Брат на брата. Окаянный XIII век

–Что, «белоглазые», не ожидали? Это вам не за безоружным гоняться! – рассмеялся Андрей, оценивая противника.

Он неожиданно прыгнул к ближайшему от него мужику, но тот отскочил в сторону, продолжая угрожать палкой с заостренным и обожженным на огне концом.

–Так и будете бегать, горе-воины? А ну, разойдись!

Подняв меч, Андрей пошел вперед, и, на удивление, ему дали дорогу.

–Это мне больше нравится: одумались, «белоглазые».

Он сделал несколько шагов и остановился: на поляну, заполняя ее, толпами выходили воины. Их было много. Они были везде.

Немного помятых и несколько растерянных Андрея и Мотю подвели к единственно сидящему на коне воину. Он был широкоплеч, коренаст, большеголов, грива буйных его волос перетянута расшитой золотыми бляшками белой лентой, чуть раскосые черные глаза смотрят властно и требовательно, широкий нос, густые усы и окладистая борода с проседью, на плечах плащ, грудь прикрывает медная пластина с кругами, пришитая на доспехи из толстой бычьей кожи, у пояса приторочен короткий меч в ножнах.

–Пургас! – прошелестело среди мордовских воинов, и Андрей догадался: мордовский князь!

Оглядев пленников, Пургас спросил через толмача:

–Почто в землях моих оказались без моего на то дозволения?

Андрей, глядя князю в глаза, смело ответил:

–Шли в Городец, да заплутали. Потому в землях неизведанных оказались.

Князь, важно выпятив губу, не торопясь произнес:

–Мне то ведомо. Из письма, что в переметных сумах вез ты. А скажи, доводилось тебе бывать в городе на двух реках, что князь владимирский самовольством возвел?

–Нет, в этих краях я впервые.

–Может, и так, – согласился Пургас, – но встретились вы на моем пути в неурочный час, потому быть вам в полоне.

Привязав Андрея и Мотю друг к другу веревкой и приставив охрану, их погнали вслед за войском, поторапливая тычками тыльных сторон копий в спины. Было больно и обидно до слез, что вот так, не обагрив вражеской кровью меча, попались в плен.

–Ты спешил к Нижнему Новугороду? – обернулся Андрей к плетущемуся позади него Моте. – Так вот же он, за этими соснами.

–Неужто дозорные не увидят ворога? Поди, на башнях караул несут?

–Должно, пока не видят. Хитрит мордва. Вишь, время-то какое выбрал Пургас для нападения на город – самую жару. Я с великим князем в граде этом бывал, место открытое до стен, да вот беда: ложбинки, впадинки. По нужной-то можно скрытно до самых ворот подобраться. Э-эх, упредить бы…

–Голос не подашь, далеко, никто не услышит. И почто они на Новугород ополчились? Мордва – народ мирный.

–Есть на что сетовать князю Пургасу, – покачал головой Андрей. – Прошлой зимой великий князь с муромским князем Юрием Давыдовичем ходил походом на мордву. Побили их крепко, в полон многих взяли, деревеньки пожгли. Вот они и мстятся. А до того еще и князь Святослав с князем Иваном ходили на «белоглазых», – добавил Андрей.

–А почто мордву «белоглазой» кличут? – заинтересовался Мотя, но Андрей не успел ответить, ибо совсем близко ударили в колокол.

–Никак в Благовещенском монастыре заметили ворога. Слава тебе, Господи! Теперь успели бы ворота затворить, – с тревогой произнес Мотя и, обращаясь к воинам охраны, попросил: – Мужики, подойдем поближе. Посмотреть охота. Туда, туда, – вытянул он связанные руки по направлению к городу, – на опушку!

Мордовским воинам и самим хотелось посмотреть на сражение, и потому они, дергая за веревку пленных, направились к очищенному от леса взгорку, с которого как на ладони был виден город.

–Ого! – невольно вырвалось у Моти. – Стены-то повыше володимирских будут, да и ров, видать, немал. Во-во, мостки убирают! Ай да молодцы! Поспели!

–Молодцы-то молодцы, а только погляди, сколько мордвы пришло, глазом не охватить. И еще подходят мужики.

И правда, обтекая словно остров посреди реки, Благовещенский монастырь, между землянок и изб посада к городу устремились мордовские воины. Прикрываемые лучниками, впереди идущие тащили на плечах длинные еловые бревна, которые, словно ежики, ощетинились множеством коротких обрубленных почти у самого ствола веток. За ними, вооруженные мечами и длинными шестами, следовали самые ловкие, сильные, молодые воины.

–Чего они к крепости скопом бегут? Чай, не птицы, нет крыльев, а без них стену-то не перелететь, – рассмеялся Мотя.

–Рано радуешься, – нахмурил брови Андрей. – Не для забавы бревна и шесты волокут. На приступ пошли. К стенам подступятся, тогда только поворачивайся…

Поднялись вверх и послушно легли через ров бревна, по которым, точно муравьи, побежали воины с шестами. Подбежав к стене и воткнув заостренный конец шеста в землю, они, перебирая по нему руками и упираясь ногами в бревна стены, устремились вверх. Многие нападавшие использовали для этой цели веревки, на конце которых были привязаны железные крюки. Цепляясь ими за крайние бревна или заборала, они также карабкались на стены.

Поначалу защитников было немного, и мордовским воинам удалось захватить отдельные участки стен, но призывно зовущие колокола Благовещенского монастыря и Архангельского собора бросили нижегородцев на стены. Сверху на головы осаждавших обрушились камни, бревна, запели, неся смерть, стрелы, словно мешки с землей, полетели со стен тела убитых и раненых.

Неся потери, мордовские воины отступили.

–Так-то оно лучше, – выдохнул с облегчением Андрей. – Теперь уже нипочем стен не взять, – произнес он уверенно.

До самого позднего вечера продолжались бессмысленные приступы. Только с наступлением темноты князь Пургас отступился от задуманного: забрав тела убитых старшин, запалив посады и Благовещенский монастырь, мордва отошла к своим селениям. В числе немногочисленных пленных по ночному лесу брели Андрей и Мотя. И хотя положение их было незавидным, душа пела: Новгород Земли Низовой устоял!

2Селение, в которое привели Андрея и Мотю, было небольшим: десятка три дворов. Избы, срубленные из ели и сосны, стояли в два этажа: на первом – в строе – кладовые, на втором – надстрое – жилье. Они напоминали жилища новгородцев, но у тех над избами торчали трубы, а здесь печных труб не было, а крыши зияли прямоугольными дырами. Видимо, топили лесные жители по-черному.

Пленных подвели к одному из домов, ничем не примечательному, и по высокому крыльцу ввели в сени. Из сеней, темных и низких, ввели в горницу. Прямо перед дверью между двумя окошками стоял большой стол, вокруг горницы от входной двери и до печи – сплошная лавка, над лавкой – полица, где стояли горшки, лежали шапки и еще немало мелочей нашло там свое место. В углу располагалась огромная глинобитная печь, над челом которой в потолке зияла дыра, рядом с печью стоял большой чан. От печи к противоположному углу натянута веревка, по которой двигалась занавеска, отделяя ложницу от общей горницы. Войдя со света в полутемную избу, Андрей поначалу не увидел сидящего в дальнем углу за столом старца – сухого, сгорбленного, белобородого, пока тот сам не подал голос. Судя по тому, что приведшие в избу пленных мордовские мужики кланялись белобородому, звания он был непростого. Мужики заговорили разом, указывая на Андрея и его слугу, старик же сидел молча, прикрыв глаза, слушая всех, не прерывая. Затем он встал, и мужики смолкли. Что-то тихо им сказав, белобородый опять сел на лавку и погрузился в размышления, а мордовские воины, кланяясь, вышли из горницы, оставив пленных одних.