Брестские ворота
Шрифт:
Заметив, что передний танк начинает уходить вперёд, Мироненко обеспокоенно спустился в башню и, ощутив запах подгоревшей трансмиссии, тряхнул водителя за плечо.
– Что?.. Гаплык фрикциону?
– Точно… – отозвался водитель и смачно выматерился.
Подспудно всё время ждавший этого Мироненко чертыхнулся и, высунувшись как можно дальше из башенного люка, начал осматриваться. Переднего танка уже не было видно вовсе, к тому же дальше начиналось открытое место, где лес несколько отступал, а сразу за ним наличествовал очередной крутенький поворот дороги,
– Ну что делать будем? – спросил Мироненко, опускаясь обратно в люк и по очереди глядя на товарищей.
– Что делать? Стоять… – хмуро отозвался водитель, а молчавший всю дорогу заряжающий вдруг предложил:
– Так товарищ старший лейтенант предупреждал же, если встанем, значит, мы неподвижная огневая точка.
– Против кого? – пренебрежительно фыркнул Мироненко.
– Так говорили же, ежели немцы, так у них сначала разведка на мотоциклах и опять же машины обеспечения должны вот-вот ехать… – упёрся на своём заряжающий.
Мироненко нахмурился. Высказанная мысль была здравой, но решение-то принимать ему, и он снова выглянул в люк. Другая сторона поляны показалась удобной для занятия позиции, и он озабоченно спросил водителя:
– Как считаешь, до той опушки дотянем?
– Попробуем…
Водитель переключил скорость, взялся за рычаги и, отпустив сцепление, начал осторожно прибавлять газ. Танк сначала стоял на месте, а потом сперва медленно, а затем чуть быстрее пополз по дороге. Водитель сжался, словно стараясь подтолкнуть танк вперёд, и торопливо кинул через плечо:
– Где ставать-то?
– Ползи вон в те кусты!
Мироненко уже углядел прогалину и судорожно сжимал крышку башенного люка, пока калечный Т-26 переполз поляну и благополучно угнездился в месте, облюбованном сержантом.
– Ух, вроде вышло…
Мироненко облегчённо вздохнул и сразу стал деловито разворачивать башню, так, чтобы можно было держать дорогу под обстрелом. Водитель заглушил двигатель и поинтересовался:
– Где ждать будем? В машине или как?..
Сидеть в пропахшем сгоревшей трансмиссией танке никому не улыбалось, и Мироненко, первым выбираясь из люка, предложил:
– Давай, ребята, сюда, под деревья…
Экипаж споро вылез из танка и, с наслаждением вдыхая чистый лесной воздух, удобно расположился на траве. Здесь уже ничего не напоминало ни о войне, ни о марше. Гул танковых моторов стих вдалеке, лёгкий ветерок унёс остатки запаха дыма, и теперь вокруг слышался только шелест листвы и птичий перепев.
– Повоевали… – жуя травинку, вдруг со злостью сказал всегда молчаливый заряжающий.
– А я что? Это фрикцион, – сразу начал оправдываться водитель.
– Бросьте! – прервал начинающуюся перепалку Мироненко. – Добро, хоть ни одного налёта не было…
– Это потому, что мы лесом шли, – предположил заряжающий.
– А может, это наши немцев прищучили? Видать, не одни мы в наступление перешли, – поддержал товарища водитель.
– Хорошо бы, – вздохнул Мироненко. – А то наших самолётов не видать, а всё больше фашистские…
Такое безмятежное
времяпрепровождение длилось примерно час, и было прервано возникшим вдалеке и всё нарастающим звуком мотоциклетного мотора. Мироненко вскочил первым и, выбежав на дорогу, закрутил головой, стараясь поскорей высмотреть, похоже, догонявшую их, как он предположил, колонну снабжения.Но сержант ошибся. М-72, подскакивая на ходу и едва удерживаясь в колее разбитой дороги, на приличной скорости вылетел из-за поворота с той стороны, куда ушли танки, и едва мотоциклист заметил вылезшего из кустов Мироненка, он, круто повернув, затормозил рядом.
Из коляски поспешно выбрался запылённый с головы до ног старший лейтенант-танкист, в котором Мироненко, к своему удивлению, узнал своего комроты и с ходу бросил:
– Что, фрикцион таки полетел?
– Так вы ж сами видите, какая дорога… – начал было оправдываться сержант, но командир только безнадёжно махнул рукой.
– Ладно, сам понимаю…
По удручённому виду старшего лейтенанта Мироненко догадался, что дела неважные, и осторожно спросил:
– Что, потери большие?
– Потери? – зачем-то переспросил комроты и матюгнулся. – На марше шесть моих машин, включая вашу, из строя вышли…
– А в бою? – боясь услыхать нечто страшное, Мироненко замер.
– А не было никакого боя… – и старший лейтенант снова, теперь уже в три этажа, выматерился.
– Что, немцы без боя отступили? – обрадовался Мироненко.
– Если бы… – похоже, комроты опять собирался ругнуться, но, видимо, взяв себя в руки, пояснил спокойно: – На пустое место пришли. Местные в один голос утверждают, не было у них немцев…
– Как это?.. – оторопел Мироненко, но комроты оборвал его:
– А так, на войне всё бывает. Как ты?
– Как приказано. Завели танк в кусты и держим дорогу под прицелом.
– Немцев отсюда ждёшь?.. Ну и правильно. А я вот назад гоню, хочу службу замыкания поторопить, надо машины ремонтировать… – и комроты снова полез в коляску…
Судя по всему, «эмка» была подбита совсем недавно. Во всяком случае, когда Витька Первухин заглянул в открытую настежь дверцу автомобиля, на него пахнуло не запахом гари, а чем-то незнакомым, насколько боец мог судить, – то ли духами, то ли дорогим одеколоном.
Полчаса назад их группа лесовиков, отряженная на заготовки, дождавшись, когда разрозненные остатки отступающих частей Красной армии ушли дальше, выбралась из придорожных кустов на шоссе и принялась мародёрствовать.
Правда, была опасность, что вот-вот могут появиться передовые отряды немцев, потому Витька торопливо принялся осматривать салон легковушки. Похоже, на ней удирал какой-то чин, но ничего ценного в машине брошено не было, если не считать командирского ремня.
Витька потянул за пряжку и вдруг, к собственному удивлению, выволок из-под сиденья прицепленный к ремню новенький ППД. Разбираться брошен ли автомат в спешке или оставлен специально, было некогда, и Витька, ухватив находку, поспешно выбрался из машины.