Бросок Венеры

– Политических? Так это не просто дело об убийстве?

– Не просто. Против Целия выдвинуто четыре обвинения. Первые три – в организации нападений на александрийское посольство: ночные погромы в Неаполе, бросание камней в Путеолах и поджог имения Паллы. Ими я заниматься не буду. Моя единственная задача – четвёртый пункт, который непосредственно касается Диона. Целий обвиняется в попытке отравить его в доме Лукцея.

– А что касается самого убийства в доме Копония?

– Вообще-то это тоже по моей части. Но ведь Публия Асиция уже судили за это дело, и оправдали. Обвинители остерегаются вменить то же самое в вину Целию. Вместо этого они хотят сосредоточиться на более ранней попытке отравления. Конечно, я постараюсь разузнать об убийстве в доме Копония всё, что только можно – эти факты будут весьма ценными.

– А заодно и удовлетворят твоё собственное любопытство.

– Само собой.

Экон составил вместе кончики пальцев.

– Итак, мы имеем суд по делу с политической подоплёкой, во время праздника, когда в Риме соберётся уйма народу; обвиняемый – бывший протеже Цицерона, а за всем этим, в качестве фона – скандально известная женщина… Да, папа, это будет всем зрелищам зрелище.

Я застонал:

– Как я и ожидал! Единственное, чего мне не хватает для полного счастья – чтобы в мою дверь постучались крепкие ребята от Помпея или царя Птолемея, и вежливо попросили меня прекратить расследование.

– Думаешь, так и будет? – вскинул бровь Экон.

– Надеюсь, что нет. Но у меня плохое предчувствие относительно этого дела. Как ты и сказал, оно скверно пахнет. И мне оно не нравится.

– Тогда зачем же ты взялся за него? Ты ведь ничего не должен Клодии – или всё-таки должен? Ты точно рассказал мне обо всём, что сегодня произошло в её шатре? – он улыбнулся.

– Не мели ерунды. Я ей должен только задаток. Но кое-какие обязательства у меня и в самом деле есть.

Он кивнул:

– Ты имеешь в виду, перед Дионом?

– Да. Он просил меня о помощи, а я ему отказал. Так я говорил себе, когда шёл суд над Асицием.

– Ты ведь тогда болел, папа.

– И что из этого? А затем, когда Асиция оправдали, я решил, что теперь это дело прошлое. Но как оно может окончиться, если никто из убийц не осуждён? Как душа Диона может успокоиться? До сих пор я старался избегать таких мыслей, чтобы чувствовать себя свободным от обязательств. До тех пор, пока ко мне домой не пришёл галлус – и не поставил меня лицом к лицу с моим долгом. Да, меня позвала в дорогу Клодия, но не только она.

– И её брат, Клодий?

– Нет. Я хочу сказать, что они оба – представители чего-то такого, что много выше их самих. Начало этой истории положил Дион, но лишь время может показать, чем она закончится. Некая высшая сила, похоже, твёрдо решила сделать меня её участником.

– Немезида?

– Я, скорее, думаю о другой богине: о Кибеле. Это ведь её жрец привёл в мой дом Диона, и он же недавно пришёл за мной. А можно ли считать простым совпадением то, что суд будет проводиться во время празднества Великой Матери – то есть Кибелы? Между прочим, давным-давно, когда этот культ только пришёл к нам с Востока, одна из прародительниц Клодии спасла статую Кибелы от гибели в водах Тибра. А ты видишь здесь связь?

– Папа, ты с годами становишься всё религиознее, - спокойно констатировал Экон.

– Возможно. Если я теперь и не сильнее почитаю богов, чем прежде, то, по крайней мере, сильнее их боюсь. Впрочем, если хочешь, можешь вообще не думать о богах. Считай, что это просто расчёт между мной и тенью Диона. По крайней мере, чувства долга у меня больше, чем благочестия.

Экон с серьёзным видом кивнул. Как всегда, он меня понял.

– Чего же ты хочешь от меня?

– Ещё не знаю. Может быть, и ничего. Разве только чтобы ты выслушивал мои рассуждения и кивал, если что-то в них покажется тебе осмысленным.

Он взял меня за руку:

– Если тебе понадобится что-то сверх этого – обязательно скажи мне. Обещай, папа.

– Я обещаю, Экон.

Он отпустил мою руку. В доме снова послышался вопль кого-то из близнецов. Вообще-то им давно уже пора быть в постели, подумал я. Через неплотно прикрытые ставни я видел, что снаружи уже совсем темно.

– А что об этом думает Бетесда? – спросил Экон.

Я улыбнулся:

– Почему ты решил, что я ей что-то рассказал?

– Что-то сказал непременно, пока ужинал с ней сегодня вечером.

– Да. Историю моего посещения садов Клодии, разве что немного подправленную.

– Ха! Думаю, Бетесда бы оценила по достоинству описание голых купальщиков! – засмеялся Экон.

– Возможно, но я как-то забыл упомянуть о них. Кроме того, я упустил и подробности одеяния Клодии, которые тебя так заинтересовали.

– Полагаю, в первую очередь они заинтересовали тебя, папа. А появление из реки Клодия – голого, как рыба в море?

– Тоже опустил. Хотя брат с сестрой в тот момент, когда я их покидал, в самом деле обнимались.

– И целовались?

– И целовались. Должен же я был дать Бетесде хоть какой-то материал для сплетен.

– И что она думает об обвинениях против Марка Целия?

– Непоколебимо стоит на том, что это бред.

– В самом деле?

– «Быть такого не может!» - говорит она. «Марк Целий не мог совершить такого злодеяния, женщина порочит его!». Я спросил, на чём основана её уверенность, но в ответ получил только взгляд Медузы. У Бетесды всегда была слабость к нашему лихому молодому соседу. Точнее, бывшему соседу.

– Да, теперь она уже не сможет видеть его через улицу.

– И мы все лишились возможности наблюдать, как он в середине дня пытается войти в собственную дверь, с растрёпанными волосами и налитыми кровью глазами. И не увидим, как он пьянствует на улице в компании проституток с Субуры. И не услышим среди ночи, как его пьяные друзья громогласно декламируют похабные стихи…

– Папа, хватит! – Экон уже трясся от смеха.

– Я почти и не шучу, - сказал я, вдруг помрачнев. – Судьба молодого человека под угрозой. Если его признают виновным, то лучшее, на что может рассчитывать Марк Целий – это отправиться в изгнание. Его семья будет опозорена, его карьера на этом и закончится, о любых перспективах можно будет забыть.

– Не думаю, что это достаточное наказание. Если, конечно, он виновен.

– Вот именно: если виновен, - ответил я. – А моё дело – выяснить это.

– А если вдруг окажется, что он ни в чём не виноват?

– Тогда я так и скажу Клодии.

– Думаешь, это будет иметь для неё какое-то значение? – проницательно заметил Экон.

– Ты ведь, как и я, знаешь: действительная виновность или невиновность человека если и могут сыграть в римском суде какую-то роль, то разве что по случайности.