Брат на брата. Окаянный XIII век

Булгары, обслуживающие купеческий двор, только удивленно покачивали головами и восхищенно цокали языками, поглядывая на крепких, разудалых русов.

После купания и обильной еды с хмельным медом, сытые и довольные, потянулись владимирцы отдохнуть с дороги, только Ермил Лукич, оставив вместо себя старшего, решил осмотреть город, но в воротах был остановлен сторожами. Те, скрестив копья, преградили ему путь.

–Да мне посмотреть только, – гудел Ермил, прося пропустить, но сторожа оставались непреклонны, даже несмотря на предлагаемое серебро.

–Да ты, государь, не проси их, не пропустят, – услышал Ермил голос за спиной. Обернувшись, он увидел перед собой рыжеволосого мужика, скособоченного, в грязном ветхом тряпье, с черной повязкой, перекрещивающей нос.

–Пока табличку им не покажешь, не выпустят со двора, – пояснил мужик.

–Что за табличка? – недовольно пробасил Ермил, разглядывая мужика.

Оборванец неопределенно развел руками и прогундосил:

–Как с товара мзду снимут, так и табличку выдадут, а допрежь сидеть вам здесь.

–А ты кто таков? – сердито сдвинул брови Ермил Лукич. – Одет как раб, а говоришь вольно.

–Так я и есть раб, – ухмыльнулся рыжий. – Вот уже десять лет на дворе обитаюсь, воду ношу да навоз лошадиный убираю. Сам-то я из Городца. Как-то пошел поохотиться на уток, да сам в силки попал к булгарам.

–Бежал бы…

–Бежал, и не раз. Ловили. Нос отсекли, уши, ноги разбили так, что еле хожу, а руки не тронули, чтобы мог работать. Вот и работаю.

–Скажи, а наших мужиков много в городе?

–И мужиков, и баб немало, да все полоняне. Есть и вольные.

Отведя рыжего подале от ворот, Ермил тихонько спросил:

–Ты Романа знаешь? Из Володимира. Купца.

–Купца не знаю, а вот князя Романа знаю. Муж именитый, за нас горой стоит, многих из рабства выкупил.

–А другого Романа нет в городе?

–Есть, но не по купеческому делу: рабы все больше… Володимирские мужики в Булгарии есть, все слуги княжеские, а вот купцов нет.

–Ладно. Нет так нет. Тебя-то как зовут?

–Когда-то называли Первуном, – горестно прогундосил рыжеволосый оборванец, – а ноне – Рваное ухо.

–Ты вот что, Первун, приходи в вечер ко мне. Поди, найдешь? Разговор есть. Да и тебе тоже интересно, поди, узнать, как Городец живет? Был я там совсем недавно. И вот еще что: на дворе есть кто-нибудь, по-нашему разумеющий? – поинтересовался Ермил.

Покачав головой, Первун ответил:

–Русские купцы в столице редкие гости, оттого и речи нашей здесь не знают.

–Это хорошо. Хотя бы послухов опасаться не надо будет. Ну, будь здоров, Первун, и приходи, как стемнеет.

Обо многом узнал от безносого раба в ту ночь Ермил: и о жизни стольного города, и о царе, о купцах и ценах на товары, о рабском житье. Уже под утро, прощаясь, владимирский купец спросил:

–Слышал я, что праздник скоро в стольном граде?

–Через два дня.

–Через два дня? – удивленно и несколько разочарованно произнес Ермил. – А коли тиуна царского не будет, как мне отсель выбраться?

–Не тревожься, выведу, – заверил Первун. – Токмо одежу надобно сменить, приметна уж больно.

Ермил понимающе кивнул.

–Одежу сыщу. Ты вот токмо меня не подведи.

–Будь в надеже, мое слово крепко, – заверил рыжеволосый раб и растаял в темноте.

Дни тянулись в безделье. Владимирцы, пользуясь случаем, отсыпались. Царский тиун так и не появился, не показывался и Первун. Лишь рано утром третьего дня он, разбудив Ермила Лукича, шепотом предупредил:

–К полудню будь готов.

Слыша доносящийся из-за высоких стен гул голосов, протяжное завывание труб и рожков, уханье барабанов, Ермил в нетерпении расхаживал по двору в ожидании Первуна. Тот, как и предупреждал, появился около полудня, и не один. Рядом с ним стоял широкоплечий светловолосый мужик в пестром халате и меховой шапке. Лицо его было выбрито, и это ввело Ермила Лукича в сомнение.

–Вот он проведет тебя на праздник. С ним и возвернешься, – кивнул Первун на светловолосого и, почувствовав настороженность владимирского купца, добавил: – Да наш это, из Устюга мужик. Был рабом, а ноне князю Роману служит. Чего молчишь? – толкнул он товарища в бок. – Молви слово.

Но мужик только кивнул.

–Сам-то я не могу быть с тобой. Рабов за городскую стену не выпускают, а Семен – он вольный, все тебе покажет и расскажет. Ну, с Богом.

Как шли, Ермил так и не понял. Коридоры, переходы, заваленные гнилью дворики, и неожиданно оказались на залитой солнцем улице, по которой двигался в одну сторону народ. Смешавшись с толпой, владимирский купец оказался за городом.

Пестрое людское море многоголосо шумело. Булгары, одетые в праздничные одежды, с веселыми просветленными лицами, толкались возле огромных бочек с вином, где царские виночерпии наливали чары всем, кто хотел. Здесь же, у пышущих жаром костров, томились целые туши быков и баранов, и каждый желающий мог съесть мяса столько, сколько позволяло пузо. Те, кто чувствовал в себе силу, мог побороться с прирученным медведем. Детвора, раскрыв рты, смотрела представление акробатов и жонглеров, глотателей огня и факиров, пришедших в Волжскую Булгарию из далекого Багдада.

–Неужели так многолюден Биляр? – удивился Ермил, взором охватывая волнующееся людское море.

–Нет, конечно. Здесь народ и из других городов, – пояснил идущий рядом с купцом Семен. – Но сегодня платит за все царь: и за угощение, и за развлечения.

–Щедр царь булгарский, – удивился Ермил. – А сам-то он где? Большое желание царя лицезреть.

–Ежели протолкнемся во-о-он к тому дереву, – показал Семен рукой на одиноко стоящий дуб в окружении колышущегося людского моря, – увидим царя. И надобно поспешать. Скоро начнется самое главное. Иди за мной и не отставай.

Заревели трубы. Царские воины, соединив древки копий в сплошную линию, навалились на мужиков и баб, раздвигая пространство перед дубом для проведения состязаний самых сильных, ловких и умелых.

Ермил Лукич и Семен пробились почти к самому ограждению.

–Вот царь Чельбир с царицей, – кивнул в сторону развесистого дуба Семен.

Ермила Лукич, встав на цыпочки и вытянув шею, устремил взгляд на открытое пространство. В тени дуба на устланной коврами земле стояло два высоких кресла, в которых сидели царь и царица. Царю было за пятьдесят. Бритое лицо, утомленный взгляд черных глаз, скорбные черточки в уголках рта, морщинистый лоб. Царь был сухощав, видимо, невысок, одет в темно-зеленые, расшитые жемчугом одежды. Царица, явно моложе мужа, выглядела величаво: и благодаря гордой осанке, и яркой красоте, и сверкающим каменьями одежде. Позади царской четы справа и слева от нее расположился двор, именитые гости, белыми одеждами выделялись служители Аллаха.