Братство

– Ваша дерзость возмутительна, - холодно заявила блондинка, в ее темных карих глазах мерцало пламя.

– У нас есть разрешение Папы, - солгал Эцио.
– Вот его гарантии, - он вытащил чистый пергамент, с которого свисала впечатляюще выглядящая печать.

– Ублюдки, - хладнокровно отозвалась женщина.
– Если вы думаете, что я знаю, где держат Чезаре, вы ошибаетесь. Я больше не хочу его видеть, и молю бога, чтобы ни одна капля его проклятой крови не текла в жилах моей дочери.

– Мы разыскиваем Микелетто, - перебил ее Макиавелли.

– Этого каталонского деревенщину, - презрительно сказала она.

– Откуда мне знать, где он?

– Ваш муж говорил, как планирует сбежать, если его схватят, - сообщил Макиавелли.
– Он полагался на вас.

– Вы так думаете? Нет! Возможно, он сообщил это одной из своих многочисленных шлюх. Например, той, что наградила его Новой болезнью.

– А вы..?

– Я к нему не прикасалась с тех пор, как у него появились первые язвы. А у него хватило приличия держаться от меня подальше и продолжать развлекаться со шлюхами. У него от них одиннадцать бастардов. Но я, по крайней мере, чиста, и моя дочь тоже. Как видите, я покидаю Рим. Франция намного лучше этой адской бездны. Я возвращаюсь в Ла-Мотт-Фёй.

– Почему не в Наварру?
– притворно удивился Макиавелли.

– Хотите меня обмануть?
– женщина повернула к нему холодное худое лицо. Эцио подумал, что она была бы красивее без ямочки на подбородке.
– Я не собираюсь отправляться в Наварру только потому, что мой брат женился на принцессе и стал королем.

– Ваш брат по-прежнему верен Чезаре?
– спросил Эцио.

– Сомневаюсь. Почему бы вам не прекратить тратить свое и мое время, и не пойти и спросить у него?

– Наварра далеко.

– Верно. Потому и предлагаю вам и вашему угрюмому другу отправиться туда. Уже поздно, а у меня еще остались дела. Прошу вас меня покинуть.

– День прошел в пустую, - заметил Макиавелли, когда они снова вышли на улицу. На город опускался вечер.

– Я так не считаю. Мы узнали, что никто из близких Чезаре не попытается укрыть его или защитить, - Эцио остановился.
– Все женщины, которые были важны ему, его ненавидят, а у Джулии не было времени даже на Родриго.

Макиавелли скривился.

– Подумай сам, как бы ты реагировал, если бы тебя трахал мужчина, годящийся тебе в деды.

– Она не очень переживает по этому поводу.

– Мы так и не узнали, где Чезаре. Используй Яблоко!

– Нет. Не сейчас. Мы должны справиться сами.

– Что ж, - вздохнул Макиавелли.
– Слава Богу, что Он наградил нас умом.

Тут к ним подбежал один из агентов Макиавелли, - низенький, лысый мужчина со встревоженными глазами. Он задыхался от бега.

– Бруно?
– удивленно и заинтересовано спросил Макиавелли.

– Хозяин, - выдохнул агент.
– Слава Богу, я вас нашел!

– Что случилось?

– Сторонники Борджиа! Они послали кого-то следить за вами и мастером Эцио...

– И?

– Они поняли, что вы оторвались от них и захватили в плен Клаудию!

– Сестру! Господи Боже... Как?
– ахнул Эцио.

– Она была на площади у собора Святого Петра - знаете ту шаткую деревянную колоннаду, которую хочет снести Папа?

– Давай к делу!

– Они ее захватили - она послала своих девушек, чтобы те проникли...

– Где она сейчас?

– У них убежище в Прати - к востоку от Ватикана. Туда они ее и отвели, - Бруно быстро поведал им, где держат в плену Клаудию.

Эцио посмотрел на Макиавелли.

– Вперед!
– решил он.

– По крайней мере, мы узнали, где они скрываются, - проговорил Макиавелли.

Они вдвоем взобрались на крыши и поверху побежали в сторону Тибра, туда, где его пересекал мост делла Ровере, а оттуда - дальше, к цели. Место, о котором сообщил агент Макиавелли, Бруно, представляло собой ветхую виллу к северу от рыночной площади в районе Прати. Но, не смотря на осыпающуюся штукатурку, входные двери были обиты железом, а на окнах стояли новые решетки, покрытые свежей краской.

Прежде чем Макиавелли остановил Эцио, тот подошел к двери и громко постучал.

Приоткрылось окошко и оттуда на них глянули чьи-то глаза. Потом, к их удивлению, дверь отворилась на хорошо смазанных петлях. Они вошли в пустой двор. Никого не было. Тот, кто открыл им дверь, а после закрыл ее - исчез. С трех сторон двора располагались двери. Та, что напротив входа, была открыта. Над ней колыхалось потрепанное знамя с черным быком на золотом поле.

– Ловушка, - коротко бросил Макиавелли.
– У тебя есть оружие?

У Эцио был скрытый клинок, меч и кинжал. Макиавелли обнажил меч и стилет.

– Входите господа - добро пожаловать, - произнес кто-то. Голос донесся из окна, располагавшегося над открытой дверью.
– Думаю, у нас кое-что для вас есть.

– Папа знает, где мы, - громко заявил Макиавелли.
– Вы проиграли. Сдавайтесь! Ваша служба окончена!

Ответом ему был смех.

– Разве? Отнюдь. Входите же. Мы знали, что вы проглотите приманку. Бруно уже больше года работает на нас.

– Бруно?

– Предательство царит в мире, и Бруно не исключение. Он хотел денег, намного больше, чем вы ему платили. И оно того стоило. Ему удалось заманить сюда Клаудию, которая надеялась встретиться с одним из английских кардиналов - они не встревали в междоусобицу, как англичане всегда и делают. Клаудиа хотела переманить его на свою сторону и выудить из него информацию. К сожалению, с кардиналом Шэйкшефтом случилось кое-что ужасное - его переехала карета, и он умер на месте. Но ваша сестра, Эцио, еще жива, и я уверен, что она хочет видеть вас.

– Тише, - предупредил Макиавелли, когда они переглянулись. Эцио был в ярости. Он весь день пытался отыскать сторонников Чезаре, а они отыскали его первыми.

– Где она, ублюдки?
– крикнул он.

– Входите.

Двое Ассассинов осторожно подошли к темному проходу.

За ним обнаружился тускло освещенный зал, в центре которого на постаменте стоял грубоватый бюст Папы Александра VI - крючковатый нос, безвольный подбородок, толстые губы. Мебели не было, но в трех стенах было по двери, и, опять же, та, что располагалась прямо напротив входа, была открыта. Эцио и Макиавелли прошли туда и оказались в мрачной комнате. Там стоял стол, с разбросанными на лежащем на нем куске ткани ржавыми металлическими инструментами. Они тускло блестели в свете единственной свечи. Рядом на стуле сидела полураздетая связанная Клаудиа, руки ее лежали на коленях, лицо и грудь покрывали синяки, во рту - кляп.