Братья 2. За закрытой дверью

– Ну что, кончила? – спрашивает Дима, убрав мои ладони с лица.

– Да.

– А я нет. Продолжай.

– Твои проблемы.

Грациозно спрыгиваю с него и дарю наглую улыбочку.

– Мои проблемы? Ну я их тогда и решу.

Внезапно возникшая из-за спины сила валит меня на кровать. Пытаюсь ползти, перевернуться, но все попытки только усугубляют положение. Весом своего тела Дима буквально вдавливает меня в матрас. Одна его рука сжимается на моей шее, вторая сжимает ягодицы.

– Пусти! Отвали от меня! – визжу я.

Уровень стискивания шеи повышается, визжать уже не могу. Неприятный слизкий звук из его рта, и догадка впивается в мое сознание. Кое-как разжав пару его пальцев, получается выдавить:

– Не смей, блять!

– Зайка, ты же сама захотела поиграть.

Знаю, что не вырвусь, но продолжаю крутиться до последнего. Диме плевать, он и в столь сложном положении находит нужное отверстие. В моем случае анальный секс требует основательной подготовки. Если так сразу, как показывают в порно, мне неприятно и даже больно. Подобное мы практикуем, только когда страсти зашкаливают, не чаще раза в полгода. Для этого мне нужно возбуждение, граничащее с оргазмом, приятные стимуляции пальцами или маленькими пробками.

Я не возбуждена ни капли, хочу сбежать, боюсь того, что будет. Того, что уже есть. От боли стискиваю зубы и зажмуриваю глаза. Разве это возможно? Видимо, да. Снова и снова, снова и снова. Все внутри съеживается, пытается вытолкнуть его из себя, но не выходит. Каждое новое движение болезненнее предыдущего, ситуацию усугубляют и мои повороты в поисках лазейки спастись. Лучше не шевелиться, просто замереть и ждать. Сжимаю подушку так, что мой маникюр протыкает наволочку. Из горла вырывается судорожный звук, но не стон, а всхлип.

Я чувствую не только теплые слезы на всем лице, я чувствую его пальцы то во рту, то на шее, чувствую, как трение все усиливается и как жжет анальное отверстие. Возбужденные мужские стоны на ухо, мои всхлипы. В этот момент вся жизнь кажется бессмысленной. Если я не управляю своим телом, чем я тогда вообще могу управлять?

Диме мало раздавить меня, видимо, он хочет, чтобы я запомнила этот урок надолго, весь день думала о своей ошибке тягаться с ним, чтобы я даже сесть не смогла. От новых рывков не откупиться слезами – я кричу. Предпочла бы молча сносить унижения, но этот уровень боли непереносим. Влажная ладонь затыкает мне рот. Да, такой крик способен разбудить ребенка. Решение удачное. Секс становится все жестче, а вот крика моего не слышно, только приглушенный жалостливый вой. Сколько еще? Неужели недостаточно? Внезапно его пальцы приподнимаются вверх. Теперь Дима сжимает и нос, не оставив ни единой возможности вдохнуть.

Когда задыхаешься и испытываешь боль, можешь оценить чувство беспомощности во всех красках. У меня мутнеет в голове, я реально верю в то, что могу умереть. Вдох. Не думаю о том, что жива, не радуюсь хорошей концовке. Скрутившись и обняв коленки, продолжаю беззвучно плакать, изредка хватая воздух ртом. Мне проще закрыть глаза, чем видеть его. Слышу, как открывает шкаф, как звенит пряжка ремня и шелестят документы. Сердце сжимается, когда слышу и плач Мишутки. Неужели я его разбудила своим криком?

– Я поехал, к ребенку подойди.

Открываю глаза, только когда слышу хлопок двери. Пытаюсь нащупать ночнушку, не выходит из положения лежа, приходится сесть. Столь обыденное действие ускоряет скорость падения слезинок. Одеваюсь и переставляю ноги по направлению к детской. Порой приходится искать опору в стенах. Мне все еще так больно, что губы непроизвольно дрожат.

Перед тем, как войти к Мишутке, вытираю слезы рукавами халата и вдавливаю в лицо судорожную улыбку. В этот момент чувствую себя марионеткой, уголки губ которой растянули с помощью ниточек против ее воли.

– Все хорошо, Мишутка. Все хорошо, еще рано. Давай поспим еще пару часиков, что скажешь?

Обнимаю сыночка, даю водички и снова укладываю. Мишутка уже не плачет, он обнимает своего любимого рыжего медвежонка Рыжика и утыкается личиком в одеялко. В кресло-качели садится по объективным физиологическим причинам не хочу. Сидя на корточках у его кроватки, пою колыбельную, проглатывая всхлипы в зачатках. Слезы также мелодично затапливают воротник.

Глава 5

Детская клиника, где наблюдается Мишутка, одна из лучших в городе. Ежегодное посещение стоит c машинку средненькой паршивости. Дима сам предложил это дорогое удовольствие, считая, что никаких денег на здоровье ребенка не жалко.

Уровень предоставляемых услуг мне более чем нравится. Все врачи компетентны и доброжелательны, а главное умеют ладить с детьми. Каким-то чудом им удается уговаривать не самого послушного пациента, еще и на немецком, которого Мишутка, как истинный сын своей матери, знает плохо. К каждому визиту педиатра мне приходится штурмовать интернет и вбивать в переводчик целые абзацы. Языковой барьер не шутка, когда дело касается здоровья ребенка.

Как ответственная мама, прихожу с распечатанными вопросами и прошу мне писать на них ответы в переводчике. Вообще мой немецкий не настолько ужасен, на бытовом плане я вполне вывожу. Медицинские и анатомические термины я, увы, еще не выучила, поэтому справляюсь, как получается. Да, за четыре года можно было выучить язык в совершенстве, у меня же мотивация отсутствует напрочь. Все внутри сопротивляется, может, потому что я так и не привыкла к этой стране.

Миловидная брюнетка дает памятку о побочных симптомах прививки. Прекрасно, дома обязательно переведу. Мой героический малыш уже не ревет, и мое материнское сердце перестает кровоточить. О чем о чем, а о страшной фантомной боли, как уникальной характеристике материнства, меня не предупреждал никто. Болит за детей, как оказалось, в десятки раз сильнее, чем за себя.

Веселая медсестра быстро завлекает Мишутку игрой. Она предлагает ему детский набор доктора. Мишутка в полном восторге, когда делает игрушечную прививку этой доброй женщине. Не хочу спешить, выдергивать ребенка и тащить домой. Пусть поиграет, хорошие эмоции скрасят болезненность этого дня, больница не будет казаться пыточной.

Пока сыночек играет, открываю медицинскую карту Мишутки. Похожие ощущения чувствуешь, когда листаешь альбом с фотографиями. Только эти чувства тяжелее и приправлены горечью. Вспоминать болезни своего ребенка не просто не приятно, а больно. У Мишутки был только конъюнктивит и ОРВИ, но мне этого хватило, чтобы и в панику впасть, и плакать, глядя, как ему плохо.

Начало карточки. Вес – три сто, рост – пятьдесят один. В этот момент улыбаюсь так искренне, как только возможно. Мишутка родился маленьким, зато уже через месяц перегнал своих сверстников. Сейчас он высокий ребенок, иногда даже одежда по возрасту мала. Здесь и выписка из роддома, и мои анализы. Все, разумеется, на немецком, лишь картинки и цифры помогают понять, о чем идет речь. Цифры. Одна, вторая, третья. Все они из разных анализов, но на одном развороте.

Горло стягивает колючей проволокой до того, как понимаю, в чем дело. Вчитываюсь, перепроверяю и вскакиваю с дивана с видом человека, которого заживо сварили в кипятке. Пихаю анализы под нос врачу абсолютно бесцеремонно и тычу пальцем в цифры.