Брусника созревает к осени

Упав на колени, Славка оползал прогалину, пока не набрал целый бидон земляники. Дух от неё потрясный. Тает на языке сласть.

По пути домой решил Славка, что обязательно отнесёт банку ягод той новенькой девчонке – Катерине Первозвановой. Пусть знает, какие они, деревенские. А ещё, конечно, для того, чтобы она поняла, что никакой он не бука, а нормальный парень.

Он надел новый спортивный костюм и с литровой банкой отборной земляники подошёл к дому Первозвановых. Катерина не в оранжевой кофте, а халатике-разлетае снимала с верёвок бельё. Видать, была у них большая стирка с дороги. Бельё трепыхалось и парусило. И Катерина собирала эти паруса на руку.

Подобравшись к калитке, Славка обернулся: нет ли кого? Главное, чтобы Кирка не заметил: обсмеёт, задразнит.

– Это тебе, – сиплым от смущения голосом сказал Славка Катерине и поставил банку на столбик калитки.

– Ой, надо же, какая красотища, – пропела Катерина. – Сколько стоит?

– Просто так.

– Просто так? Скажешь, – и уткнулась лицом в банку. – Волшебство. Аромат! Голова кружится.

– Ну, не просто так, – пошёл на попятную Славка. – У меня сегодня день рождения.

– Чудак! Ой, какой чудак. Так ведь тебе должны дарить, а ты сам принёс. Ма, смотри, какое чудо этот Славка притащил.

Выглянула женщина, черноволосая, вовсе не похожая на Катерину. «Видно, дочь в отца – рыжая», – подумал Славка. И мать сказала про Славкины ягоды: «Чудо!»

Катерина отнесла домой банку, вернулась обратно с пустой. Нет, не с пустой. В банке был рыжий апельсин.

– Это тебе, – пропела Катерина.

– Зачем, не надо.

– Обижусь, если не возьмёшь, – предупредила она.

– Всё равно не надо, – сопротивлялся Славка.

– А я дарю и точка, – стукнула ладонью по калитке Катерина, – Сколько тебе лет-то стукнуло?

– Сколько, сколько. Шестнадцать.

– Фи, подросток, – скривилась Катерина, – А мне ещё в мае шестнадцать исполнилось.

– Подумаешь, два месяца. Ну я пошёл. Спасибо за апельсин, – поблагодарил он и отправился домой, довольный товарообменом.

– Чудак какой-то. Даже деньги не взял, – сказала Людмила Ивановна.

– У него сегодня день рождения.

– Хоть бы поздравила.

– Поздравила и апельсин подарила.

– Эко чудо – апельсин, – покачала головой Людмила Ивановна, – Тебе-то на шестнадцать золотую цепочку и серёжки преподнесли.

– Был грех. А что я этому Славке Мосунову «Жигуль» должна подкатить, – огрызнулась Катерина.

– Тебя не переговоришь, – отмахнулась Людмила Ивановна.

В этот день бросилось в глаза Славке кое-что подозрительное у себя дома: во-первых, мама надела подаренную им белую блузку. Во-вторых, не пошла к бабке Дунде Березихе смотреть по телевизору фильм «Вечный зов», хотя регулярно ходила, с виноватинкой в голосе объясняя, что там какой-то кулак всех замордовал: «Беда с ним!» В-третьих, Ольга Семёновна нагнула несметное количество блинчиков с мясом, капустой и творогом, сделала спиртную заначку: бутылку водки и какую-то красулю. Такого за ней не водилось. Обычно она припасала для брата Яши четушечку – и всё, а тут две пол-литрухи. А потом заставила одну кровать разложить и поставить к стенке, а стол раздвинуть. Сказала: надо.

Всё прояснилось, когда раздался стук в дверь, и на пороге возникли его одноклассники – соседи по казарме – Верочка Сенникова и Витя Логинов – эдакие примерные, прилизанные, чистенькие. Верочка – кругленькая фарфоровая куколка с нежным личиком и такой же нежный фарфоровый Витя. Учителя всегда ставили их в пример за то, что одеваются со вкусом, обувь всегда чистая и в карманах у них душистые носовые платочки.

Они вечно были упрёком для Славки. Ольга Семёновна говорила сыну: «Верочка – девка-то какая рукодельная, шьёт и вяжет, а Витя на скрипочке играет». Славка морщился. Он чувствовал себя никудышным неумехой и даже лодырем по сравнению с ними. И сейчас Верочка и Витя были аккуратно и продуманно одеты. В руках у Верочки был букетище георгинов и пластмассовая, под хрусталь, ваза, а у Вити блокнот и набор ручек.

– С днём рождения тебя, Слава, – пропели они почти разом.

Славка сунул Верочкины цветы в вазу и поставил на тумбочку. Они ему ни к чему. А вот блокнот и шариковые ручки сгодятся.

– Ну проходите, раз пришли, – негостеприимно разрешил он.

– Ой, Верочка, Витенька, гостеньки дорогие, – обрадовалась Ольга Семёновна и засуетилась, ставя на стол чашки, варенье, какой-то самодельный торт и пирог. Сунула на газовую плиту фаршированные блины.

«Это, конечно, маманя позвала Витю и Верочку», – догадался Славка. Радость безмерная – нет ей предела. Три годочка сидел он с этой Верочкой за одной партой. Доконала она его своим вниманием, бутербродиками да всякой стряпнёй. Не отбояришься. Обижалась, если не возьмёт. В глаза слёзы. До того дошло, что стали их дразнить: «Жених да невеста – из одного теста».

В девятом классе Славка не вынес муки и сел к пополнившему класс второгоднику Кирке Канину. У Верки от обиды лицо пошло красными пятнами. Недели две не разговаривала, а потом закатилась в его каморку: примеры по алгебре не решаются. Помоги. Помог. Заговорила.

А теперь вот с днём рожденья!

– Можно я в вазу воды налью, – сказала Верочка и, не дожидаясь согласия, воды налила, водрузила букет в центре стола.

Окончательно стало ясно, что затеяла маманя сотворить для сынули торжество в честь 16-летия, когда появился со свёртком в руках дядя Яша – седеющий краснолицый богатырь с пузцом. Он тиснул племянника, похлопал тяжкой рукой по спине:

– С совершеннолетием тебя! – и развернул фланелевую, в синюю клетку, рубаху, о какой Славка мечтал. – Ну как, угодил дядя?

– Угодил, угодил, – обрадовано откликнулся Славка. – То, что надо!

Дядя Яша – самый близкий после мамы человек, благодетель. Это благодаря ему выбралась из деревни сестра Ольга. Это он сгоношил им комнатёнку-выгородку. А сколько по мелочи добра сотворил: мебелью списанной общежитской снабдил, трофейный велосипед, вывезенный в 1945 году из Германии, отдал Славке, а то как бы тот для кроликов траву возил?

Дядя Яша хвалился, что на раме этого велика катал свою будущую невесту и не только её. Тогда это было в моде, да и невеста была непривередлива, к тому же стройна, как веточка. Это теперь в пору заказывать для неё самосвал.

Славка изрядно повозился над велосипедом марки «Диаманд» и восстановил его. Теперь тот поскрипывает, да возит.

В откровенную минуту признавался дядя Яша, что кроме велосипеда привёз с войны редкостную электробритву «Золинген» и двустволку «Зауэр – три кольца». Большие деньги давали за ружьё знатоки. Да вечного-то ничего не бывает. Всё теперь ушло в небытие, изломалось.

– Эх, Славка, почти в твои годы я уже на фронте был. Парнечек – тоненькая шейка, а смерть по пятам ходила. Не приведи, господь, – сказал со вздохом дядя Яша и ударом мощной ладони по донышку поллитровки, выбил картонную пробку.– Ну как, выпьешь? Взрослый ведь ты человек!

Славка упёрся – не буду, у Верочки глаза наполнились ужасом. Витя панически замахал руками:

– Не, не, я не пью.

– А кто пьёт? Никто не пьёт? Мы дату отмечаем. Лью, – настаивал нахраписто дядя Яша.

И мать не возражала, чтоб Славка выпил. Помаленьку-то – не грех, но он упёрся. Спасло от напора дядиного хлебосольства появление неожиданных и нежданных гостей. Видно, и Кирку Канина позвала мать, потому что явился он. В белой рубахе, при галстуке. И не один, а на пару с Катериной Первозвановой. Вот чего совсем не ожидал Славка, так это появления Катерины в жалкой выгородке. Теснота несусветная, где ещё нищее кажутся старая захватанная мебель, деревенский сундук, мутные стёкла в окнах и вовсе не придают форсу обвёрнутые бумажным узорцем консервные банки с цветами.