Брайтон-Бич опера
Шрифт:
За ужином Татьяна говорит:
— Звонила Зарецкая. Очень просила нас прийти к ним завтра вечером.
— Зачем? — спрашиваю я, с большим неудовольствием отрываясь от котлет с жареной картошкой, которые, как всегда, получились у Татьяны просто замечательно.
— К ним опять придут Эдуард с Аленой, и Марина сказала, что с нами ей будет спокойнее.
— В каком смысле опять? — говорю я. — В смысле после вчерашнего?
— Нет, они и сегодня уже у них были, — отвечает Татьяна. — Созвонились с Розалией Францевной и тут же подъехали. Час просидели с ней, о жизни говорили. Она просила ей гороскоп составить, но не простой, а медицинский. Эдуард сказал, что это очень кропотливое и сложное дело, хотя именно медицинские гороскопы являются
— Это очень благородно с его стороны, — говорю я.
— А ты с Володей разговаривал? — спрашивает Татьяна, как будто не расслышав моей реплики.
— Утром ещё, — отвечаю я.
— Ну вот и замечательно, — говорит она. — Умница. ещё котлетку хочешь?
— С паршивой овцы… — говорит отец, когда я приношу ему распечатанный перевод, но я знаю, что это он так шутит, и поэтому не обижаюсь. Да и некогда мне сейчас обижаться, потому что в «Гамбринусе» меня ждут Алик с Володей. Я и так уже опаздываю, но работа важнее, да и деньги отец всегда сразу даёт. Много, конечно, на этом не наваришь, но на пару чего-нибудь импортного и холодного я точно с надиктованной им плёнки понапечатал.
Как я и предполагал, когда я вхожу в «Гамбринус», мои друзья уже сидят за столиком, уставленным кружками и всякой снедью.
— Лёш, мы чешское взяли, тёмное, — говорит Володя. — Нормально?
— Конечно, — отвечаю я. — Что лучше чешского может быть? В Москве за ним когда-то по два часа в очереди стоять приходилось. Если ещё удавалось найти. В «Парке культуры», помнишь?
— Да, недостаточно мы, видно, в братьев-славян нефти залили, что их пиво в таком дефиците было, — говорит Алик. — Танкер небось целый на бутылку выменивали. А то и на кружку. Нет, всё-таки Сталин большую ошибку совершил. Хоть и умный он был мужик, но иногда всё же сильно ошибался — по доверчивости своей и мягкости.
— Смеёшься? — говорю я, отхлёбывая приятно леденящий горло напиток.
— Какой тут смех, — говорит Алик. — He хрен было освобождать всю эту шелупонь. На границе надо было в сорок четвертом году остановиться, с генералами какими-нибудь немецкими здравомыслящими сепаратный мир заключить, и всё. Знаешь, сколько там народа за пивко это легло? Если с умом подойти, то они и так бы нам всё отдали — за нефть ту же. И тогда немцы у них захватчиками считались бы, а не мы. Мы бы в лучших друзьях ходили, а так ходим в круглых дураках.
— Ну почему мы ходим в круглых дураках? — говорю я, хотя спорить с Аликом мне совершенно не хочется. И не потому, что я с ним согласен, а потому что креветки в «Гамбринусе» уж больно хорошие. Почти такие же, как когда-то в «Сайгоне» у Киевского вокзала были.
— Мы-то точно в дураках, — говорит Алик. — Вон на друга своего посмотри. Он просто клинический дегенерат какой-то.
Я вопросительно перевожу взгляд на Володю, а он улыбается своей добрейшей улыбкой, которая вообще свойственна людям такого же, как и он, огромного роста.
— Ну давай, расскажи Лёшке, зачем ты нас сюда вызвал, — говорит Алик. — Ты же его тоже в долю хочешь взять. Расскажи ему, какой ты подвиг сегодня совершил.
— Ты не объективен, — говорит Володя, — и поэтому твоё мнение нельзя принимать всерьёз. Ты Эдуарду этого вечера никогда в жизни уже пе простишь, хотя ты сам нарвался. Подкалывать всех ты любишь, а правду слушать — нет. Да и вообще, я тебе по
дружбе рассказал, чтобы ты за мортгидж свой рассчитался наконец, a ты как Фома неверующий. Впрочем, как хочешь. Никто ведь тебя не заставляет.— Вы объясните, наконец, в чем дело, или нет? — говорю я, хотя, если по-честному, мне не очень-то и интересно.
— Твой дружок закадычный ездил сегодня на прием к нашему Нострадамусу, — говорит Алик. — Тот офис собственный открыл — прямо у Алены в квартире. «Аполлон и сыновья» называется. Двести вечнозеленых американских президентов за визит берет.
— Ну и что он тебе рассказал? — спрашиваю я Володю. — У тебя-то там в Седьмом доме всё в порядке, надеюсь?
— А я про себя ничего и не спрашивал, — говорит Володя всё с той же улыбкой.
— А про что же? — говорю я, допивая из кружки последние капли.
— Про себя он и так всё знает, — говорит Алик. — Он ездил гороскоп уолл-стритовских компаний составлять.
— Я давно уже про это читал, — перебивает его Володя. — Гороскоп ведь не только на людей, но и на всё, что угодно, составить можно. На любую фирму, на организацию, даже на целую страну.
— Ну и что? — говорю я, придвигая к себе вторую кружку.
— Я выбрал десять самых солидных американских компаний, чьи акции продаются на бирже, и попросил Эдуарда составить их прогнозы на самое ближайшее будущее. Ну, кто из них вверх пойдёт, кто вниз. Он потрясающий парень, сказал, что как раз по бизнес-гороскопам в Англии специализировался и что с меня — как с друга Алёниного — он всего штуку за всё про всё возьмет, включая оплату визита. То есть двести баксов я сразу отбил.
— И что дальше? — спрашиваю я.
— Он потрясающе всё разложил. Как настоящий эксперт, — говорит Володя. — Американская экономика, говорит, в полных кренделях. Все акции только падать будут. Это я, правда, и без него знаю, но таким образом я его на вшивость проверил. Я ведь этими акциями долбаными сколько лет уже занимаюсь, а он не специалист никакой, и — в самую точку. Но там в моем списке одна компания была — я уже больше месяца к ней присматриваюсь. Им большой контракт правительственный светит, об этом даже В «Нью-Йорк таймс» писали, но Эдуард-то её не отслеживал, а сразу определил, что «UComm» — единственная из всего списка, кто резко поднимется — причём очень скоро. Он всё, конечно, планетами какими-то там объяснил, домами и углами, но мне ведь это до одного места, сам понимаешь.
— Сколько ты купил? — спрашиваю я.
— Брось, Лёш, — говорит Володя. — Я не лох. И потом, ты же знаешь, у меня сейчас взрослых денег и не осталось вообще. Купил всего штучку по шестнадцать баксов с копейками. Как удвоится, продам. Хотя Эдуард говорит, что там сейчас угол такой, что и в пять раз может вырасти, и в десять. Я вам по дружбе только старой всё это рассказываю, а там делайте что хотите. Дело ваше.
— Я вот, например, точно знаю, чего я хочу, — говорит Алик и подзывает официанта. — Пиво без водки, как известно, — деньги на ветер.
Как я в тот вечер добрался до Зарецких, я, честно говоря, помню смутно. Ещё более смутное воспоминание осталось у меня от всего, что произошло у них.
Помню только, что к моменту моего появления все уже в сборе и внимательнейшим образом слушают разливающегося соловьём Эдуарда. Сделав невероятное усилие, я начинаю постепенно разбирать, что он проводит подробнейший анализ состояния здоровья Розалии Францевны, которая буквально на каждую его фразу одобрительно кивает головой, подтверждая тем самым точность поставленного им диагноза. Исходя из каких-то одному ему ведомых тонкостей расположения звезд и планет, а также сложнейших взаимосвязей, возникающих в результате образуемых этими небесными телами геометрических фигур, Эдуард довольно точно устанавливает, что у его пациентки врожденный порок сердца, расшатанная нервная система, камни в почках и в желчном пузыре, хроническая гипотония, сопровождаемая острыми приступами мигрени, запущенный артрит и медленно прогрессирующая катаракта.