BRONZA / БРОНЗА

И тут же вопросительно приподнял темную, с легким изломом бровь на замявшегося брата.
– В чем дело? Плачу я!
– произнес он с нажимом, потом стал набирать номер.

По его тону Марк понял, что речь не о деньгах - речь о том, что, как бы ему ни хотелось отказаться от столь «заманчивого предложения», сегодняшний день придется провести так, как хочется этой сволочи в белом.

– Подожди!
– насторожился он.
– Ты сказал: «машина»? Это значит, что за рулем…

– Конечно же, Ши… А ты кого ждал? Медведя в ермолке?
– подтвердил его догадку Оуэн.
– Идем!

– Нет!
– Марк сделал шаг назад.
– Ты поезжай! Мы поймаем такси! Говори адрес!

– Ну, что ты, дорогуша… - хитрым лисом шагнул к нему Оуэн, жестом собственника обнял за талию, - я и минуты не проживу… в разлуке с тобой!

– Эй, ты что… Пусти!
– засмущался Марк.

Ресторан назывался «Кокакюру». Это был настоящий японский ресторан. Отдельный кабинет, куда их с глубоким почтением проводили, выходил прямо в сад, выдержанный в лучших традициях восточной созерцательности. Тихое журчание воды, негромкое ритмичное постукивание бамбуковых леек, цветущие лотосы и плеск золотых рыбок в пруду. Перегородки из вощеной бумаги, расписанные откровенно неприличными картинками в эротическом жанре «укиё-э», тростниковые татами на полу. Здесь не было ни европейской мебели, ни столовых приборов. Им пришлось снять обувь и сидеть, поджав под себя ноги. Они пили зеленый чай с лепестками сакуры, а Оуэн горячее саке: наслаждаясь вдвойне и вкусом напитка, и выражением лиц своих спутников. Их кислые мины говорили о желании обоих оказаться от него за тридевять земель. Нежное позвякивание колокольчиков-гошинтай и мягкий свет бумажных фонариков будили в памяти средневековый аромат эпохи Токугавы. Правда, застать феодальную Японию Оуэну уже не пришлось, но расстреливать из пулеметов самураев с их бесполезными перед пулями катанами ему тоже понравилось. Улыбнувшись своим воспоминаниям, он заказал официантке в ярком кимоно новую порцию горячего саке. Японке он тоже улыбнулся, и та порозовела от удовольствия. Внимание такого красивого европейца было лестно ей. Воспитанная в традиционном поклонении мужчине, почтительно-угодливая, девушка склонилась в поклоне и засеменила маленькими ножками в белых носочках. Оуэн проводил ее со смутным желанием во взгляде.

«Ненасытная скотина…» - заметив его взгляд, Марк отложил палочки, есть расхотелось.

– А теперь рассказывай!
– потребовал он.

– Что, при нем?

– Ничего, отрок переживет!

– Да-а? Переживет, говоришь? Сомневаюсь… - многозначительно хмыкнул Оуэн, насмешливо глянув на притихшего и не проронившего пока ни слова, подростка.

– А ты не сомневайся, рассказывай!
– отмахнулся от его многозначительности Марк, начиная злиться.

В глазах Оуэна заплясали лукавые огоньки.

– А может, я не хочу рассказывать… сейчас! Может, я хочу… потом! Может быть, я вообще хочу не этого!
– раскапризничался он, изображая из себя девицу на выданье.

Глаза Марка потемнели от сдерживаемого гнева.

– Клоун, да? Развлекаешься?
– спросил он с тихой угрозой, все больше напоминая рассерженного кота.

Оуэн чуть склонил голову набок.

– Ты такой милый, особенно когда злишься. Это будоражит мое воображение… - подперев щеку рукой, вздохнул с таким невинным видом, что Марк не выдержал.

– Хватит! Ублюдок! Хватит!
– заорал он.

Схватив чашку, запустил ею в Оуэна, тот уклонился, и чашка угодила в пруд. Золотые рыбки с плеском бросились врассыпную.

– О, мы уже буйствуем?
– позлорадствовал Оуэн.
– Прививку от бешенства не пробовал? Могу сделать укол! У меня и шприц где-то был… - и, чтобы Марк не сомневался, какой «шприц» он имеет в виду, похлопал себя по брюкам.

В замешательстве Марк быстро отвернулся. Оуэн хмыкнул.

– Еще раз произнесешь в мой адрес мерзкий этот эпитет… вырву язык. В буквальном смысле!
– предупредил он брата.
– А ты на что уставился?
– тут же переключил свое внимание на Байю - тот смотрел на Оуэна волчонком.
– Сходи пописай, мальчик. Пока и тебе моча в голову не ударила!
– предложил он подростку с оскорбительно-ласковой заботой.

Резанув его взглядом, Имонн встал и действительно отправился в туалет. Встреча двух родственников уже порядком надоела ему. Один что-то хочет узнать, другой ничего не хочет говорить… того и гляди, вцепятся друг другу в горло! «Почему это Монсеньор так уверен, что они - братья?» - думал мальчик, идя следом за служащим ресторана. Было что-то знакомое в их словесной пикировке, где-то он уже видел это, но где, Имонн не мог вспомнить. Как ни странно, едкое замечание Оуэна совсем его не задело. Правда, было немного стыдно, но не за себя - за Марка. Ну, что он так раскис рядом с этой дылдой? Прямо санная тряпка какая-то! А этот Оуэн, или как его там… вообще выставляет себя полным идиотом! Свою одержимость Марком блондин даже не скрывал. Зачем же в таком случае доводить человека, к которому неровно дышишь, до белого каления? Этого он не понимал. «Марк такой отзывчивый, добрый… У него щедрое сердце. Его все любят. С ним так легко, и вообще он как ребенок. К нему так легко подобрать ключик, а этот верзила… - Имонн задумался, закрываясь в кабинке, - урод какой-то…!»

«Заноза в заднице…» - Оуэн проводил Байю неприязненным взглядом. Но стоило за подростком задвинуться перегородке, сразу перестал насмешничать и ухмыляться, будто снял маску злого Панча. Взглядом, нежно, погладил раскрасневшегося от обиды Марка. И улыбнулся. Грустно. «За тобою тенью… Мы повсюду вместе… Оглянись назад…» Как же ему хотелось обнять этого упрямца! Прижать к груди его голову, запутаться пальцами в его волосах. Слушать, как бьется сердце брата, все чаще попадая в такт с его собственным. Но Марк ничего не замечал. Отгородившись от него «кругозором» тарелки, не смея уйти и не желая оставаться, глотая очередную порцию унижения, он неохотно ковырялся палочками в еде, делая вид, что ест. И забрало со скрежетом опустилось, сделав лицо Оуэна вновь холодным и насмешливо-злым. Привлекая к себе внимание брата, он позвал:

– Марк! Пусть твой оруженосец пойдет куда-нибудь… - и небрежно махнул рукой, - например, в кино!

– Он мне не оруженосец, - буркнул Марк, поднимая голову.

– Да какая разница… - Оуэн пожал плечами. Его голос приобрел мечтательную бархатистость.
– А мы поедем ко мне… Ты останешься у меня на ночь… Мы вместе примем ванну… Я потру тебе спинку… Полагаю, ты до сих пор девственник?
– полюбопытствовал он.
– О, я не буду грубым!

Низкий столик с грохотом отлетел в сторону. Марк бросился на него с кулаками. Загремела, разбиваясь, посуда. И наступила тишина.

– Ну, ничему не учишься, - покачал головой Оуэн, выкручивая ему руку. Марк снова стоял перед ним на коленях.
– Знаешь, а ты мило смотришься в этой позе. Не воспользоваться ли мне… тем, что я сверху?

С ласковой улыбкой, особым приемом немного вывернул брату кисть руки, одновременно надавив на локоть, и тот со стоном прогнулся. Щекой почти коснувшись тростниковой циновки. Джинсы соблазнительно обтянули задницу.

– Ублюдок! Только попробуй! Убью!
– прошипел сквозь зубы Марк, а глаза дрогнули, как у испуганного мальчика.

– Какие мы грозные, - Оуэн презрительно скривил губы. Минуту смотрел в ненавидящие его глаза брата, а потом хладнокровно сломал ему локоть.

Марк взвыл от боли. Рот наполнился кровью, он нечаянно прокусил себе язык.

– А не нужно грубить старшим!
– словно школяра, отчитал его Оуэн.

Встал, одернул джемпер, отряхнул брюки, вернул столик обратно, сел и лишь тогда, решив, что достаточно наказал брата, щелкнул пальцами. Срастаясь, сломанные кости хрустнули, вставая на место.

– Не устал еще кидаться на меня с кулаками, словно деревенский дурачок?
– без капли сочувствия спросил он у сидящего на полу и ошалело смотревшего на него Марка.
– Выучил бы уже пару восточных единоборств, что ли, если так не терпится подраться!
– Оуэн был само великодушие.
– Не соперник, а задираешься…

Он позвонил в колокольчик, перегородка отодвинулась, с поклоном вошла официантка. Следом за ней двое мужчин в одинаковых робах; тоже кланяясь, они быстро собрали разбросанную еду и осколки посуды, протерли влажными тряпками пол и удалились, продолжая кланяться. Девушка с улыбкой протянула Оуэну меню, присела рядом и, обсуждая с ним новые блюда, закивала головой.