Бродячее сокровище
Шрифт:
Камера прочно угнездилась на штативе. Дик непринужденно отошел в сторону, на несколько шагов, что-то прикидывая, глядя в рамочку, составленную из четырех пальцев обеих рук…
И происходящее рвануло, как пришпоренный конь…
Целая серия звонких щелчков — и оба субъекта с автоматами без крика рухнули, подламываясь в коленях, сползая по стене, выронив глухо стукнувшие итальянские игрушки, Энджел, молниеносно развернувшись в сторону стола, выстрелила в Санчеса — и замерла, держа оцепеневшего команданте под прицелом классического «Вальтера» с глушителем. Дик, с такой же пушкой, бдительно стоял у первой ступеньки лестницы. Все произошло так быстро, что в голове Мазура не успело родиться и одной-единственной мысли — он лишь прилежно фиксировал
Команданте, вроде бы не потеряв присутствия духа, что-то спросил по-испански спокойным тоном. Прикрикнув на него гораздо резче на той же мове, Энджел наклонилась к самому уху Мазура и отчетливым злым шепотом, насквозь незнакомым, сообщила:
— Сиди, как ни в чем не бывало и пыжься, словно ты тут и впрямь самый главный… Если пройдет гладко — получишь приличные бабки, а подведешь — пристрелю к гребаной матери… Ну, сделал суровую рожу, кому говорю!
Мазур старательно делал суровую рожу, поскольку ничего другого вроде бы не оставалось. «Ах, вот оно что! — наконец-то появились в голове первые толковые мысли. — Журналисты, мля! Судя по ухваткам, эти двое — натуральные агенты. Так-так-так… Вот влип!»
— Там, наверху, кто-то есть, — ответил он быстрым шепотом, поскольку предупредить девку об этом было и в его жизненных интересах.
— Сама чую, — огрызнулась она шепотом. — Рожу, рожу!
Со стороны это, голову можно прозакладывать, выглядело так, будто подчиненная со всем возможным пиететом просила дальнейших инструкций у сурового босса-командира. «Но зачем им я, на хрен? — смятенно задал себе Мазур вопрос, ответ на который, он знал, следовало отыскать немедленно ради собственного же блага. — Импозантная витрина…»
В памяти у него зашевелилось что-то давнее, пережитое, бывшее уже однажды в других широтах…
Энджел, выпрямившись, с чужим и незнакомым лицом, что-то чеканила по-испански. Команданте слушал с непроницаемой физиономией. Мазур чуть не взвыл от злости — он-то не понимал ни словечка…
А собственно, на хрен ему этот флаг на столе? Гораздо зрелищнее было бы живописно растянуть его на стене, за спиной, как оно исстари и заведено — полководец на фоне своего славного боевого стяга… думай, думай, здесь все должно иметь смысл!
Команданте, пожимая плечами, что-то кратко ответил. Вряд ли это удовлетворило девушку — судя по ее ожесточенно-сердитому лицу, не удовлетворило вовсе. И она вновь заговорила, такое впечатление, стараясь многословно и убедительно разъяснить некие неведомые истины…
«Шилонга! — форменная молния сверкнула у Мазура в мозгу. — Ну конечно же, Шилонга!»
Начальник охранки давным-давно забытого генералиссимуса Олонго, президента по названию и диктатора по сути, при дворе которого Мазур в свое время оказался по служебной необходимости, когда этот африканский прохвост еще не рассорился насмерть с Советским Союзом и старательно изображал твердокаменного марксиста. Сухонький, незаметный, бесшумно передвигавшийся Морис Шилонга, единственный из местного политбюро, кто сумел смыться из столицы, когда повстанцы ее заняли — впрочем, это случилось гораздо позже, но все равно…
Так вот, за Шилонгой, куда бы он ни шел, таскались весьма колоритная парочка охранников. Один был громадный, двухметроворостый, с жуткой харей пирата, головореза и людоеда, весь увешанный оружием самого устрашающего облика. И другой — маленький такой, невзрачный, без единого ствола на виду…
Весь фокус был в том, что громадный служил главной мишенью — о чем ему, болезному, конечно же, не сообщали, не говорили, что на этом почетном месте уже по причине внезапной насильственной смерти сменилось с полдюжины его предшественников, столь же громадных и на лицо ужасных, так же от ушей до пяток увешанных стволами. А невзрачный — серьезный, без дураков, мастер по карате и стрельбе из двух пистолетов сразу — как раз и вступал в дело, пока нападающие сосредоточивали все внимание и усилия
на великане. И кончалось всегда одинаково — сколько раз враги пытались до Шилонги добраться, столько раз и гибли верзилы, а сморчок уцелел, вместе с шефом и растворился в безвестности, унес ноги…Случайно это всплыло в памяти, или подсознание что-то подсказывает? Мазур походил сейчас на гранату с выдернутой чекой, рычаг которой удерживают лишь опытные пальцы, и до взрыва остались секунды. Чтобы выйти живым из этой передряги, следовало, как не раз бывало прежде, стать из живого человека идеальным механизмом — иначе кранты…
Команданте, выслушав очередную тираду Энджел, уставился на Мазура и на очень приличном английском с явственным американским акцентом произнес:
— Любезный, объясните вашей девочке, что я достаточно серьезный человек, чтобы мы с вами общались напрямую, без нижних чинов. Честно говоря, я плохо представляю, о каких микросхемах идет речь. Мы — не мелкие воришки, которые что-то там таскают с ваших самолетов. Мы — борцы против тирании. И в этом качестве…
Он сделал резкое движение правым плечом вперед, его лицо на краткий миг исказилось в многозначительной, непроизвольной, знакомой Мазуру гримасе предчувствия стрельбы, а в следующий миг Мазур в великолепном прыжке уже летел в угол головой вперед, краем глаза успев заметить, как полотнище флага с изнанки полыхнуло дырками с опаленными краями, желтыми язычками огня, слыша оглушительную в четырех стенах автоматную очередь…
Энджел еще запрокидывалась в нелепой позе, содрогаясь под ударами пуль, с лицом человека, еще не понявшего, что его только что убили до смерти, и это необратимо. Еще заваливался Дик — а Мазур уже рванул кольт из-под пиджака, перекатился подальше от лестницы, дважды выстрелил в перевороте — и не промазал, конечно, прилаженный под столешницей автомат умолк, команданте звонко стукнулся затылком об стену, с дыркой посреди лба и второй — на две ладони пониже левой ключицы, аккурат против сердца…
Лестница затряслась — по ней опрометью сбегал человек, яростно, наугад лупивший перед собой из автомата. Дав ему достигнуть середины лестницы, Мазур еще раз перекатился, нажал на спуск. Стрелок с невероятным грохотом загремел по ступенькам, мертвее мертвого.
Мазур ждал, замерев и держа пистолет наготове. Он не сводил глаз с потолка, но проходили секунды, слившись почти что в целую минуту, а наверху никто не шевелился. Походило на то, что в засаде там сидел один-единственный орелик. Знать бы еще, как обстоят дела снаружи — там тишина, но это ни о чем еще не говорит… Пока не выглянешь, не удостоверишься. Пора решаться…
Пачкая новехонький костюм, он осторожно подполз к Энджел. И, постаравшись не вляпаться в кровавые пятна, вытащил из кармана ее курточки ключи от машины. Потом тем же макаром перебрался правее, прихватил автомат чердачного обитателя, снял у того с пояса сумку с тремя магазинами. Окинул взглядом комнату. Никто из семерых не шевелился, вонь пыли и старого трухлявого дерева напрочь перебивал прекрасно знакомый Мазуру запах крови, кровушки, кровищи.
Вот оно что, повторил он мысленно. Микросхемы. Ну да, в налете подозревают в первую очередь людей этого вот жмурика. Значит, чья-то умная головушка уже сложила два и два, эксперты подмогнули, и янкесы знают, что…
«Сука, — подумал он потом, глядя на неподвижное лицо девушки без тени сочувствия. — Витрина ей понадобилась…»
Ни сочувствия, ни сожаления. Эта стерва его хладнокровнейшим образом выставила в качестве живца. Команданте лупил в него первого, искренне полагая главным, и, не будь у Мазура кое-каких полезных навыков, не будь кое-какого специфического жизненного опыта, он первым словил бы приличную дозу свинца… Сука, стерва… Интересно, она это придумала позже или сразу, в том городишке? Очень может быть, что сразу, девочка, согласимся, неглупая… была. Доподлинный австралийский мореход-бродяга первым бы и лег…