Бронированные жилеты

В ту секунду, когда колеса дополнительного замерли, в руке Антона был пакет.

– Спасибо, - сказал Антон. Не вскрывая, передал пакет Денисову.

– Пять минут стоянка, - сообщил Шалимов.

Магаданец спросил:

– А следующая?

– Селитренский.

"Должно быть, последняя телеграмма", - подумал Денисов.

"...Направленный экспертизу нож красной пластмассовой ручкой орудием преступления не являлся..."

От него не ускользнуло:

"Обнаружены два ножа, и оба не являлись орудием убийства... Основное вещественное доказательство не найдено..."

Разговоры прекратились, когда Денисов стал откладывать лежавшие перед ним купюры, имевшие следы перегиба. Было заметно: прежде чем попасть в общую пачку, часть купюр была сложена вчетверо.

Все думали об одном.

"Кошелек Полетики-Голея небольшой, квадратный, купюры сгибались несколько раз..."

Однако Денисова беспокоило другое:

"В отсутствие Наташи Газимагомедовой и оперативной группы вправе ли я повести дальнейший розыск преступника так, как считаю нужным?"

Он отложил последнюю десятку, теперь перед ним лежала тонкая стопка купюр со следами перегибов.

– Пятнадцать!
– прохрипел со своего места Судебский.
– Я считал!

На него неприязненно оглянулись, Денисов смешал купюры: "С деньгами в последнюю очередь..."

Солнце припекало. Антон тревожно следил за Денисовым, все чаще стирал пот с лица.

Денисов нашел глазами магаданца и его спутников, выглядевших весьма живописно, - пожилого, со шрамом, и второго, в тельняшке, с металлической пластинкой у кисти. Он знал об этих людях меньше, чем об остальных участниках уголовного дела.

"Магаданец и его спутники, - подумал Денисов, - не жители Дальнего Востока..."

Подозрение укрепилось, когда Денисов увидел билеты, взятые от Москвы. Кроме того, перечисляя дальневосточных рыб, магаданец назвал подряд "муксуна", "чавычу" и "пыжьяна", что рыбак сделал бы едва ли: "муксун" и "пыжьян" были речными рыбами, а поставленная между ними через запятую "чавыча" - морскою.

"Но в купе действительно висела на жилке рыба..."

Магаданеп выглядел бывалым, привыкшим к шумному командировочному братству, крепкому словцу. Держался он независимо.

– В командировку?
– спросил Денисов.

– Ну!

Денисов узнал интонации Подмосковья.

– Наверно, связаны с рыбным хозяйством?

Магаданец хотел отшутиться, но его спутник, пожилой, со шрамом, вклинился в разговор:

– Москва, фирма "Океан".

– Понимаю... Консервы! "Чавыча", "пыжьян"...

– И рыба! Горбуша, кета. Все ценные породы.

Денисов вспомнил характеристику проводницы: "Ничего. Только выпить не любят... Всю ночь сидели! Даже без света..."

Денисов оглядел салон: Феликс чувствовал себя не в своей тарелке, пока он, Денисов, разговаривал с рыбаками.

– А почему Магадан?
– Антон воспользовался паузой.

– Девушки больше уважают!
– Магаданец подмигнул Пятых, проводница вспыхнула, поправила пилотку.

Судебский, о котором успели забыть, подал голос:

– На Востоке заработки выше! За это и уважают!

"Рыбаки" дружно захохотали.

– Не всегда, отец...

– магаданец потряс пустым бумажником.

– Этой ночью вы покупали вино?
– спросил Денисов.

"Рыбаки" замолчали. Феликс пил "Айвазовскую", на него жалко было смотреть.

– Дело серьезное!
– вмешался Антон.

Магаданец пожал плечами:

– Покупали.

Денисов спросил:

– В ресторане?

– Работяга принес в купе...
– магаданец помялся, - Феликс!

Разносчик пожелтел.

– Бутылки были со штампами?
– продолжал Денисов.
– "Трест ресторанов Южного направления"? С наценкой?

– Без штампов, - магаданец пригладил редевший медно-рыжий венчик надо лбом.
– Но с наценкой. Работяга предупредил: "Ресторан закрыт. Тружусь сверхурочно..."

Директор оторвался от счетов:

– Если товарищ настаивает, давайте соберем бутылки! Я уверен, мы не найдем ни одной без штампа.

– Бутылок этих в поезде нет, - сказал Денисов.
– Официант ночью прошел по всему составу. Собрал.

– О каком вине вы говорите? "Дербент"?

– "Марсала", - вместо магаданца ответил инспектор.
– В Москве официанту помог доставить ее носильщик...

Феликсу вновь стало плохо. Он почувствовал себя не лучше, чем накануне, когда ввалился с бутылками без штампа в вагон, полный милиции.

– У убитого в купе тоже "Марсала" без штампа, - сказал Денисов.

Официант не выдержал:

– Может, я по магазинной стоимости отдал!

– Феликс!
– как в старом, очень знакомом фильме, предупредил директор.
– С этого момента каждая ваша реплика может быть использована против вас.
– Закончил он неожиданно: - Правду, и ничего, кроме правды!

За окном показался разъезд, дополнительный по какой-то причине позволил себе проследовать мимо.

Взгляд Денисова снова нашел магаданца.

– Расскажите подробнее.

– Две бутылки он принес, как только отъехали от Москвы...

Его перебил электрик:

– Тогда и меня пишите в свидетели!
– Он поднял руку.
– Я со щитом возился! Официант при мне приходил!

Денисов соотнес события в тринадцатом с теми, что происходили на месте происшествия.

"Полетика-Голей купил у Феликса "Марсалы", хотел во что бы то ни стало споить спутников, от крепких напитков Марина и Ратц отказались. Ратц заупрямился - старческая несговорчивость ставила под угрозу то, что Полетика-Голей готовил с таким трудом. Лука вспылил. Старик к тому же оказался из мест, где Луку знали во время войны".

"Слово "война" было определенно произнесено..." - свидетельствовала Марина.

"Наконец сошлись на шампанском, которое Голей незаметно приправил снотворным... Ратц наконец отпил, Марина тоже пригубила. На несколько минут вышли в коридор. Здесь их видел Феликс, а затем Прудников, который по случаю дня рождения искал спиртное. Пассажиров было мало, многие легли отдыхать. Перед решительной минутой Полетика-Голей уже впрямую расспрашивал всех о кинологе: "Видел ли кто-нибудь собаку в поезде?"