Будешь моей, детка
Шрифт:
Стол буквально ломится от еды: тут и мясо, и красная рыба, и фрукты, и какие-то красиво оформленные салаты. Я ела только утром, в университете, когда меня накормил Соболевский, и должна быть по идее голодна. Но сейчас я не могу проглотить ни крошки. Меня мутит от неприятного запаха толстяка, потряхивает от волнения, поэтому я старательно растягиваю губы в улыбке и просто сижу, иногда отвечая на английском на обращенные ко мне реплики.
Впрочем, большего от нас и не требуется. Мужчины общаются между собой, и, кстати, вот это реально интересно! Я слушаю их разговор и понимаю, что речь об инвестициях в строительный
Кстати, совершенно непонятно, зачем здесь нужен мой высокий уровень английского. Вполне хватило бы «Yes Sir», как постоянно говорит та вторая девочка своему морщинистому мужику, который уже по-хозяйски положил руку на ее колено. Седой приобнял одной рукой Лену, и только сидящий около меня толстяк никаких действий не предпринимает, и это в очередной раз меня успокаивает. Если у тех девочек и предусмотрено какое-то продолжение вечера, то я здесь, похоже, действительно чисто для того, чтобы составить компанию.
Так проходит часа два. Уже унесли со стола всю еду, мужчинам принесли кофе и ликеры, а девочки заказали себе мороженое. Я отказалась, но передо мной все равно поставили креманку с тремя разноцветными шариками.
— Ешь! — кивнул мне толстяк. И добавил: — Мороженое сладкое! Как ты.
И пошло мне подмигнул. А потом вдруг притянул ближе к себе, обдав меня тошнотворным запахом алкоголя и копченой рыбы. Я попыталась отодвинуться, но он удержал меня за талию и облизнулся. Маленькие глазки масляно заблестели:
— Красивая русская малышка. Люблю таких светленьких.
Я моментально отшатнулась, подскочила и только открыла рот, чтобы дать отпор, как вдруг рядом со мной оказалась та самая Лена.
— Ви а гоуинг ту сортир! — громко объявила она, цепко ухватив меня за локоть. — Сорри!
И потащила меня к выходу так стремительно, что я едва успела сумочку с собой прихватить. Как только мы вышли за дверь зала, она толкнула меня к стене и прошипела:
— Чё ты творишь, идиотка?! Лицо сделай нормальное хотя бы. Понимаю, что первый раз, но у тебя рожа такая, будто ты таракана увидела. Улыбнись мужику и вообще поласковее давай, а то нам всем бабла меньше дадут. Леонов не простит нам, если его гости недовольными останутся.
— Леонов?
— Седой мужик. Хозяин строительного холдинга. Так что давай: прекращай строить из себя недотрогу, расслабь булки и дай старперу себя полапать.
— Нет, не дам, — тихо ответила я, упрямо вскинув подбородок — Вы можете делать, что считаете нужным, а мне Рита сказала, что я просто сопровождаю. Никакого интима.
— Ну да, — фыркнула Лена. — Без интима! Потому что этот Ганс, по ходу, импотент. Они когда летом приезжали, Сонька с ним была. Рассказывала потом, что он ее лапал, облизывал и в рот давал, но так и не трахнул. Не стояло. Так что тут можешь быть спокойна. Все будет без интима, как ты с Ритой и договаривалась. Просто потрется об тебя, ну или ты об него. И все.
Меня едва не затошнило от ужаса.
— Ты…ты хочешь сказать… что я должна буду с ним?! Нет! Ни за что!
— Рот закрой, — приказала Лена, ее взгляд моментально заострился, став злым и жестким. — А ты считала, тут бабло задаром раздают? За красивые глазки?
— Не надо мне этих денег, —
дернулась я. — Я домой поеду!Она вдруг вцепилась острыми ногтями мне в шею, а второй рукой дернула за волосы с такой силой, что у меня слезы из глаз брызнули.
— Охуела совсем? — прошипела она. — Только попробуй свалить! Если ты нам сольешь сегодняшнюю тему, я тебя лично прямо за этим клубом закопаю. Так что или будешь хорошей девочкой, или поедешь домой изуродованная, если вообще поедешь. Доходчиво объясняю?
Я расширившимися от ужаса глазами смотрела на нее. И понимала: она не шутит.
— Ну?
Я машинально закивала. От страха все колотилось внутри так, что я боялась прямо тут в обморок упасть.
Лена отпустила меня и сказала доверительно:
— Это такие заказчики, что перед ними стелиться надо ковриком, а ты, дура, нос воротишь. Если хорошо отработаешь, тебе еще лично потом сунут денег. Мимо менеджера. Так что давай по-хорошему, и тогда всем нам будет хорошо. Договор?
Я снова судорожно кивнула и прохрипела:
— Я в т-туалет з-зайду? М-можно?
— Иди, — Лена кивнула на дверь дальше по коридору. — Приведи себя в порядок и возвращайся. Без глупостей только, усекла?
— Да, — прошептала я, шмыгнула носом и только сейчас поняла, что у меня по лицу текут слезы.
Лена брезгливо меня оглядела, пробормотала себе под нос «вот чучело» и не ушла до тех пор, пока лично не удостоверилась, что я скрылась за дверью женского туалета.
Я зашла туда, и ноги сами подломились в коленях. Я опустилась на холодный кафельный пол и беззвучно зарыдала.
Дура! Какая же я непроходимая наивная дура!
Трясущимися пальцами достала из сумочки телефон. Сеть, слава богу, была. Кому я могу позвонить? Родителям? Брату? Алисе?
Или, может, в полицию? Но ведь я приехала сюда сама, по своей воле.
Несколько секунд я гипнотизировала номер, который так и не записала в телефонную книгу. Он остался без имени — просто с набором цифр и алым Феррари на аватарке.
Я не имею никакого права просить его о помощи. Абсолютно никакого.
Но почему-то звоню именно ему.
И когда через несколько гудков, кажущихся мне бесконечными, он берет трубку, я быстро шепчу срывающимся от страха голосом:
— Тимур. Умоляю. Спаси меня. Я все-все для тебя сделаю, только вытащи меня отсюда…
Глава 10. Рыцарь на феррари
— Вау, детка даже знает мое имя! Теперь я уже не просто Соболевский, а Тимур! Хера себе какой прогресс! — в его голосе звучит едкая насмешка. — Чем обязан? Передумала и тебе снова нужны деньги? Так, может, Ника попросишь спасти тебя и подкинуть бабла? Он же весь такой из себя, сука, клевый. Как ты там говорила, я забыл: лицо у него доброе или член большой?
— Я… я… — меня натурально колотит, и из-за этого не получается ничего сказать. Но и не надо, наверное. Зря я позвонила. Соболевский мне не поможет. Мне никто не поможет.
— Из-звини, п-пока, — я пытаюсь сдержать рыдания, но не удается: громко всхлипываю в трубку и тянусь нажать отбой.
— А ну стоп, — тон Соболевского моментально меняется на серьезный, и голос буквально звенит от напряжения. — Ты плачешь? Что случилось?
Я молчу.
— Оля, мать твою. Где ты?
— Я не знаю, — с отчаянием говорю я.