Братьев своих ищи…

И вот сидим у нее в коммуналке, на стенах вместо обоев – фотографии выпускных классов, и говорим, и говорим…

И выясняется, что она уже 5 лет на пенсии, живет воспоминаниями, потому что действительностью жить не хочется.

Что приходят ученики иногда, но очень иногда.

Что дочь ее уехала в Москву с мужем и не звонит…

– Не было у меня на нее времени совсем, – говорит Полина Борисовна, – все время в школе, в школе… Пропустила дочку.

– А что Паша? – спрашиваю.

– Какой Паша? – отвечает, а сама смотрит куда-то в сторону.

– Ну, Ваш вундеркинд, Ваша гордость, который у Вас тут с утра до вечера пропадал. Вы ему еще котлеты делали вкусные, мне иногда перепадало…

– Ах, Паша?..

– Да, Паша, я его еще по Вашей просьбе на съемки брал. Что с ним?

– Он в порядке.

– Вы говорили, что он-то точно прославит школу и Вас, потому что он – талант.

– У меня к чаю есть сушки, ты, наверное, давно сушки не ел…

– Вы еще в пример его перед всем классом ставили, хотели, чтобы все такими были… Это он мне сам рассказывал.

– Он талант, да, – говорит Полина Борисовна и вдруг опускает глаза. – Но я не хочу о нем говорить, Сеня.

– Ну, не хотите – поменяем тему, – я уже волнуюсь, вижу, не тот вопрос задал…

– Он банк открыл.

– Ах, вот как!

– Да, он банк открыл большой и очень процветал.

– Все-таки прославился, как Вы и предполагали…

– И я тоже в его банк деньги положила. Он мне сказал: «Не волнуйтесь, Полина Борисовна, Вы же мне как мама».

И так лежали они… И я не волновалась… Все мои деньги.

– Так-так, – я уже начал понимать что-то.

– Только три месяца назад банк сгорел, – говорит Полина Борисовна. – Обанкротился.

– Деньги вернул? – спросил я и, наверно, слишком резко спросил.

– Нет, – тихо отвечает.

– Но вернет? – спрашиваю.

– Не знаю.

– А он что говорит?

– Он говорит, что все деньги сгорели.

– Все?

– Все, до копейки.

– Вы давно с ним говорили?

– Неделю назад, мне как раз пенсию задержали…

– У Вас есть его телефон?

– Не надо, Сеня, это все равно ничего не даст.

– Дайте мне его телефон, пожалуйста, я просто с ним поговорю…

– Он мне все объяснил…

– Я хочу с ним поговорить, Полина Борисовна, не волнуйтесь, все будет пристойно.

– Нет, Сеня, ну о чем мы говорим?! Мы, может быть, с тобой в последний раз встречаемся, а о чем говорим?!

– Я Вас очень прошу, Полина Борисовна, дайте мне его телефон.

Ну, что я ему сделаю, я ведь израильский гражданин, я для него не угроза.

Она встала, взяла с полки надорванную телефонную книгу и показала мне телефон.

Я сказал: «Он со мной говорить не будет, попросите Вы его к телефону».

Она позвонила. Ответила секретарша. Тут же соединила с Павлом Константиновичем.

– Скажите, что просите Вас принять, – шепнул я.

Она сказала.

И Паша на удивление быстро согласился. Даже спросил ее о здоровье.

Она положила трубку и сказала с надеждой:

– Мне кажется, Сеня, он хороший человек. Он так со мной сейчас говорил, что мне кажется, он мне деньги вернет…

Назавтра в 11:00 мы были у стеклянных дверей зеркального здания.

По вывеске это уже не был банк, это было финансовое управление.

Поднялись на восьмой этаж, прошли по стеклянным полам, я впервые такое видел – под стеклом плавали рыбки.

Перед нами открыли двери, нас усадили, угостили, не заставили ждать.

Он появился.

Он полысел, но взгляд был такой же, по-детски открытый.

Он даже обнял и Полину Борисовну, и меня. Сказал:

– Я очень рад, что Вы приехали, Семен Матвеевич.

Потом сел и произнес очень тепло:

– Слушаю Вас внимательно.

Я сказал сразу:

– Здесь какое-то недоразумение, Паша.

Клянусь вам, я был уверен, что, выслушав меня, он ответит: «Конечно же, меня неправильно поняли, я верну все деньги…».

Вернее, мне так хотелось, чтобы он ответил!

Но после моего пояснения, он сказал:

– Банк обанкротился. Такое бывает.

– Но деньги ты вернешь? – спрашиваю.

– Ну, как же я их верну? – говорит. – Полина Борисовна, дорогая моя, я же Вам все объяснил…

И вдруг Полина Борисовна встает и говорит:

– Извини, Паша, – и столько смущения в голосе. – Это Сеня приехал, он подумал… Мы пойдем…

Откуда это в нас, ну, откуда?! Это я уже сейчас по ходу написания истории разогреваюсь. Ну, откуда эта покорность перед таким откровенным, не прикрытым бандитизмом… Откуда?!

Я увидел ее, испуганную, одинокую, такую беззащитную перед всем этим. И сказал ей: «На секундочку, Полина Борисовна», – и потихоньку вывел ее из комнаты.

Повернулся к Паше, а он смотрит на меня, словно не понимает, в чем дело.

Я ему говорю:

– Она же тебе все свои сбережения отдала.

Он мне:

– Банк сегодня – это очень рискованное дело.

Я ему:

– Ты знаешь, какая у нее пенсия?

– Увы-увы, – говорит.

– Ты же настоящий бандит, – говорю.

– Не советую, – говорит, – у меня охрана не любит евреев.

– Отдай ей деньги.

– Не могу.

– Отдай. Что тебе эти ее деньги? У вас тут рыбы под полом плавают, – сказал я. И вдруг у меня мелькнула мысль, я понял, как с ним надо говорить.

– Дай по-черному, – говорю.

– Нельзя.

– Никто не узнает.

– Узнают.

– Но она же с голода умрет.

– Меня бесполезно брать на жалость…

– Паша, ты, что – с ума сошел?! Ты же для нее, как сын был! Ты же у нее с утра до вечера котлеты ел! Такого не может быть, Паша… Я действительно не понимал, клянусь, у меня не вмещалось ни в башке, ни в сердце, что он, Паша, может так отнестись к Полине Борисовне.

Все было не логично. Он же денежный мешок, это видно сразу, что ему стоит отдать деньги своей учительнице, это ведь копейки для него!