Бронепоезд No 14,69
Шрифт:
Вдруг мужики густо, как пшено из мешка, высыпали, хохот:
– - Хо-хо-ха!..
– - Хе-е-е!..
– - Хо-о!..
– - Прореху-то застегни, чорт!
– - Валяй, Пентя, запузыривай...
– - Втемяшь ему!
– - Чать тоже человек!..
– - На камне и то выдолбить можно.
– - Лупи!..
Крепкотелая Авдотья Сещенкова, подобрав палевые юбки, наклонилась, толкнула американца плечом:
– - Ты вникай, дурень, тебе же добра хочут!
Американский солдат оглядывал волосатые красно-бронзовые лица мужиков,
Мужики возбужденно ходили вокруг него, передвигая его в толпе, как лист по воде; громко, как глухому, кричали, жали руки.
Американец, часто мигая, как от дыма, поднимал кверху голову, улыбался и ничего не понимал.
Окорок закричал американцу во весь голос:
– - Ты им там разъясни подробно. Не хорошо, мол.
– - Зачем нам мешать!
– - Против свово брата заставляют итти!
Вершинин степенно сказал:
– - Люди все хорошие, должны понять. Такие ж хрестьяне, как и мы, скажем, пашете и все такое. Японец -- он што, рис жрет, для него по-другому говорить надо.
Знобов тяжело затоптался перед американцем и, приглаживая усы, сказал:
– - Мы разбоем не занимамся, мы порядок наводим! У вас, поди, этого не знают за морем-то; далеко; да и опять и душа-то у тебе чужой земли...
Голоса повышались, густели.
Американец беспомощно оглянулся и проговорил:
– - I dont understand!
Мужики в-раз смолкли.
Васька Окорок сказал:
– - Не вникат! По русски-то не знат, бедность.
Мужики медленно и, словно виновато, отошли от американца.
Вершинин почувствовал смущенье.
– - Отправить его в обоз, что тут с ним чертомелиться?
– сказал он Знобову.
Знобов не соглашался, упорно твердя:
– - Он поймет... тут только надо... он поймет!..
Знобов думал.
Американец, все припадая на ногу, слегка покачиваясь, стоял и чуть заметно, как ветерок стога сена, ворошила его лицо тоска.
Син-Бин-У лег на землю подле американца; закрыв ладонью глаза, тянул пронзительную китайскую песню.
– - Мука-мученическая, -- сказал тоскливо Вершинин.
Васька Окорок нехотя предложил:
– - Рази книжку каку?
Найденные книжки были все русские.
– - Только на раскурку и годны, -- сказал Знобов, кабы с картинками.
Авдотья пошла вперед, к возам, стоявшим у поскотины, долго рылась в сундуках и, наконец принесла истрепанный с оборванными углами учебник закона божия для сельских школ.
– - Може по закону?
– - спросила она.
Знобов открыл книжку и сказал недоумевающе:
– - Картинки-то божественны. Нам его не перекрещивать. Не попы.
– - А ты попробуй, -- предложил Васька.
– - Как его. Не поймет, поди?
– - Может поймет. Валяй!
Знобов подозвал американца:
– - Эй, товарищ, иди-ка сюда!
Американец подошел.
Мужики опять собрались, опять задышали хлебом, табаком.
– - Ленин!
– -
Американец вздрогнул всем телом, блеснул глазами и радостно ответил:
– - There's a chap!
Знобов стукнул себя кулаком в грудь, и похлопывая ладонью мужиков по плечам и спинам, почему-то ломанным языком прокричал:
– - Советска республика!
Американец протянул руки к мужикам, щеки у него запрыгали и он возбужденно закричал:
– - That is pretty in deed!
Мужики радостно захохотали.
– - Понимат, стерва!
– - Вот, сволочь, а?
– - А Пентя-то, Пентя-то по-американски кроет!
– - Ты ихних-то буржуев по матушке, Пентя!
Знобов торопливо раскинул учебник закона божия и тыча пальцем в картинку, где Авраам приносил в жертву Исаака, а вверху на облаках висел бог, стал разъяснять:
– - Этот с ножом-то -- буржуй. Ишь, брюхо-то распустил, часы с цапочкой только. А здесь, на бревнах-то, пролетариат лежит, -- понял? Про-ле-та ри ат.
Американец указал себе рукой на грудь и, протяжно и радостно заикаясь, гордо проговорил:
– - Про ле та ри-ат... We!
Мужики обнимали американца, щупали его одежду и изо всей силы жали его руки, плечи.
Васька Окорок, схватив его за голову и заглядывая в глаза, восторженно орал:
– - Парень, ты скажи та-ам. За морями-то!..
– - Будет тебе, ветрень, -- говорил любовно Вершинин.
Знобов продолжал:
– - Лежит он -- пролетариат, на бревнах, а буржуй его режет. А на облаках-то -- японец, американка, англичанка -- вся эта сволочь, империализма самая сидит.
Американец сорвал с головы фуражку и завопил:
– - Империализм, awy!
Знобов с ожесточением швырнул книжку о земь.
– - Империализму с буржуями к чертям!
Син-Бин-У подскочил к американцу и, подтягивая спадающие штаны, торопливо проговорил:
– - Русики ресыпубылика-а. Кытайси ресыпубылика-а. Мериканысы ресыпубылика-а пухао. Нипонсы, пухао, надо, надо ресыпубылика-а. Кыра-а-сна ресыпубылика-а нада-нада*1.
И, оглядевшись кругом, встал на цыпочки, и, медленно подымая большой палец руки кверху, проговорил:
– - Шанго.
Вершинин приказал:
– - Накормить его надо. А потом вывести на дорогу и пусти.
Старик конвоир спросил:
– - Глаза-то завязать, как поведем. Не приведет сюда?
Мужики решили:
– - Не надо. Не выдаст!
V.
Партизаны с хохотом, свистом, вскинули ружья на плечи.
Окорок закрутил курчавой рыжей головой, вдруг тонким, как паутинка, голоском затянул:
Я рассею грусть-тоску по зеленому лужку.
Уродись моя тоска мелкой травкой-муравой,
Ты не сохни, ты не блекни, цветами расцвети...
И какой-то быстрый и веселый голос ударил вслед за Васькой:
Я рассеявши пошел, во зеленый сад вошел -
Много в саду вишенья, винограду, грушенья.