Бруно, начальник полиции
Шрифт:
Итак, призывники остались в своих казармах и не двигались — вот что остановило переворот. Они оставались там, пока не прибыли военные корабли, чтобы забрать нас домой».
«Это было в 61-м году?» Спросил Бруно. «Генерал Салан и те люди, которые основали ОАГ, те, кто пытался убить де Голля?»
«Совершенно верно», — мрачно сказал барон. «Как бы то ни было, я отправил наше подразделение на десантный корабль, и по дороге мы подобрали тех из моих старых харки, кого смогли найти, или кто был достаточно умен, чтобы понять, что им лучше убираться побыстрее. Мой сержант был со мной всю войну, и ему понравились харки, поэтому он помог. Мы раздобыли несколько мундиров — в них недостатка
«А когда вы добрались до Франции?» Спросил Бруно. «Как вы доставили их на берег?»
«Они не могли отправить нас всех на военно-морскую базу в Тулоне, где, по крайней мере, у них была какая-то система контроля, поэтому мы пришвартовались в Марселе, в торговом порту, и армия загрузила десятки грузовиков, чтобы отвезти нас на ближайшие базы. Но не было системы, какое подразделение отправляется на какую базу, поэтому мы с сержантом сказали моим ребятам отправиться домой на несколько дней, и если они вернутся в течение недели, я позабочусь, чтобы все было в порядке. Мы все просто сбежали с корабля, сели в любой старый грузовик, и парни, включая моего Харкиса, перепрыгивали через задний борт на каждом углу. Мы совершили набег на вещевые мешки в трюме корабля и достали им гражданскую одежду и несколько франков. Кроме этого, все, что у них было, — это мое имя и адрес».
«Это звучит безумно», — сказал Бруно. «Я знал, что война в Алжире закончилась беспорядком, но я не знал об этом». Смутно он услышал, как Дугал выкрикнул «файв-фу» со своим забавным акцентом, и четверо мужчин поменялись местами. Казалось, что сеанс почти закончился. Он едва заметил.
«Вы должны помнить, что в те дни не было компьютеров, — продолжал барон. «Были только списки на бумаге. Мы потеряли своих в суматохе, а патрульный корабль был слишком переполнен для какой-либо надлежащей переклички. То, что не было потеряно, было сожжено мной и сержантом, когда мы вернулись на полковую базу во Фрюсе.
Помните, я был единственным офицером, который остался верен, так что они не собирались устраивать мне скандалы. Полковник даже поздравил меня с тем, что я вообще вернул людей».
«Гейм и сет», — скомандовал Дугал, и на корте они начали собирать теннисные мячи.
«Лучше всего я помню самый последний момент, — сказал барон, — был самый последний. Я остался у подножия трапа, пытаясь убедиться, что все мои люди на месте. Я был на борту одним из последних. И один из алжирских докеров стоял там у кнехта, готовый сбросить корабельный канат. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «В следующий раз мы вторгнемся к вам». Вот так. И он не сводил с меня глаз, пока я не повернулся и не поднялся на борт корабля. Я никогда этого не забуду. И когда я смотрю на Францию в эти дни, я знаю, что он был прав».
Как всегда после игры, группа мужчин вернулась в здание клуба, на этот раз медленно, поскольку дождь прекратился. Они приняли душ, а затем принесли из своих машин ингредиенты для своего торжественного пятничного обеда. Бруно предоставил яйца от своих кур и зелень со своего сада. Ранней весной он сорвал бутон де писенлит, крошечные зеленые бутоны одуванчика, но теперь это был молодой чеснок, петрушка с плоскими листьями и несколько собственных трюфелей, которые он хранил в масле с зимы. Мишель принес свои собственные паштеты и рилетты, приготовленные из свиньи, которую они собирались зарезать в феврале, вопреки правилам Европейского союза. Дугал принес хлеб, сыр и бутылку шотландского виски, которые они взяли в качестве аперитива после первого утоляющего жажду пива из-под крана в баре clubhouse. Ролло принес бифштексы, Ксавье — салат и пирог с начинкой, а барон подал вино, Сент-Эмильон 98-го года, которое было попробовано и признано лучшим.
Бруно готовил,
как всегда, и когда они накрыли на стол и приготовили салат, мужчины собрались у люка между кухней и баром. Обычно они шутили и сплетничали, но на этот раз у них на уме была только одна тема.«Все, что я могу сказать, это то, что у нас пока нет никаких твердых улик, а значит, и явного подозреваемого нет», — сказал им Бруно, разбивая дюжину яиц, разжигая гриль для стейков и бросая на сковороду кусочек несоленого сливочного масла. Он начал нарезать трюфель очень тонкими ломтиками. «У нас есть несколько зацепок, которым мы следуем. Некоторые указывают в одну сторону, некоторые в другую, и о некоторых из них я не знаю, потому что я нахожусь на периферии этого расследования. Это все, что я могу сказать».
«Сын доктора был арестован вместе с бандой головорезов из Национального фронта», — сказал Ксавье. «Это мы знаем».
«Возможно, это не связано», — сказал Бруно.
«Это выглядит взаимосвязанным», — сказал Мишель. «Головорезы из Национального фронта и свастика, вырезанная на груди бедного старого ублюдка. Кто еще мог это сделать?»
«Возможно, убийца сделал это, чтобы бросить тень подозрения на кого-то другого», — предположил Бруно. «Вы об этом подумали?»
«Сын какого доктора?» — спросил Ролло.
«Геллетро», — сказал Ксавье.
«Молодой Ричард?» — испуганно переспросил Ролло. «Он все еще в лицее».
«На этой неделе он прогуливал учебу в лицее. Он подделал записку от своего отца», — сказал Бруно, бросая взбитые яйца в шипящее масло и свежий чеснок. Когда основа для омлета начала готовиться, он бросил туда нарезанный трюфель и покрутил сковороду.
«Из Национального фронта? Ричард?» Переспросил Ролло с недоверием в голосе. «Я понятия не имел, когда он учился в здешнем колледже. Ну, тогда он был моложе».
Он сделал паузу. «Ну, я полагаю, что было одно дело, драка с одним из племянников Мому, но ничего серьезного. Два разбитых носа и несколько обзывательств, обычное дело. Я отстранил их обоих от занятий на день и отправил записку родителям.»
«Драка с арабом? С одним из племянников Мому, а потом убивают отца Мому?» — сказал барон. «Звучит многозначительно. Что это было за обзывательство?
Сейл бер — грязный араб, что-то в этом роде?»
«Что-то вроде этого», — натянуто сказал Ролло. «Послушайте, я не имел в виду… это была просто одна из тех драк, в которые ввязываются мальчишки. Это происходит постоянно, мы это знаем.
Мне не следовало упоминать об этом.»
Они замолчали, все глаза были устремлены на Бруно, который поднял и наклонил тяжелую железную сковороду, сделал два стратегических толчка деревянной ложкой и бросил зелень в жидкую смесь, прежде чем перевернуть гигантский омлет сам на себя. Не говоря ни слова, они все гурьбой подошли к столу и сели. Барон разлил вино, а Бруно подал превосходный омлет, земляной аромат трюфелей только начал ощущаться, когда он разложил его на шесть тарелок.
«Один из твоих лучших помощников, Бруно», — сказал барон, разрезая большой деревенский батон на кусочки, прижатые к груди ножом «Лагуйоле», который он достал из чехла на поясе. Он не пытался сменить тему, поскольку все мужчины понимали, что было сказано что-то важное и на этом дело нельзя было останавливать.
«Но ты упомянул об этом, мой дорогой Ролло», — продолжил барон, возвращаясь к теме. «И теперь ты должен удовлетворить не только наше любопытство, но и судебные вопросы, которые это должно вызвать. Наш друг Бруно, возможно, слишком деликатен, чтобы настаивать, но вы понимаете, о чем идет речь».