Бразильский вояж

Юноша в растерянности продолжал перебирать в уме слова Иветты и ответы сестры, пока в голове не образовалась настоящая каша и неразбериха. И всё же осталось неприятное ощущение чего-то нехорошего.

Весь день он находился под впечатлением услышанного, а вечером посетил двух знакомых ребят из среднего общества. Те восприняли приход Ника несколько настороженно. Он нечасто посещал приятелей, больше вёл довольно самостоятельный и уединённый образ жизни.

— Что тут скажешь, Ник, — ответил на прямой вопрос юноши о сестре. — Она девчонка видная, красивая и очень общительная. Пользуется среди нашего общества огромным весом. Из-за неё даже драки случались. Но мы все не фидалго[1], так что до дуэлей не доходило.

— А как ко всему этому относится моя сестра?

— Трудно сказать, но я лично склоняюсь считать, что это ей нравится. Но могу тебя успокоить, Ник. Она умеет держать себя достойно и на дистанции. Тут ни у кого из наших другого мнения нет. Она ни кем особо не интересуется. И ещё, что скажу, парень. Очень любит получать подарки.

— Подарки? — удивился Ник. — Я никогда у неё не видел ничего подобного.

— Ты занят работой и не копаешься в её вещах. А к нам она всегда появляется в украшениях. Недорогих, но они ей достались от наших ребят.

— Но она совсем юная, и я не могу ей разрешить такие вольности!

— Попробуй, но вряд ли у тебя что-то получится. Ты упустил момент, Ник.

Другой приятель и вовсе отказался что-либо говорить о Елене. Лишь немного подумав, заявил с чувством ревности:

— Тут один довольно важный и не нашего круга сеньор проявляет к ней повышенный интерес. Вот того ей надо опасаться.

— Кто это? — насторожился Ник.

— Некий сеньор ди Эскейру. Жоземар Эскейру. Ты его, скорей всего, не знаешь. Он редко появляется здесь, но всегда при деньгах.

— Молодой?

— Как для нас, так даже совсем старый. Ему лет тридцать. Мы с ним побаиваемся связываться. У него всегда наготове свои люди. Зато он может позволить себе подарить довольно дорогую вещь.

— И сестре дарил?

— Думаю, что обязательно. Иногда на ней слишком дорогое украшение. Такие наши не могут подарить.

— А как она себя ведёт с ним? — не унимался Ник.

— Трудно сказать. Они уезжают тут же в коляске. Даже не знаю куда. Но она держит себя весьма независимо и даже пренебрежительно с ним. Это видно всякому.

Возвращаясь домой, Ник никак не мог прийти ни к какому решению. Наконец посчитал за лучшее посоветоваться с донной Луизой. Старушка тут прожила очень долго, и должна была знать всех значительных людей и семьи старой аристократии и богачей.

Донна Луиза сразу догадалась о намерении Ника поговорить с нею. В глазах мелькнуло выражение любопытства, а Ника это немного покоробило, словно она что-то затеяла противное ему.

— Мой мальчик, ты что-то хотел мне сказать?

— Не знаю, стоит ли, донна Луиза, — с сомнением ответил Ник. — Дело слишком щекотливое и… личное.

— Надеюсь, ты не считаешь меня чужим человеком? Говори, Ник, это тебя может успокоить. Вижу, что ты взвинчен чем-то.

— В общем-то да, донна. Я кое-что узнал о сестре. Это меня сильно обеспокоило. Хотел бы узнать ваше отношение, — и он рассказал всё, что услышал.

Женщина долго молчала, раздумывала, а Ник лениво дожёвывал ужин и ждал.

— Что тут скажешь, Ник, — наконец молвила она как-то неуверенно, со смутным сожалением или сочувствием. — Она девочка бойкая, и я бы не удивилась, если бы она решила самостоятельно устраивать свою судьбу.

— Но ей всего двенадцать, донна!

— Однако мыслит и поступает она вполне по-взрослому. Во всяком случае, часто. Это я уже подметила. А что касается дона Жоземара ди Эскейру, то семью его я знала ещё раньше, лет двадцать назад. Тогда он был мальчиком, и все прочили ему большое будущее. Его дед добыл состояние войнами на Востоке, а в те времена почти все так поступали. Мало кому удавалось сохранить добытое, но Эскейру это удалось. Правда, сейчас остались крохи от былого богатства, но и это ставит его семью в число десяти самых богатых семей города. Достойная семейка, но с долей авантюризма. Это осталось от прежних бурных времён, Ник.

— Это мне понятно, донна. А что насчёт сестры вы скажете?

— Трудно что-то посоветовать тебе, — вздохнула старушка. — С ней трудно говорить. Она мыслит слишком самостоятельно. Это, по-видимому, результат безотцовщины. Да и матери у неё, практически, не было. А ты совсем не то…

— Но я беспокоюсь о ней, донна! — не унимался Ник, видя, что женщина не склонна вплотную приблизиться к его теме разговора.

— Это естественно, мой Ник! Ты же брат, и должна заметить, хороший брат. Мне приятно наблюдать, как ты заботишься о ней. Но она уже достаточно взрослая для своих лет, и уже может принимать решения самостоятельно. Я бы подождала с нею и посмотрела, что она может выкинуть. Должна признаться, что я доверяю её здравому смыслу. Ведь ты не можешь отрицать, что он у неё на должном уровне.

— Мне не верится в такой здравый смысл у молоденьких девушек. А она даже ещё не девушка, донна.

Та задумалась и с озабоченным лицом мельком поглядывала на юношу. Ник и это успел заметить, и опять возникло недоверие в искренности донны Луизы. Сам он постарался скрыть своё мнение на этот счёт.

Так ничего конкретного не получив из пространных разговоров, Ник отправился спать, не пожелав встретиться с сестрой.

Несколько дней он находился в растерянности. Не знал, как подступиться к Елене, а та ничем не проявляла своего беспокойства. Или оно у неё просто отсутствовало, или она делала свою игру, во что Ник никак не мог поверить. Наконец не выдержал и решил поговорить с сестрой.

Это было в канун нового года на его дне рождения, когда ему исполнилось шестнадцать, и он уже считал себя вполне взрослым человеком.

Он зашёл к ней в спаленку, и та сделала вопросительное лицо, но глаза её выдавали. Они выражали беспокойство и неудовольствие.

— Хел, — заговорил он с ней по-английски. Так у него получалось намного лучше и спокойнее. — Я многое узнал про твою тайную жизнь. Признаться, это меня беспокоит уже несколько дней.

Девочка пристально смотрела на него, но злости, как в первый раз он в её лице и глазах не заметил. Это даже изумило его.

— Ник, я благодарна тебе за заботу и беспокойство. Но посуди сам, братик, мы совсем одни и нам трудно пробиться, не поняв все потаённые пружинки местной жизни. Мне нравится этот город и вообще всё здесь.

Ник не ожидал такой прелюдии и такого ответа сестры. Он насторожился.

— Что ты хочешь этим сказать, Хелен? Начала слишком издалека.

— Мне показалось, что тебе очень трудно в жизни. Помочь мне ты вряд ли сможешь, и я подумала, что можно и самой что-то устроить в жизни. Она ведь у нас никогда не была лёгкой и безоблачной.