Будет больно, моя девочка
Шрифт:
Она там с Вэлом? Она приехала туда к нему? Поэтому вырубила телефон? Она…
«Твой друг давно в нее влюблен. Ты же это понимаешь? Как и то, что сейчас он с ней. Один на один. Как думаешь, чем это закончится?»
Буквы всплывают на черном фоне кроваво-красным шрифтом.
Моргаю. Мысли в голове проносятся с бешеной скоростью.
Вытаскиваю телефон. Звоню этому козлу — глухо. Не абонент. Потом набираю Майю, все то же самое. Тишина. Она до сих пор не включила телефон. Дура!
Замираю на секунды, чтобы выдохнуть, чтобы хоть немного прийти в
— Как ощущения, Мейхер? — спрашивает измененный голос с экрана, мой измененный голос. — Нравится быть в эпицентре игры? Адреналин уже долбит?
Сжимаю руки в кулаки. Переглядываемся с Ренатом.
— Это Кудяков, получается? — спрашиваю сам у себя, но Гимаев слышит.
— Слишком просто, не думаешь?
Бросаю раздраженный взгляд на Рената. Он прав. В чем-то он прав. Но причастность ко всему этому Кудякова, будто лежит на поверхности, и я хочу за нее ухватиться.
Внутри все холодеет, а чувства, они выключаются. Меня накрывает тотальным безразличием. В таком состоянии я готов творить полнейшую дичь, и, судя по всему, именно этим и собираюсь занять в ближайшие пару часов.
Я хочу увидеть эту сладкую парочку своими глазами. Хочу посмотреть на них. Сам. Хочу убедиться, что все это правда или…нет.
Спускаюсь на первый этаж, а потом вылетаю на улицу, туда, где оставил тачку. Ренат идет за мной следом. Не спешит, но и не отстает. Наседает одним своим присутствием. Хочет меня притормозить, знаю, только вот смысла в этом уже нет.
— Куда ты собрался?
— К Кудякову. Она у него.
— Это может совершенно ничего не значить.
— Ты сам в это веришь?
— Тебя провоцируют! — Гимаев повышает голос, хочет до меня докричаться, судя по всему. Но будто бы поздно уже.
— Вот и посмотрим.
Улыбаюсь, сажусь за руль и срываюсь с места, выжимая газ в пол.
Машина летит по рассветным улицам. Выжимаю из нее максимум. Ловлю себя на мысли, что уже давно в моей жизни не случалось ничего, что могло бы вот так встряхнуть.
С самого начала знал, что Панкратова — это мой конец. Знал, что, если что-то у нас пойдет не так, хана всему будет. Знал и все равно полез в это болото. А как иначе? Она же моя. Она же самая. С ней же все иначе.
Это же Майя! Моя Майя!
Она не такая, как все. Она особенная.
Я ее люблю. Больше всех. Больше себя самого. Я в ней растворяюсь. Я с ней живу и с ней же умираю.
Влюбится в нее было самой большой ошибкой в моей жизни, но самым приятным событием в ней же.
Весь этот год меня съедала ревность. Съедал страх, что мы — это не навсегда.
Бросаю тачку у башни Сити. Пока еду в лифте, прокручиваю в голове все, что у нас с Майей было, с самого первого дня.
Было так много хорошего, что теперь я вдвойне не понимаю, как мы вообще могли прийти к тому, что происходит сейчас. Перед тем как позвонить в дверь, сжимаю, разжимаю кулаки, разминаю шею. Все это происходит на автомате, я готов атаковать. Агрессии внутри меня хватит, чтобы выработать энергии для обеспечения электричеством целого города.
Три. Два. Один.
Кудяков открывает дверь, и мой кулак молниеносно
впечатывается ему в рожу без каких-либо подводок. Вэл отлетает вглубь прихожей. Переступаю порог, осматриваюсь.Руки так и чешутся вмазать ему еще. Если у них что-то было, я точно его убью. Точно…
— Где она?
Кудяков молча поднимается на ноги. Улыбается, стирая тыльной стороной ладони кровь, выступившую на губах, от этой самой улыбки, только сильнее.
Она не могла с ним. Не могла же?
— Кто, Мейхер?
— Майя. Где?
Наступаю и бью по тормозам, когда оказываюсь с Вэлом лицом к лицу.
— Майя спит. Вырубай агрессию.
Кудяков закрывает дверь, обойдя меня стороной. Он поворачивается ко мне спиной, чего делать в данной ситуации не стоило. Хватаю его за плечи и откидываю к стене.
— Что ты сказал? Спит? Здесь? С тобой?
Мозг разжижается. Слетают все ограничители.
Она здесь. Она с ним. Она спит. Она в его кровати. Они вместе?
Не верю, не верю, не верю!
Зачем она так? Почему с ним?
Из-за этих фотографий? Из-за спора?
Кудяков отпихивает меня. Смотрит исподлобья, играя желваками, вся его придурошная улыбка испарилась. Растворилась в сгустках застывшей над нами агрессии.
— Эй, полегче.
— Ты с ней? — встряхиваю его. — Говори.
Перед глазами проносятся все страхи в отношении Майи, что у меня есть, и один из них, самый адский, поражающий в сердце навылет — предательство. Если она с кем-то другим…если она не со мной.
Ревность срабатывает катализатором дальнейшего апокалипсиса. Я больше не слышу слов Вела, слышу лишь свой внутренний голос, что монотонно талдычит: разнести тут все в пух и прах, а потом посмотреть ей в глаза.
Лживые глаза предательницы.
Она такая же, как я. У нее нет нимба, вся ее пафосная фигня о справедливости, доброте, не больше чем фикция.
Перед глазами все окрашивается красным. Мы с Кудяковым бьем друг другу морды, пока я не валю его на пол, и не наношу удар, вырубающий его из сознания.
Упираюсь коленями в паркет, совершаю рваный вдох и поднимаюсь на ноги. Какое-то время смотрю на дверь спальни. Майя там. Если я открою сейчас дверь, если не сдержу себя, если…
Срываюсь с места. Толкаю дверь. Замираю.
— Ну привет, моя любовь, — сжимаю, разжимаю кулаки. — Отомстила, получается? — перехожу на шепот.
Трясет. Смотрю на валяющееся у кровати платье, на то, как Майя прикрывает себя одеялом. От меня, блин, прикрывает. Планку срывает капитально. Делаю резкий шаг в ее сторону. Майя вздрагивает, вжимается в подушки у себя за спиной.
Стиснув зубы, останавливаюсь. Это дается с трудом, замедлиться сейчас, что-то на сверхъестественном для меня.
— Я…я должна тебе за что-то мстить? — Майя вытягивает руку из-под одеяла и подхватывает свое платье.
Сглатываю. Моргаю. Ее слова, будто гасят мою злость на мгновения. Но как только взгляд напарывается на то, как она надевает платья, спокойствие вновь слетает. Она сейчас издевается надо мной. Смеется. Внешне строит из себя святую, как и всегда, а внутри ликует от происходящего.