Броненосный крейсер "Баян" (1897-1904)

На рейде Порт-Артура (С рисунка того времени)

Не считаясь с напряженностью обстановки, вовсе не озабочиваясь разведкой и словно провоцируя японцев к нападению, адмирал собирался повторить практическое плавание, состоявшееся (также с участием “Баяна”) 21–22 января 1904 г. Грех было японцам не воспользоваться этой игрой в поддавки. И адмирал Того своевременно реализовал возможности, представленные ему порт-артурскими “стратегами”. Без хлопот был заблокирован в Чемульпо “Варяг”, без помех подтянуты под Порт-Артур главные силы флота и в назначенный час, также беспрепятственно подкрались ночью к стоянке русской эскадры японские миноносцы.

В 10 ч 35 мин вечера световой сигнализацией передали распоряжение: Эскадренные броненосцы и “Палладу” прислать за нижними чинами-специалистами на “Петропавловск”. Вспышки этого стали отличным ориентиром для подкрадывавшихся к рейду японских миноносцев. Следующие записи гласили: в 11 ч 40 мин показались в море два контрминоносца без огней, “Ретвизан” и “Паллада” открыли огонь.

С “Ретвизана подали сигнал “терплю бедствие, имею пробоину”. М.В. Бубнов (с. 20) писал, что японские миноносцы благоразумно обошли встретившихся им два русских дозорных миноносца, а те, не смея открыть огонь, отправились к флагманскому броненосцу докладывать об обнаруженном неприятеле. Японские же миноносцы тем временем “свободно шныряли между судами, и по ним не стреляли”. Порядок был превыше всего. И даже подорванный “Ретвизан” около 22 ч 30 мин двинулся в гавань не ранее, чем получил с “Петропавловска” “добро” на свою об этом просьбу.

В 12 ч 35 мин получили сигнал “Цесаревича”: “взорван, имею сильную течь, нуждаюсь в немедленной помощи, прошу прислать буксирный пароход”.

В 12 ч 40 мин “Паллада” сообщала: “пробоина, развожу пары”. И только тогда в 12 ч 45 мин последовал запоздалый сигнал с “Петропавловска”: “открыть огонь с судов эскадры“, “Диане” подойти к “Цесаревичу” немедленно, подать помощь.

На Баяне”, стоявшем в дальнем юго-западном ряду диспозиции (правее линии входного фарватера) и не затронутом атакой, терялись в догадках о причинах стрельбы. Многим казалось, что корабли имитируют отражение атаки по секретному приказанию начальника эскадры.

В 1 ч 05 мин мимо прошел “Новик”, посланный преследовать японские миноносцы, но на “Баяне” все еще не могли понять, что происходит на рейде. Ведь с вернувшегося из разведки “Расторопного”, вставшего на якорь вблизи “Баяна” у берега, повторили: противника в море не видели. Не видели их при атаке и с “Баяна”, а потому огня ночью не открывали. Заслоненный крейсером “Ангара” (бывший пароход Добровольного флота “Москва”), корабль остался незамеченным японскими миноносцами (как и стоявшая вблизи “Диана”).

Гулко били по корпусам кораблей звуки подводных взрывов, звонко раздавались в тиши рейда гонги водяной тревоги на подорванных кораблях, резко рвали воздух выстрелы отражения японской атаки, беспорядочно метались, захватывая свои корабли, лучи прожекторов. Но люди, не смея поверить в свершившееся, боясь взглянуть в глаза действительности, упорно пытались обмануть себя предположениями о том, что все это лишь безобидная учебная тревога, устроенная предусмотрительным и мудрым начальством.

На “Пересвете” младший флагман эскадры князь Ухтомский особенно напирал на поднятый по обычаям мирного времени вертикальный луч прожектора на “Петропавловске”. Лейтенанту М.М. Римскому-Корсакову также казалось, что на стоявшем поодаль “Ретвизане” отрабатывают учебное отражение атаки по секретному приказанию начальника эскадры. Несмотря на луч адмиральского прожектора, “Цесаревич” и еще кто-то упорно продолжали светить, а “Цесаревич”, кроме того, и стрелял.

Так же, похоже, думали и на “Баяне” (Р.Н. Вирен, ”Истина о русско-японской войне”, С-Пб, 1906). Лишь с подходом паровых катеров с подорванных кораблей отпали все домыслы и сомнения, и на Баяне”, как на других кораблях, поспешили послать шлюпки для оказания посильной помощи. В 1 ч 35 мин “Баян” поднял пары (на 15 минут раньше “Боярина” и в одно время с “Полтавой”), но приказа о выходе в море не поступало.

Разрозненно высылавшиеся в море “Новик”, “Аскольд”, “Боярин” по радио сообщали: неприятель не обнаружен. “Баян”, обладая 8-дм артиллерией, мог бы осуществить более дальнюю разведку и предотвратить появление неприятельских разведчиков. В 4 ч 55 мин он напоминал о себе, повторил сигнал о готовности паров, но его в море не посылали. В результате разведчики явились сами. Это были два крейсера типа “Кассаги”, с которыми “Баяну” не составляло труда справиться. Обоих обнаружил “Баян” в числе первых в 8 ч 05 мин, сигналом сообщил на “Петропавловск” и вместе с “Новиком” (он в 8 ч 15 мин даже поднял сигнал с просьбой разрешить атаковать неприятеля) ожидал приказа броситься в бой. Но вместо того, чтобы отогнать или уничтожить разведчиков, адмирал предпочел помочь им в решении их задачи и со всей эскадрой двинулся в море под северным берегом.

“Баяну” было приказано вести колонну крейсеров. Разведчики, сосчитав состав эскадры, удалились, и русский адмирал с осознанием исполненного долга приказал эскадре вернуться на рейд.

Надо было исполнять обязанность, которая была превыше долга службы отечеству: к 9 ч. утра явиться для доклада во дворец к наместнику. Туда он, как гласила запись во флагманском журнале, и отбыл на катере в 10 ч 35 мин. В то же время ушедший в разведку “Боярин” показался с моря, отстреливаясь от преследовавших его японских крейсеров, а в 10 ч 45 мин поднял сигнал № 54, означавший, что неприятель в больших силах: вижу восемь кораблей. Но в это время адмирал Старк мужественно продолжал свой путь для доклада к наместнику.

Вторично застигнутой врасплох эскадрой пришлось командовать оставшемуся за начальника А.А. Эбергарду. Эскадра снялась с якоря, приказано было (в 11 ч 05 мин) построиться в строй кильватера, не соблюдая порядка строя. Тогда же с Золотой горы последовал новый приказ: “ожидать начальника эскадры, с якоря не сниматься”. Но Того ожидать не стал, и японский флот во главе с уже опознанным броненосцем “Микаса” (всего шло шесть броненосцев, шесть броненосных и четыре легких крейсера) в 11 ч 20 мин открыл огонь (“сразу очень сильный”, говорилось во флагманском журнале).

Судьба снова хранила русских, и Старк совершил новый подвиг, пересев с катера на “Петропавловск” среди сыпавшихся вокруг разрывов снарядов. Топтавшаяся до того на месте эскадра дала ход и двинулась навстречу противнику.

Не лучше действовал и Того. Неприятно пораженный более чем скромными результатами ночной атаки, он, вместо завершающего победного триумфа над “ожидавшимися жалкими остатками русской эскадры”, увидел стройную колонну из пяти открывших огонь броненосцев. Их поддерживали береговые батареи. Вблизи держались крейсера.

Забыв свой высокопарный приказ: “в этом сражении лежит решительная победа или поражение”, японский командующий после 24-40-минутной перестрелки (сведения расходятся) предпочел за благо не испытывать судьбу и вышел из боя.

Русские стреляли неплохо, за ними виднелись миноносцы, а до ближайшей базы было 600 миль. Надо было выжидать более благоприятной обстановки. Сказалось, конечно, и шоковое состояние, в которое адмирала привели результаты ночной атаки. В трех атаках они сумели выпустить лишь 16 торпед и попасть в цель только тремя. ('Действия флота, кн. 1”, СПб, 1912, с. 201–292). За такой “успех” адмирал Того подлежал бы немедленному смещению со своей должности, но у японского императора, по-видимому, не нашлось подходящей замены.

Во всяком случае, было заметно, что во всех последующих боевых столкновений японский командующий действовал с крайней осторожностью и избегал боя, если не мог сосредоточить явного превосходства в силах.

Этот урок осторожности мог быть еще более весомым, если бы перед началом дневного боя 27 января новейшим русским крейсерам во главе с “Баяном” было позволено в стремительной атаке уничтожить неосторожно сблизившиеся с русской эскадры хотя бы один или два из четырех японских разведчиков. Теперь же “Баяну”, оказавшемуся между колоннами броненосцев, приходилось вести бой, не разбирая противников. И действовал он, по общему признанию, блистательно.