Брусника созревает к осени

Этим, который подслушивает, был давний заклятый враг Якова Серафим Данилович Чуркин, живший тоже в казарме.

– Хрен с ним, пусть ходит и завидует, – беспечно бросил Яков и вылил в стакан остатки красули. – Башка завтра заболит. Да ладно, как-нибудь прокумаркаемся. За Славку-то можно пострадать. Славка у нас хороший, – и опять выдал озорь, – Эх, погуляем, друг Алёша, пока девки дёшевы.

– Тс-с, услышит, – потрясла опять настороженно пальцем Ольга Семёновна. – Озор ты озор. И годы тебя не берут.

Да случались озорные происшествия у Якова Семёновича. Об одном из них напоминала эта казарма. Считай, на мази была свадьба у учётчика торфопредприятия Серафима Чуркина. По хвори не попал он на войну. Как говорят, завалявшийся был женишок, а поскольку других не имелось, то видная красивая повариха Поля Кузнецова дала согласие на замужество.

Уговорил Серафим Чуркин языкастую соседку Березиху стать свахой. Та уже и присказульки наготовила: «У нас есть жеребец, да нет узды, а мы прослышали, что у вас она имеется». Это, чтобы к Полиным родителям пойти и завязать разговор.

С сельсоветом уж была договорённость – зарегистрируют. Серафим пиджак новый шить заказал, ботинки стал чистить, галоши завёл, но не тут-то было: развесёлый, озорной фронтовой старшина Яшка Хохрин, после демобилизации устроившийся комендантом, всё опрокинул вверх дном. Сначала, конечно, на велосипеде катал Полюшку в полюшко, а потом и в сельсовет увёл её регистрироваться.

Серафим Данилыч с той поры исходил ядовитой злобой. Голову отворачивал, когда попадались навстречу Хохрины. А теперь уж что. Так и оставшийся бобылём жил он одиноко в казарме, нелюдимый, злой, рано состарившийся. Говорят, анонимные жалобы строчил во все инстанции. Опасались его соседи.

Только Яков Семёнович ничего не боялся. И, смущая тихую свою сестру, сегодня выпевал давнюю частушку из молодых лет:

Ах, ты, Шура, ах ты, Шура,

Шура из-под Вологды.

Давай, Шура, пошуруем,

Пока оба молоды.

– Ой, озор, ой, озор ты, Яшка! – утихомиривала брата Ольга Семёновна. – Смотри. Уж седина в голову, а всё равно бьёт бес в ребро.

– Не береди ты мою душу, Олюшка, какой бес, – притворно вздохнул Яков Семёнович. Он ещё не чувствовал годы и способен был петь, пить и куролесить.

Эрудит из 8 «б»

На другое утро после затянувшегося дня рожденья Славка залежался в постели, с блаженным смущением вспоминая о том необыкновенном, что приключилось с ним на карьере, куда они отправились искупнуться. Он, конечно, первым бросился в воду. Захотелось показать Катерине, что умеет плавать и «саженками», и «поморскому» – брассом, и даже немного «баттерфляем» – «бабочкой». Однако Катерина на это не обратила никакого внимания. Она не спеша освободила ноги от туфель, скинула платье и, оставшись в оранжевых плавках и в таком же лифчике, стройная, длинноногая, подпрыгнула и легко скользнула в воду. Вынырнув, она пошла ровным сильным кролем. Выходит, ей было чем удивить всех. Классно плавает.

Славка замахал руками, рванув «баттерфляем», но только нахлебался воды. Сгрёб волосы ладошкой со лба. Взглянул, а Катерина оказалась далеким далёко. Настоящей пловчихой была она.

Верочка Сенникова, Кирка и Витя Логинов, как малыши, бултыхались около берега, боясь отплывать на глубину. Стиль «по-собачьи» с надутыми щеками был единственным, каким умели они держаться на воде.

Вернувшись и обогнав без труда Славку, Катерина перевернулась на спину и с наслаждением выдохнула:

– Ой, как хорошо! А ты умеешь на спинке?

– Умею немного, – откликнулся Славка и тоже лег на спину.

Нагревшаяся за день вода была ласковой и нежной, как шёлк. По этой теплыни они плыли бесшумно рядом до самого выворотня. Катерина легко выбралась на отполированную животами и коленками корягу. И Славка залез туда же, боясь смотреть на Катеринино ослепительно белое тело. Теперь она казалась совсем иной, чем в одежде. Ещё красивее и притягательнее. Поэтому он и боялся смотреть на неё.

Воздух оказался прохладнее воды. Полумгла скрывала их, и всё казалось таинственным, необыкновенным, заставлявшим говорить шёпотом. Голоса гулко звучали над водой.

– Какой вечер хороший, – болтая ногами, проговорила Катерина.

– Ага, – согласился Славка и вдруг выпалил, удивляясь своей дерзости, – А ты, оказывается, очень красивая.

– Я знаю, – спокойно ответила она, поведя бровью. – Хочешь, поцелуй меня.

Славка обомлел от неожиданности, замялся. Ничего себе: сразу и «поцелуй меня».

– Они не видят, – поддразнила Катерина. – Ты что ни разу с девчонками не целовался?

Слова звучали упрёком. Не скажешь ведь, что да, ни разу. А она, наверное, вовсю целовалась, раз так говорит.

Он, чтобы казаться бывалым, чмокнул её куда-то в щеку, а, может, в ухо.

– Разве так целуются? – со смехом сказала Катерина и, обхватив Славку рукой за шею, поцеловала прямо в губы. Он опешил и не мог ничего проговорить. И что надо было делать ещё, он не знал. Наверное, надо было ещё поцеловаться, но он онемел. Катерина сидела маняще красивая, доступная, смотрела на свои ноги в воде, а он боялся смотреть на неё не то, чтобы поднять руку, обнять её и поцеловать. А может, надо было?

Кирка, Витя и Верочка на скрытом кустами, туманом и наступающей мглой берегу, звали их. Катерина почему-то засмеялась.

– А ты здорово придумал, что позвал купаться, – похвалила она его и плавно, бесшумно соскользнула с коряги в воду. Он плыл рядом и ругал себя за то, что упустил момент: надо было поцеловать её ещё раз, так, как целуются влюблённые в кино, взяв за шею, и обнять.

Большой сумбур был у Славки в башке после Катерининого поцелуя.

Кирка, Витя и Верочка, уже одетые, прыгая на берегу, отбивались ветками от комаров и слепней, ругали Славку с Катериной за то, что те уплыли так далеко и не торопятся возвращаться.

– Ну, лягушата, побултыхались и то хорошо, – с пренебрежением проговорила Катерина. – Я не люблю загорать и купаться днём, а вот ночью при луне в море плавать – сущее наслаждение. Человек весь в пузырьках, в воде, словно серебряный. Не купались вы в лунную ночь?

– Нет, – с сомнением сказала Верочка, – Ночью спать надо.

– Конечно, примерным школьницам давно пора спать, – подпел Славка, но они ещё долго бродили по посёлку.

Теперь, вспоминая это купание, поцелуй Катерины, Славка думал, как здорово всё было, как здорово, что исполнилось ему 16, и он теперь, наверное, почти взрослый. И он ждал новой встречи с Катериной.