Браки расторгаются в аду

Она и в самом деле неплохо устроилась. Здесь недавно сделали ремонт, не бог весть какой, но стены чистенькие, на полу ламинат цвета гречишного меда, а кухня, куда я в итоге оттеснила Анисью, сияет новенькими блестящими панелями: керамическая плита, импортная сантехника, двухкамерный холодильник…

– Неплохо, – похвалила я. – Мне повезло меньше. В камере душно и тесно, да и вид из окна не очень. И почему такая несправедливость? Мы ведь на пару это сработали.

– Я не виновата, – заныла Анисья. – Это все Иван Иваныч.

– Он хотел надолго засадить меня в тюрьму и велел тебе дать против меня показания?

– Ну да, – кивнула она. – Вы ж не давали ему развод.

– Хватило бы и четырех лет, – усмехнулась я. – Пятнашку-то за что?

– Вы ж сами во всем виноваты…

– Вот что. Расскажешь мне все, поняла? Всю правду. Иначе я… – Я угрожающе потрясла у нее перед носом сумочкой, в которой, признаться, самой криминальной вещью была металлическая пилка для ногтей. И тут в диалог вступил перфоратор. Мы обе вздрогнули.

– Правду, какую правду?! – прокричала Анисья под аккомпанемент адского строительного инструмента.

– Я знаю, что на самом деле все было не так! – прокричала в ответ я. – Рассказывай, что случилось с Анжелой?!

– Что?!

– Не было никакого похищения, так?

– Да что вы такое говорите! – Она явно растерялась.

– Где она, отвечай!

– Да в морге, где ж еще!

– Ты мне врешь!

– Что?!

– У вас с Иван Иванычем не получится засадить меня за убийство!

Дрель на минуту стихла. Снизу прицеливались к новой стене, а наверху перешли к оклейке квартиры обоями. Но там еще было много чего сверлить. Я невольно напрягалась, ожидая, что грохот возобновится.

– И как только ты все это выдерживаешь? – посочувствовала я Анисье. – Здесь же невозможно жить! Адский шум!

– Мы, бедняки, люди привычные.

– Хватит комедию ломать! Я ни единому твоему слову не верю, поняла? И докажу, что братья в Анжелу не стреляли! Их заставили в этом признаться! Потому что есть криминальный труп и есть два алкаша, которые ни черта не помнят! Осталось найти дуру, которую можно выставить заказчицей убийства!

– Да откуда вы знаете? – спросила она потрясенно.

– От Пушкина, – призналась я. Анисья, разумеется, приняла это за шутку. И уже хотела было расколоться, но помешал перфоратор.

Если вы когда-нибудь сами делали ремонт или ваши соседи делали ремонт, вы меня поймете. Разговаривать в такой обстановке совершенно невозможно. Тем более делать признания. Как можно откровенничать, перекрикивая дрель? Я это прекрасно понимала, поэтому сказала:

– Идем!

– Куда? – растерялась она.

– Куда угодно. Хоть в машине посидим.

– Мне одеться надо!

– Ну так одевайся!

На улице и в самом деле было прохладно, а Анисья разгуливала по дому в шелковом халатике с короткими рукавами. Я с неприязнью смотрела на темно-синий шелк, расписанный павлинами. Анисья невольно подбирала одежду в тон своему настроению. На голове у нее тоже красовался павлиний хвост, прихваченный какой-то экзотической заколкой с обилием стразов. Ей всегда было жарко, да и топили здесь хорошо. Не тащить же мне ее на холод с голыми руками и ногами? Я не садистка, просто хочу справедливости. Я не собираюсь садиться на пятнадцать лет за преступление, которого не совершала.

Она скрылась в спальне, а я стала ждать ее в прихожей. Итак, «а» сказано. Следователь был прав, когда намекнул мне: «Не все так однозначно». Братья в Анжелу не стреляли. Анисья не стала это отрицать. Осталось только узнать, где Анжела. Неужели все это было задумано лишь для того, чтобы надолго засадить меня в тюрьму? Ничего себе способ получить развод! Я подозревала, что у меня есть могущественный враг, но он еще, оказывается, человек с богатой фантазией!

– Готова?

– Да, Зинаида Андреевна. Готова.

Она стояла в коридоре с огромной сумкой в руке. На мой вкус, с таким «ридикюлем» надо за картошкой на рынок ходить, а не в кафе с подружкой чайку попить. Но это на мой взгляд. Анисья же принимала то, что еле держала в руке, за дамскую сумочку.

– Может, в кафе? – робко спросила она. – Чего в машине-то сидеть? Не лето!

– А я печку включу, – сказала я сквозь зубы.

– Зинаида Андреевна, я еще не обедала, – заныла Анисья.

– Халявщица ты! – рассердилась я. – Ну да ладно. Я тебя накормлю. Если только ты мне все расскажешь без утайки.

– Да расскажу я. Всю правду. Как на духу, клянусь!

– Идем!

Мы спустились на первый этаж. Мне не терпелось начать разговор прямо в лифте, но я подумала, что неплохо было бы записать ее признания на диктофон. Его я на всякий случай захватила с собой. Но мне надо незаметно его включить, кто знает, захочет ли Анисья, чтобы ее записывали? Лучше это сделать тайно. Поэтому в лифте я молчала, она тоже.

Когда мы вышли во двор, Анисья вдруг занервничала. Я крепко взяла ее под локоть:

– Спокойнее. Я жду твоих признаний.

– Так не тут же, – заныла она. – Холодно… Шумно…

Я тоже не представляла, где здесь можно поговорить в тишине. Доверительно. Вокруг было столько новых домов, что грохот не смолкал. Повсюду сверлили, долбили, штробили. Детская площадка во дворе пустовала, несмотря на то что было самое время для прогулок на свежем воздухе. Лишь на заасфальтированной площадке, огороженной сеткой, мальчишка гонял мячик от ворот до ворот, явно тоскуя из-за отсутствия компании.

– И как тебя угораздило снять здесь квартиру? – спросила я у Анисьи. – Это же район сплошных новостроек! Когда еще тут все устаканится!

Она на секунду растерялась, потом затянула свое:

– Мы, бедняки, люди привычные…

– Ну? Где твое кафе? Или, может, все-таки в машине поговорим?

– Вон, тамочки… – Она потянула меня за угол.

Вход в кафе был в этом же доме, но с другой стороны, аккурат напротив автобусной остановки. К двери вели пять ступенек, на козырьке красовалась вывеска: «Тройка».