Братья Дуровы

Так непосредственно после представления русский клоун оказался в одиночной камере мрачной тюрьмы Моабит. Нет нужды описывать недельное пребывание его в одиночке. В своих воспоминаниях Анатолий Дуров не скрывал, что испытывал довольно сильный страх за свою дальнейшую судьбу: вдруг за оскорбление кайзера его осудят на долгие годы тюремного заключения…

Немецкие власти поступили относительно либерально — арестант был освобожден до суда под залог в восемь тысяч марок. Дуров поспешил во Францию, оттуда вернулся в Россию. Но через некоторое время получил предписание прибыть в Германию для судебного разбирательства дела.

История вновь принимала скверный оборот. За помощью и защитой пришлось обратиться к влиятельным поклонникам и поклонницам своего таланта, вплоть до герцогини Лейхтенбергской. Но все они оказались бессильны в столь щекотливом вопросе, как оскорбление германского императора.

Спасение пришло неожиданно: Дуров вспомнил, что он дрессировал собачку великого князя Алексея Александровича. По указанию его высочества клоун Анатолий Дуров был объявлен политическим преступником, следовательно, не подлежащим выдаче иностранным властям. Собачка выручила…

В своих воспоминаниях Владимир Дуров тоже говорит, что именно его выслали из Берлина за оскорбительный для кайзера Вильгельма каламбур в цирке. Он упоминает об этом бегло, касаясь своего знакомства с Вильгельмом Либкнехтом. Стоит привести его рассказ целиком.

«С вождем немецких социал-демократов я познакомился несколько лет назад, когда мне пришлось обратиться к нему, как адвокату, по нашумевшей в то время истории с моей ученой свиньей. В Берлинском цирке я показывал эту свинью и мною был, между прочим, проделан такой номер:

— Вас вилльст ду? („Что ты хочешь?“) — спрашиваю я свинью.

Она бросается к каске, какую носил Вильгельм, и тычет в нее мордой. Их вилль гельм! („Я хочу каску!“) — отвечаю я за нее. При соединении двух слов выходит — „Вильгельм“.

За это меня выслали из Берлина. Мой гражданский иск вел Либкнехт и выиграл его». [2]

Всюду, где только находился к тому повод, слышалась разящая сатира Анатолия Дурова. Остроты его передавались из уст в уста, становились ходячими анекдотами. Крупные российские города, такие, как Рига, Киев, Одесса, и провинциальные захолустные Кременчуг, Владикавказ или Тамбов в равной мере знали и любили клоуна-сатирика Анатолия Дурова.

2

Многие шутки оба брата Дуровых приписывали каждый себе. Так было в случае с адмиралом Зеленым, кайзером Вильгельмом.

Сейчас, по прошествии десятилетий, трудно установить, кто именно был автором той или иной шутки, тем более что в периодической печати тех лет по понятным причинам они не находили отражения. Но, по общему мнению, А. Л. Дуров был сильнее и интереснее, как разговаривающий клоун и сатирик, в то время как В. Л. Дуров пользовался большим признанием как клоун-дрессировщик.

Автор настоящей книги не проводил специальных исследований и анализа репертуара обоих артистов, поэтому, естественно, что отнесение того или иного антре к Анатолию или Владимиру Дурову в значительной мере условно. Здесь важно подчеркнуть общую сатирическую и демократическую сущность искусства артистов.

Очевидно, в дальнейшем исследователи все-таки установят точно, кто из братьев был автором того или иного номера. — Прим. ред.

Перед его приездом на улицах городов наклеивались на афишных тумбах, а то и просто на заборах зазывные оповещения: «Ждите Анатолия Дурова!», «Едет знаменитый Анатолий Дуров!» Уличным прохожим вручались бумажные летучки с нескладными, зато доходчивыми виршами:

Вот приехал я, И со мной свинья, Козы, зайцы, лисы, Петухи и крысы. Ждет пас полный сбор И большой фурор. Мне ведь даже мавры Подносили лавры. У народов всех Я имел успех. Буду всех пленять И увеселять Массой каламбуров. Анатолий Дуров.

Кстати, распространение этой рекламы не обошлось без курьезного происшествия. Администратор Дурова вез в поезде пачки стихотворных листовок. В вагоне он заметил, что за ним неотступно следят двое шпиков. В Елисаветграде администратор сошел с поезда и на извозчике добрался до гостиницы. У подъезда его уже поджидал пристав с городовыми, которые сами внесли багаж приезжего в номер.

— Что вы привезли? Вскройте! — потребовал пристав.

— Теперь еще рано! — ответил администратор. — Расклею, прочтете.

— Прокламация? Нет, это вам не удастся! — вскипел пристав и дал знак своим подручным «приступить».

Городовые шашками разрезали веревки, которыми были перевязаны пачки. Пристав схватил листовку, прочел: «Вот приехал я, и со мной свинья…»

Немую сцену прервал разочарованный голос сыщика:

— Черт подери! Из-за этого я ехал от самого Харькова…

Настало время, когда соло-клоун Анатолий Дуров уже мог диктовать директорам цирков свои условия. Вот одно из них: «При мне — в программе никаких других клоунов!» Он брал на себя целиком все третье отделение. Директорам приходилось соглашаться на все: имя Анатолия Дурова на афише обеспечивало сборы.

Не только афиши и анонсные летучки широко оповещали о гастролях знаменитого клоуна. Он лично довольно своеобразно объявлял населению о своем прибытии в тот или иной город.

Вот тихая, деревянная Калуга. Или бойкий каменный Ростов. Скромная, уютная Полтава. Кременчуг, Кишинев, любой российский провинциальный город, городок…

С вокзала по главной, Большой Дворянской улице (она обязательно есть всюду) тянется удивительный караван. На нескольких возах установлены клетки, из которых высовываются головы животных и птиц. Разве могут обыватели оставаться равнодушны к такому событию. Даже если бы впереди каравана не ехала колясочка с впряженной в нее свиньей, и на колясочке не красовался плакат: «Клоун Анатолий Дуров», и вездесущие мальчишки не кричали на всю улицу: «Дуров!.. Приехал Дуров!», то и тогда бы стоустая молва разнесла бы по всему городу эту радостную весть.

Цирк полон. От кресел в первом ряду до последних мест на галерке, почти под самым куполом, ползет шепоток: «Уж он им покажет…» «Им» — это, конечно, местному начальству, нерадивым «отцам города», а может, самому губернатору, а то подымай еще выше…

Первое и второе отделения служат будто прелюдией к тому торжественному моменту, когда шпрехшталмейстер перед строем униформистов (ради такого случая униформистами выходят все артисты труппы), победоносно оглянувшись вокруг и делая ударение на каждом слоге, возгласит: «А-на-то-лий Ду-роввв!..»

Цирк дрожит от аплодисментов. Оркестр играет туш. На арене показывается он — кумир публики. Лицо его без грима. Парчовый костюм, как всегда, увешан медалями, жетонами, сияющей звездой эмира. Приветственно подняв руки над головой, с широкой улыбкой, раскланиваясь на все стороны, он обходит вокруг арены.

Стихает цирк. Все напряженно ждут, что скажет, что сделает любимый клоун? И он начинает читать свой монолог. Голос и дикция его чисты, интонации богаты, каждое слово доходит до слуха и сердца.

Люди всех чинов и званий, Без различья состояний, Перед вами я стою И челом вам низко бью. Жрец веселого я смеха, Откликаюсь я, как эхо, На людские все дела, И моя сатира зла. Весь свой век со злом воюю, Правдой всех в глаза колю я, Шуткой правду провожу, Никого я не щажу. Ни продажных депутатов, Ни чиновников, купцов, Ни подпольных адвокатов, Подхалимов и льстецов. Никогда не знаю лени, Как с отточенным мечом, Выступая на арене С сатирическим бичом. Выражаюсь я по-русски И не раз сидел в кутузке, Но не брошу никогда Резать правду, господа!