Братья Дуровы

Как-то градоначальник без предупреждения приехал в цирк. Первое отделение уже началось. В ожидании своего номера Дуров сидел в буфете, спиной к входной двери. В это время раздался шум, и туда вошел Зеленый в сопровождении чинов полиции.

Все, находившиеся в буфете, встали из-за своих столиков. Только один Дуров остался сидеть и продолжал невозмутимо курить.

Зеленый заорал:

— Встать!

Дуров сделал вид, что не слыхал.

— Встать! — еще громче закричал Зеленый.

Тогда Дуров обернулся и спокойно заметил:

— Не имею чести вас знать…

— Скажите этому олуху, что я — Зеленый! — приказал адмирал своим подчиненным.

Дуров тут же откликнулся:

— А-аа, Зеленый!.. Ну, когда ты дозреешь, тогда я и буду с тобой разговаривать.

— Взять! — загремел адмиральский голос.

Полицейские бросились выполнять приказание, но Дуров уцепился за стул и его пришлось вместе со стулом вынести из буфета. И все-таки он не встал.

— Отправить! — последовал приказ Зеленого.

— Ваше превосходительство, это тот самый Дуров, которого вы прибыли смотреть… — робко доложил помощник полицмейстера. — Его ждет публика. Если его сейчас убрать, то выйдет большой скандал. Позвольте ему кончить представление, и тогда мы немедленно уберем его из Одессы.

Зеленый согласно кивнул головой и проследовал в свою ложу.

«Э-ээ, все равно пропадать…» — подумал Дуров и обратился к помощнику:

— Скорее найди мне зеленую краску!

Просьба его была исполнена. Дуров тут же выкрасил свою дрессированную свинью и вышел с нею на арену.

Трудно описать, что творилось в цирке при появлении клоуна с зеленой свиньей. Публика неистовствовала, кричала, стучала палками, аплодировала. А из губернаторской ложи, упираясь руками в барьер, высунулся сам градоначальник и тоже что-то орал, но голос его тонул в общем шуме.

Клоун же стоял молча, неподвижно, посередине арены.

Не помогло вмешательство самого директора цирка Труцци. Маленький, толстый старичок с черными нафабренными усами, он вызвал еще больший смех, когда, ругаясь по-итальянски, тщетно пытался увести свинью за кулисы. Не тут-то было, свинья уперлась, громко хрюкала — и ни с места.

Прибежали конюхи. Принялись толкать чушку, сдвигать с места, все напрасно! В помощь им появился пристав, ударил зеленую упрямицу ножнами шашки, оттого лишь раздался громогласный визг. Ответом был новый взрыв хохота и крики «браво, пристав!»

История эта никогда бы не завершилась, если бы клоун ласково не погладил свинью и не увел ее с арены. Следом за ним отправился дежурный пристав с приказанием губернатора выпроводить Анатолия Дурова из Одессы с первым поездом.

«Главная роль клоуна». Карикатура.

Вражда между братьями не утихала.

Если один заводил дрессированную свинью, то и другой делал то же, если старший выступал с крысами, то и младший их заводил, и, наоборот, если младший обучал козла разным трюкам, то старший принимался за то же. У обоих были собаки-математики, и оба показывали номер с участием всех своих животных; у Владимира Дурова он назывался «Железная дорога», а у Анатолия Дурова — «Война животных».

Как один, так и другой брат выходили на манеж почти без грима, в шелковом нарядном костюме, поверх которого надевали парадную ленту, украшенную жетонами; кроме того, на груди у каждого красовалась звезда эмира Бухарского.

Итак в творчестве братьев как будто не было заметной разницы. Но это только на взгляд поверхностного наблюдателя.

Обычно оба брата начинали свой номер со вступительного монолога. И тут пальма первенства принадлежала младшему Дурову. Его монологи отличались большей остротой, глубиной, доходчивостью, чем у старшего брата. Зато методы его дрессировки были намного слабее, примитивнее. Он писал: «Я оставляю у себя только наиболее восприимчивых животных, сразу выгоняя ленивых и малоспособных… В случае нужды, для номера поросят я беру напрокат. Три-четыре дня вполне достаточно, чтобы животные выдрессировались для нужных мне целей».

Бывало, Анатолий Дуров лишь использовал природные инстинкты животных. Так, например, секрет номера «Поющий петух» заключался в том, что петуха выносили из полной темноты на ярко освещенную арену, и он неизбежно начинал петь. Таков уж природный рефлекс этих птиц: после долгого пребывания во мраке, ослепленные ярким светом, они беспокойно кукарекуют.

Нередко Анатолий Дуров просто покупал животных и птиц, уже обученных какому-нибудь трюку, или же отдавал их для обучения своим опытным помощникам.

Все это позволило создать номер «Война животных», который принес ему славу выдающегося дрессировщика. В значительной мере благодаря этому номеру он, тогда еще молодой клоун, с огромным успехом гастролировал в цирках Германии, Франции, Италии, Испании. А номер был совсем не сложен. На противоположных сторонах манежа стояли огромные ящики. По знаку клоуна дверцы их в нужный момент открывались, и из одного ящика выскакивали поросята, из другого — гуси и индюки. Обезумевшие от долгого сидения в темноте, от слепящего света арены, грохота оркестра, подгоняемые ударами бича, животные и птицы отчаянно шумели, хрюкали, кричали, производили полный переполох, все переворачивали на своем пути. Вот и вся война…

Но она была неожиданна и смешна.

Грандиозный номер «Взрыв крепости», показанный Анатолием Дуровым в московском манеже, также был несложным, хотя и очень эффектным. В нем участвовали тысяча кур и пятьсот петухов. Все они помещались в крепости. И когда эта крепость, освещенная бенгальским огнем, взрывалась согласно точным пиротехническим расчетам, нетрудно представить, что в этот трагикомический момент вытворяло ее кудахтающее и кукарекующее население.

Далеко не все номера с животными и птицами были так безобидны. Анатолий Дуров, так же как его старший брат, использовал свиней для сатирических шуток.

Под звуки игривого вальса из оперетты «Веселая вдова» свиньи качались на доске-качелях.

Дуров декламировал:

Качайтесь, свиньи, наслаждайтесь… Прекрасно знаю я — Везде господствует свинья. Куда ни глянь — по всем местам И свиньи здесь (жест в сторону свиней) И свиньи там (выразительный жест в сторону губернаторской ложи).

Парадоксально: Анатолий Дуров прежде всего подчеркивал то, что он выдающийся дрессировщик. Сатирическая клоунада, как он думал, занимала второстепенное место в его номерах. Однако сила его своеобразного таланта уже тогда именно заключалась в острой, блистательной сатиричности.