Броненосный крейсер "Баян" (1897-1904)

Сделавший это признание лейтенант В.К. Деливрон вспоминал, сколько было затрачено усилий, “сколько исписано бумаг” для того, чтобы убедить начальство в преимуществах имевшихся во Франции телефонов системы Гальяра перед безнадежно устаревшими, когда-то считавшимися удовлетворительными, но с тех пор застывшими в своем развитии аппаратами лейтенанта Колбасьева. За них в МТК держались из экономии. Ради этого, как вспоминал И.К. Григорович, на “Баян” и “Цесаревич” доставляли из России множество обходившихся с доставкой втридорога предметов оборудования и снабжения (“ведра, деревянные табуретки и топорища”).

Поэтому, конечно, не могло быть и речи (если бы даже В.К. Деливрон об этом и задумался) о повышении углов возвышения орудий, о системе продувания стволов орудий, о повышении скорости заряжания пушек и других новшествах, необходимость которых вскоре должна была подтвердить война.

Совсем, видимо, недолго был на “Баяне” лейтенант Н.Н. Азарьев 3-й (1878–1933, пираты у китайских берегов). В списке чинов флота 1905 г. значился находившийся в “заграничном плавании на крейсере 1 ранга ”Баян" и на судах эскадры Тихого океана с 1903 г.". Проведенным автором исследованием обнаружилось, что Николай Николаевич Азарьев (полный тезка погибшего 28 июля 1904 г. на броненосце “Цесаревич” флаг-офицера) был переведен на “Цесаревич” еще 25 июля 1903 г. На броненосец он попал, видимо, совершив путешествие из Кронштадта в только недавно покинутый им Тулон. В результате этого назначения он разделил с ’’Цесаревичем“ все трудности совместного с ”Баяном" похода 1903 г., участие в бою 28 июля 1904 г. и интернирование корабля в Киао-Чао после боя. В 1914 г. удостоен Георгиевского оружия. Трагически погиб в 1933 г., будучи помощником шедшего в Шанхай китайского парохода "Шеи-Ань".

Уже после начала войны, вернувшись в только что покинутый после трехлетней службы в Порт- Артуре, в состав офицеров “Баяна” вошел лейтенант В.И. Руднев 3-й (1879–1966, Париж). Ему также была суждена выдающаяся боевая биография.

Недолго пробыл на “Баяне” совершавший с ним поход в Порт-Артур лейтенант СВ. Шереметев (1880–1968, Рим). Бывший черноморец, состоявший в начале в 30-м флотском экипаже (он комплектовал команду броненосца “Три Святителя” и канонерскую лодку “Терец”), лейтенант до “Баяна” имел опыт 8-месячной службы в штабе начальника Тихоокеанской эскадры вице-адмирала О.В. Старка и возвращался на эскадру, по-видимому, после отпуска или выполнения командировочного задания по доставке боеприпасов для “Цесаревича”. В Порт-Артуре его перевели на крейсер “Паллада” на должность артиллерийского офицера, а 17 января назначили командиром 7-й роты команды корабля. Здесь он, обобщая весь накопленный опыт и пользуясь правом особых связей в аристократических кругах, письмом от 22 декабря 1903 г. взял на себя смелость обратиться к генерал-адмиралу с предостережениями о близости неминуемой войны (“в течение 10 лет ненависть японского народа к нам только возрастает”), далеко неблагоприятной обстановке в боевой подготовке флота и комплектовании кораблей офицерским составом и явной несостоятельности начальника эскадры и его младшего флагмана князя Ухтомского. Эскадру, по мнению лейтенанта, должны были возглавить или З.П. Рожественский, или взять на себя роль командующего — сам генерал-адмирал, или, наконец, если ему покинуть столицу никак нельзя, — С.О. Макаров. "Ваше высочество, сделайте что-нибудь, чтобы наша матушка Россия не была опозорена в предстоящей войне, если ее решили вести".

Судьба лейтенанта С.В. Шереметева круто повернулась после войны, когда, оставив флот (очевидно, в результате глубокого разочарования в службе и нежелания смириться с унижением престижа флота), он перешел в Преображенский полк — ближе к славе предков.

Непросто, а в дальнейшем трагично складывались и судьбы других приходивших на корабль офицеров. Все они стали его патриотами, все они вместе с оставшимися после постройки сумели вывести “Баян” (наравне с “Новиком”) в ряд самых боевых кораблей эскадры. Они могли сделать многое, но в условиях наступившей войны от офицеров требовалось нечто большее, чем просто военная доблесть. Нужна была особенно тесная сплоченность офицерского состава, совместная дружная творческая работа, для которой людей никогда не было много.

Даже командиров кораблей меняли, как пешек в шахматной игре. С легкостью расставались и со специалистами. Так с “Баяна” уже в феврале в манчжурскую армию командировали (и как оказалось безвозвратно) младшего минного офицера лейтенанта Н.Ф. Желтухина (1880-?).

Крутой поворот совершился и в карьере лейтенанта В.И. Руднева 3-го. Только что завершив срок тихоокеанской службы, он с началом войны успел вернуться в Порт-Артур по рекомендации С.О. Макарова и 14 февраля, видимо, заменяя лейтенанта Желтухина, получил назначение на “Баян”.

Сложившаяся сплоченность кают-компаний от всех этих “перестановок” нарушалась, но власть предпочитала не вдаваться в эти, как ей, надо думать, казалось, “телячьи нежности”.

Как поначалу казалось, “Баян” имел безукоризненного во всех отношениях командира, который не позволит кораблю попасть в критическую ситуацию и при любой опасности непременно найдет верное решение. О нем с уважением, несмотря на постигшую Р.Н. Вирена судьбу, отзывался в своих воспоминаниях А.Н. Крылов. Окончив в 1884 г. Минный класс, а в 1899 г. мало популярный тогда среди офицеров курс военноморских наук при морской академии, он после командования в 1898–1899 гг. учебным судном “Верный” и в 1900 г. броненосцем береговой обороны (устарелый монитор 1864 г. постройки) “Стрелец”, получил в исходе 1902 г. в командование новейший крейсер “Баян”.

Это был, конечно, редкий взлет карьеры, обусловленный, возможно, связями, приобретенными за время службы в 1897–1898 гг. в ГМШ. Со всей основательностью истинного лютеранина он взялся за налаживание службы на вверенном ему корабле и в этом, судя по одобрительному отзыву контр-адмирала А.К. Вирениуса, преуспел. Весь поход на Дальний Восток Вирен провел образцовопоказательно.

“Баян” в Средиземном море

В его строевых рапортах за время плавания не обнаруживается никаких следов начальственного неудовольствия или чего-либо похожего на те потоки желчи, которыми и.д. начальника ГМШ контрадмирал З.П. Рожественский “оснащал” донесения командира “Цесаревича” И.К. Григоровича. Доставалось и командированному во Францию (чтобы вытолкнуть с завода упорно не желавший его покидать броненосец) помощнику начальника штаба контр-адмиралу А.А. Вирениусу.

Даже явно допущенный просчет Р.Н. Вирена, оставившего безответным акт английской невежливости (на салют с “Баяна” флагу английскому адмиралу ответа получено не было), не вызвал у З.П. Рожественского замечания. Четыре мили слишком большое расстояние для “нынешних салютных орудий”) — оставил адмирал благодушную помету.

Чудом, счастьем, удачей, новизной постройки, строгостью приемки и квалифицированностью еще сохранившегося после приемных испытаний состава инженер-механиков с их машинной командой, “Баян” успел избежать всех тех злоключений, которые преследовали вышедший с ним в море после императорского смотра броненосец “Ослябя”. Их совместный поход не продолжался и часа. Отдав якорь уже у Толбухина маяка, “Ослябя” до вечера занимался приемом воды. “Баян” продолжил путь самостоятельно. Отдельное плавание они продолжали и после захода для пополнения запасов воды и топлива: “Ослябя” — в Портленд, “Баян” — в Шербур. Так было задумано в подготовившем операцию ГМШ.

Совместным обучением кораблей в походе штаб озабочен не был. И “Баян”, покинув Шербур, плавание в Алжир продолжал в одиночку. Гибралтарский пролив он благополучно миновал ночью 7/20 августа. “Ослябя” же, подошедший к входу в пролив, двумя сутками позже, попал в аварию. На нем пренебрегли предостережениями, предпринятыми командиром “Баяна”. Как явствовало из строевого рапорта Р.Н. Вирена от 12 августа 1903 г., “Баян” снялся с якоря в Шербуре в 7 ч вечера. 2/15 августа получили телеграфное предписание ГМШ: идти, не ожидая “Осляби”.

Бискайский залив прошли при тихой ясной погоде. Плавание изображалось выкопировками маршрута до Алжира. Обогнув мыс St. Vincent в расстоянии 1 мили, взяли курс на середину Гибралтарского пролива. Вскоре встретили занимавшуюся стрельбой и эволюциями английскую эскадру в составе 12 броненосцев типа “Мажестик” и “Роял Соверен”, 6 больших крейсеров типа “Кресси”, 8 крейсеров 2 класса, 4 двухтрубных броненосцев. Адмиральские флаги были видны на фор-брам-стеньге одного из броненосцев, возглавлявшего эскадру, и на одном большом крейсере.

"Проходя мимо адмиральского корабля в 4–5 милях и ясно видя флаг нации и адмирала, — писал Р.Н. Вирен, — согласно ст. 1250 Морского Устава, салютовал флагу вице-адмирала 15 выстрелами с подъемом английского флага на фор-брамстеньге. На означенный салют ответа не получил". Право сильного и неприязнь к России со стороны японского союзника оказались сильнее общеустановленных норм морской вежливости, и здесь с этим пришлось смириться. Учить культуре владычицу морей было как-то несподручно, и командир “Баяна” решение проблемы предпочел оставить на усмотрение начальства.