Брекен и Ребекка

— Кто проложил эти туннели? — спросил потрясенный Брекен, и на его голос тут же откликнулось звонкое эхо.

— Их проложили не кроты, — ответил Брэн, — кротам такое не под силу.

Порой на пути им встречались просторные гроты с необычайно высокими сводами, потолки в которых казались столь же недосягаемыми, как верхушки больших буковых деревьев, а на бесцветном ровном полу кое-где попадались покореженные куски ржавого металла, похожие на те, что им попадались около дорог, над которыми летали ревущие совы. В промозглом воздухе висел запах смерти, наступившей множество лет тому назад.

— Неужели она здесь живет? — спросил Брекен.

— Нет, просто этим путем до нее проще добраться, когда наверху мокро. Знаете, мы ведь уже почти пришли, — сказал Брэн.

Келин повел их за собой вдоль стены очередного огромного грота, где каждое прикосновение когтей к полу казалось очень громким, затем юркнул в проход, размеры которого уже не были столь устрашающими. Дорога пошла вверх, и они почувствовали, как на них пахнуло свежим холодным воздухом. Им еще долго пришлось пробираться среди осколков сланцевых пластин, каких-то прогнивших корней и комков мокрого торфа, прежде чем они наконец оказались на поверхности земли, над которой нависало хмурое серое небо. День клонился к вечеру, но теперь им удалось получше рассмотреть Шибод. Отсюда он казался еще более внушительным: зазубренные верхушки черных скал, заслонявших все, кроме самой высокой вершины, окутанной серой дымкой, приобрели четкость очертаний.

Снова спустившись под землю, они прошли еще примерно с четверть кротовьей мили и очутились среди сырых проходов небольшой системы, при виде которых Брекену вспомнилась нора Келью, жившей когда-то на окраине Болотного Края.

— Гвинбах, это Келин и Брэн, — крикнул Брэн, — а с нами друзья, мы хотим, чтобы вы познакомились.

Завернув за угол, они подошли ко входу в нору. Келин взмахнул лапой, веля им подождать, а сам отправился дальше. Они услышали, как он заговорил по-шибодски, а затем до них донесся надтреснутый старческий голос, в котором порой звучали резкие, как очертания краев сланцевой пластины, нотки. Келин выглянул из проема и поманил за собой Босвелла с Брекеном.

У-Pox лежала на подстилке из высохшего ковыля и вереска. В потертом светло-сером меху виднелись широкие проплешины. Веки слепых слезящихся глаз были сомкнуты, и Брекен заметил, что задние лапы у нее распухли от какой-то болезни, связанной скорее всего с ее преклонным возрастом. Но судя по тому, как она поманила к себе сначала Босвелла, а потом Брекена, несмотря на плохое зрение, ей не составило труда догадаться, где остановился каждый из них. Она обнюхала Босвелла, на мгновенье замерла, притронувшись к его искалеченной лапе, а затем легонько оттолкнула и принялась за Брекена. Он содрогнулся, когда она принялась ощупывать его, словно ощутив прикосновение самой смерти, но в то же время заметил, что Босвелл не сводит с нее глаз, и взгляд его проникнут сочувствием, теплом и, более того, уважением.

— Ра waddod ydych, sy’n ddieithriaid yma? Dywedwch yn eich geiriau eich hunain a siaredwch o’r galon.

[— Кто вы, чужаки? Говорите от всего сердца, своими словами.]

— Она хочет знать, кто вы такие, и просит вас рассказать о себе, — сказал Брэн.

— Хм, я не уверен, что имеет смысл рассказывать ей обо всем… — Брекен запнулся, не зная, как лучше выразиться, но тут вмешался Босвелл. Он обратился прямо к Келину, не прибегая к помощи Брэна.

— С чего нам начать? — спросил он.

Келин помолчал, а затем, к изумлению Брекена, заговорил на их языке, которым прекрасно владел, хотя акцент в его речи слышался более явно, чем у Брэна.

— Расскажи ей обо всем без утайки. От нее все равно ничего не скроешь. Я стану переводить.

В отличие от Брекена, которому были чужды всяческие церемонии, Босвелл повел себя так, словно готовился приступить к совершению обряда. Сначала он расположился поудобнее рядом с У-Pox, а затем замер, прикрыв глаза, словно читая молитву или пытаясь приобщиться к некоей силе, которая могла помочь ему сделать все как подобает. Брекен сильно удивился, заметив, что старая самка повела себя точно так же, как будто поняла его без слов.

И наконец Босвелл негромко проговорил:

— Я поведу рассказ от сердца к сердцу и постараюсь как можно точнее передать истину, исходящую от Камня. — Он умолк, а У-Pox легонько кивнула, склонив набок опущенную к земле голову.

— Меня зовут Босвелл, я летописец из Аффингтона. Путешествие мое заняло не один год, но невзирая на зимние холода и снег я принес тебе известия, которых ты ждала так долго. Да ниспошлет тебе Камень сил, дабы ты смогла смириться с тем, о чем вскоре узнаешь.

Он говорил, делая время от времени паузы, чтобы Келин смог перевести его слова. Брэн с Брекеном потихоньку отошли назад и стояли теперь в одном из темных уголков, и разговор между Босвеллом и У-Рох протекал так, будто они вели его с глазу на глаз. Даже Келина почти не было заметно, и могло показаться, что в норе никого нет, кроме Босвелла и очень старой самки.

— Крота, с которым я пришел и который помог мне благополучно проделать столь дальнее путешествие, зовут Брекен из Данктона — эта система, как и Шибод, входит в число главных. Брекен достоин всяческого доверия. — У-Рох легонько кивнула и повернула голову в ту сторону, где среди теней в молчании стоял Брекен.

— Я расскажу тебе о Мандрейке, что родом из Шибода, расскажу о великих переменах, значение которых не дано понять никому… — Так Босвелл повел свой рассказ, говоря в традиционной манере, присущей летописцам, для которых истина важней всего на свете и которые обладают великим искусством вести разговор от сердца к сердцу.

Когда Келин, переводя его слова, назвал Мандрейка по имени, У-Рох едва заметно вздохнула, тихонько что-то пробормотала и окинула невидящим взором сначала Босвелла, а потом и всех остальных по очереди. Казалось, у нее внезапно прибавилось сил, и ей удалось слегка выпрямиться. Лицо ее выразило гордость, которую испытывает всякий, кто сумел справиться с трудной задачей. Она произнесла несколько слов, и Келин сразу же перевел их:

— Ах, Босвелл, жаль, что ты не самка, ведь тогда нам не понадобилось бы так много слов. Расскажи мне о Мандрейке, которого мне удалось спасти однажды, расскажи мне обо всем до конца, а я в ответ поведаю тебе правду.

И тогда Босвелл заговорил снова. Он рассказал о Данктоне и о том, как изменил жизнь системы Мандрейк, упомянул о Ребекке и о Руне, порой негромко спрашивая Брекена о подробностях, которых сам он не знал или не мог припомнить. И под конец едва слышным голосом он поведал ей о сражении у Камня и о гибели Мандрейка.

У-Рох вздохнула и покачала головой. Босвелл же продолжал рассказывать — о Седьмом Заветном Камне, о смерти Скита, об эпидемии чумы и обо всех событиях, явившихся причиной их появления в Шибоде. Слушая его, Брекен впервые понял связь этих событий с Мандрейком. Но затем он подумал, что они связаны и с Ребеккой, и с Босвеллом, и с Аффингтоном. И с Камнем. Все сплетено воедино.

Последовало долгое молчание, а затем заговорила У-Pox. Она приподнялась и как будто внезапно выросла, и очертания ее фигуры, одетой в серый мех, на котором пролегло множество морщин и складок, явственно проступили на фоне черной сланцевой плиты, служившей одной из стен в норе. Она говорила иначе, чем раньше, в голосе ее появилась напевность, и слова, что она произносила, исходили как будто не от нее, а от совсем молодой и полной сил самки, которой удалось пробиться сквозь толщу времени и вложить свой рассказ в уста той, в чьем одряхлевшем теле лишь едва-едва теплилась жизнь.