ненормальных родителей в этих толстых каменных стенах Денби мне очень сильно не хватает.

Скрючиваюсь на маленькой скамейке у эркера и смотрю в окно, пытаясь прогнать меланхолию. Но от стука в дверь состояние депрессии лишь усиливается. Не хочу очередной взбучки от Эшфорда или оценочных комментариев Дельфины. С неохотой я разрешаю войти.

Слава небу, это Ланс.

– Я пришел спросить, какие у ее светлости герцогини распоряжения на ужин.

– Ее тут нет. Должно быть, она в теплице, мучает свои бегонии, – уклончиво отвечаю я.

Кашлянув, Ланс подходит ближе:

– Позволите кое-что сказать?

– Конечно.

– Когда мы с остальными слугами говорим об ее светлости или о герцогине, очевидно, что мы имеем в виду вас, – говорит он, указывая на меня.

Я скептично поднимаю бровь.

– Для лучшего понимания уточняю, что герцогиня Берлингем – та, кто вышла замуж за герцога Берлингема. Леди Дельфина была замужем за старым лордом Генри Паркером, и, когда он умер, титул герцога перешел к его сыну, Эшфорду Паркеру, который и является сейчас герцогом Берлингемом. А вы, леди Джемма, став его женой, получили также и титул ее светлости герцогини. Причем, осмелюсь заметить, одной-единственной.

– Одной-единственной? А Дельфина?

– С момента смерти лорда Генри она просто леди Дельфина Паркер или, более официально, вдовствующая герцогиня.

– Так, получается, – уточняю я для полной ясности, – герцогиня Берлингем это я, и только я?

– Именно.

– И во всех отношениях хозяйка дома?

– Именно это следует из титула.

И прежде чем Ланс успевает выйти из комнаты, я его останавливаю:

– Ланс, очевидно же, что тебе не нужны были распоряжения насчет ужина от меня. Зачем ты пришел?

– Ваша светлость, неопределенность, установившаяся в этом доме, должна прекратиться. Слуги испытывают значительный стресс, не зная, слушать ли леди Дельфину или новую герцогиню, которой, что более чем очевидно, не сообщили о значимости своего положения. Это вопрос порядка, и я как дворецкий обязан восстанавливать его в случае необходимости.

Сказав это, Ланс с кратким поклоном выходит.

Я – герцогиня. Одна-единственная. Дельфина только вдовствующая герцогиня. Отлично, у меня уже появились некоторые идеи.

20 Эшфорд

Счета начинают пополняться. Я изучаю банковские выписки, разложенные на кожаной поверхности письменного стола, и вот наконец никакие отрицательные цифры не угрожают моему спокойствию. Конечно, гораздо удобнее было бы оставить все вопросы с наследством Смиту и Дереку, но, учитывая произошедшую катастрофу, я больше не намерен выпускать эти дела из виду.

Мой отец им доверился и, хоть и был человеком благоразумным, не владел ситуацией и потом допустил то, что с его наследством обошлись неосторожно.