Брайтон-Бич опера

— Все? — выдыхает Розалия Францевна, когда Эдуард останавливается.

— К сожалению, нет, — говорит он. — Я ещё не коснулся дыхательных путей, потому что именно они у вас в самом плачевном состоянии. Обе части дыхательной системы — как верхняя, то есть трахея и гортань, так и нижняя, лёгкие, — находятся под Близнецами, а этот знак у вас поражён, причём очень сильно. У вас там Марс, да ещё в квадратуре с Луной вдобавок. К тому же в астрологии известно, что, когда планета-управитель Шестого, Восьмого или Двенадцатого домов попадает в другой дом, это указывает на серьёзные проблемы со здоровьем. У вас, к сожалению, сейчас самая тяжелая комбинация — управитель Шестого дома недавно вошел в Двенадцатый, а это прямое указание на то, что больниц и операций вам не избежать. С учетом сказанного выше о прискорбном состоянии Близнецов, я думаю, что у вас в лёгких опухоль, и в довольно запущенной стадии.

— Американские врачи — это сборище придурков и шарлатанов, — говорит Розалия Францевна своим скрипучим, замогильным голосом. — Два года уже лечат меня, а самое главное всё равно проморгали. Я так и знала, что смертельно больна, и очень благодарна вам, Эдуард, за то, что вы сказали мне правду.

— Да, положение действительно очень серьёзное, — говорит Эдуард. — Метастазы могут пойти в любой момент. Простите, что говорю вам такие неприятные вещи, но это мой долг. Как наследника, так сказать, одновременно Птолемея и Гиппократа.

— Дело не в этом, — говорит Розалия Францевна. — Ведь если я пойду к врачам, они тут же уложат меня на операционный стол. Будут торопиться, чтобы содрать со страховки побольше денег. На трупе моем им ведь ничего уже не заработать. Они тут всегда так: чуть что — сразу резать. Сколько раз я отказывалась уже. Может, потому только и жива до сих пор.

— Американская медицина очень несовершенна, — говорит Эдуард. — Для них это в первую очередь бизнес, и конечно же они стремятся побыстрее отправить человека в больницу или прописать ему самые дорогие лекарства. Желательно экспериментальные, чтобы их на нем опробовать, а потом статью научную на эту тему в журнальчик какой-нибудь тиснуть. Но в вашем конкретном случае операции можно избежать. На Востоке есть совершенно иные методы лечения.

— Я знаю, — говорит Розалия Францевна. — Поэтому я к вам и обратилась.

— Мама, ты что, серьёзно? — чуть не плача, говорит Марина. — Ну откуда у тебя опухоль может быть?

— Марина, я понимаю ваш скепсис, — говорит Эдуард, — и уважаю ваше мнение. Так что, если вы готовы рискнуть здоровьем, а скорее всего, и жизнью вашей матери, окончательное решение, естественно, всегда за вами.

— Она, может быть, и готова рискнуть, — говорит Розалия Францевна, — но я не готова. Продолжайте, пожалуйста. Что вы говорили о восточных методах лечения?

— В вашем случае, — говорит Эдуард, — я бы прописал интенсивный курс сингхартии. Это разновидность мумиё, которое собирают в Непале. На занаде оно практически не известно, хотя более действенного средства от злокачественных новообразований пока нет. Побочных эффектов оно, кстати, не имеет. Или, скажем, почти не имеет.

— Я согласна, — говорит Розалия Францевна. — Вы заслужили мое доверие своей прямотой и профессионализмом, и я согласна. Сколько я должна буду вам заплатить?

— Я ничем не торгую, — несколько обиженным голосом говорит Эдуард. — Вы меня за кого-то не того принимаете.

— Hет, нет, — начинает протестовать Розалия Францевна. — Простите, пожалуйста. Я вовсе не это хотела сказать…

Она замолкает, а Эдуард, выдержав длинную паузу и как бы сменив в конце концов гнев на милость, говорит:

— Эзотерика и торговля — вещи несовместные. Но у меня действительно есть знакомый, который мог бы достать нужное количество сингхартии за разумную цену. Это очень серьёзный человек, глубоко порядочный и совершенно бескорыстный. Он прожил много лет в Непале, заплатил там за это лекарство целое состояние и продает по себестоимости только из сострадания к болезням близких. Его, кстати, Жора зовут.

— Деньги не имеют значения, когда речь идет о жизни и смерти, — говорит Розалия Францевна. — Но всё же сколько примерно это может стоить?

— Ну, я думаю, что за полный курс лечения запущенной опухоли с метастазами речь пойдёт о сумме тысяч в десять-пятнадцать, не больше.

— Бабушка, — робко подает голос Даша, — может, сначала надо всё-таки с врачами посоветоваться? Если в лёгких опухоль, то её ведь любой рентген сразу покажет.

— Покажет, — соглашается Розалия Францевна. — Но они ведь тогда меня сразу резать захотят. Нет уж, лучше не надо. А десять тысяч для нас же не проблема, правда, Марина?

Марина растерянно разводит руками, Алёна с умным видом кивает головой, Даша в отчаянии смотрит то на свою бабушку, то на Татьяну, а в моем категорически отказывающемся трезветь мозгу все их лица и голоса сливаются в одно сплошное марево, и я не могу думать ни о чём, кроме того, что хорошо бы побыстрее добраться до дома.

На следующее утро Татьяна, которая не выносит пьяных, но тем не менее после того, как я долго прошу прощения, великодушно прощает меня за то, что я так безобразно нахрюкался накануне, рассказывает, что Розалия Францевна согласилась на курс лечения сингхартией и что мы должны немедленно что-то по этому поводу предпринять.

Что тут можно предпринять, я не знаю и, включив Интернет, первым делом смотрю, как продаются сегодня акции «UComm». Оказывается, что со вчерашнего дня их цена выросла уже на целых два доллара. И каждый раз, когда я нажимаю на соответствующую кнопку, она становится всё больше и больше.

Тут как раз звонит телефон, и, даже не успев ещё снять трубку, я понимаю, что мне предстоит очень интересный разговор с Володей.

ПОЛЕ ЧУДЕС

— Биржа — это сердце мира, — говорит Эдуард и тянется за очередной котлетой: Татьяна успела пожарить их перед уходом на работу. Она, правда, рассчитывала, что мы их на ужин съедим, и никак не могла предположить, какая судьба ожидает эти маленькие шедевры, для приготовления которых, как она однажды подсчитала, требуется четырнадцать ингредиентов — мякиш белого хлеба, молоко, свиной фарш, говяжий фарш, тертый лук, тертая морковь, яйца, майонез, вода, тертый чеснок, соль, молотый перец, сливочное масло и панировочные сухари, в которых эти котлетки жарятся. Но давайте лучше всё по порядку.

День начинается с того, что мне звонит Владимир Владимирович Путин. Сначала он интересуется моим здоровьем и общим ходом дел на Брайтоне, а потом спрашивает, нет ли у меня каких-нибудь предложений по спасению развалившейся российской экономики. Я скромно, но с достоинством отвечаю, что некоторые наработки в этом направлении действительно есть, и начинаю по пунктам излагать давно уже до последних мелочей продуманную мною программу. Путин слушает очень внимательно, записывает каждое слово, а во время возникающих иногда пауз отдает премьер-министру Касьянову соответствующие приказы по немедленному претворению в жизнь моих рекомендаций.

«Благодарю вас, господин Зернов, — говорит президент, когда я наконец замолкаю. — ещё я хотел бы узнать ваше мнение по поводу намечаемой реформы вооруженных сил Российской Федерации, если таковое у вас, конечно, имеется».

Мнение у меня, естественно, имеется, но поделиться им с Путиным я не успеваю, потому что в этот момент раздается звонок в дверь. Открывать мне не хочется. Я вообще, надо сказать, дверь никогда не открываю, если только заранее с кем-нибудь не договорился, но звонить продолжают всё наглее и настойчивее, а потом с лестничной клетки доносится голос Алика: