Будет больно

– День прошел как обычно, отец. Можно не задавать одни и те же надоедливые вопросы каждый день.

– Это семейный ужин, и я хочу знать, чем жила моя семья весь день.

Хочется ухмыльнуться или вообще засмеяться в голос, но я сдерживаю себя, понимая, что за это может последовать жестокое наказание. Не сейчас – так потом, когда отец дойдет до кондиции, когда его ярость снова сконцентрируется, и он захочет ее выплеснуть на меня.

А я буду покорно ее принимать, потому что ничего не смогу с этим поделать.

От этого внутри завязывается тугой узел боли, разочарования и ненависти ко всему миру. Может, реально все поджечь?

Но эти мысли пропадают, стоит только взглянуть на Марту, как она, опустив голову, гоняет по тарелке кусочек брокколи, при этом смотрит на меня исподлобья своими яркими голубыми глазами и улыбается краешками губ. Ради нее стоит не выплескивать за ужином свою желчь и яд.

Марте восемь, как было мне, когда не стало матери. Когда она избавилась от отца единственным доступным ей способом. Бросив ему меня. Она ведь понимала, что из этого последует, она знала и все равно, взяв самый большой кухонный нож, раскромсала себе руки до костей.

Я помню, как блестело лезвие, лежавшее в лужи крови на белом кафеле. Это даже, можно сказать, было красиво, если бы не было так страшно. Бордовая кровь и серебро металла, я бы никогда так не поступил со своим ребенком, я бы так его не бросил.

Интересно, когда мачеха слетит с катушек? Бросаю на нее взгляд, ей всего тридцать два, тупая рыжая кукла, странно, что отец остановил свой выбор на ней, он всегда любил женщин умных. А если она и умная, и красивая, то их интересней ломать и трахать, это его слова, ублюдок конченый.

Но чем я старше, тем отчетливее понимаю, что становлюсь похожим на него. Это меня раздражает. Я тоже использую женщин, не считаясь с их желаниями. Но я просто трахаю, я не пытаюсь их подмять под себя или сломать. У меня что, все еще впереди?

Ужины в нашем доме традиция. Гребаная мать, это ее традиция, которую я ненавижу с того самого момента, когда начал осмысленно смотреть на этот мир. Бывает, что их нет, но это исключение из правил.

Чаще всего по выходным мы не собираемся вместе, я не закрываю глаза и не пытаюсь поймать посторонние звуки в гробовой тишине. Тогда отец с мачехой или без нее уезжает куда-нибудь отдыхать. Когда они бывают в отпуске или отсутствуют по каким-то еще причинам, которые касаются только отца.

– Марта готовится к выступлению, в балетной школе ставят несколько номеров к новогоднему концерту, Марта исполняет танец маленьких лебедей.

Мачеха подает голос, смотрит на отца, тот изучает уже ее лицо, Виктория моргает ресницами, улыбается, антидепрессанты творят чудеса, от них наверняка мир не такое дерьмо, как есть на самом деле. Вика, как и я, научилась адаптироваться к условиям пребывания на дне морского океана, где в темноте скрываются монстры.

Мне иногда ее жалко, но потом я одергиваю себя: это был ее выбор. Это она сама захотела жить в достатке, носить брендовые шмотки, отдыхать на лучших курортах мира. Она знала, что всему есть цена.

Но она все же отличается от меня и Марты, мы дети этого монстра. Нам труднее и сложнее, чем ей.

– Разве я тебя спрашивал?

– Но я думала…

– Не думай, просто делай, что я скажу, так будет лучше.

Подмигиваю Марте, которая сидит, замерев от страха, она расслабляется. Не хочу, чтобы этот мудак пугал ее, но чем старше она становится, тем опасней для сестры. Я не знаю, что может ее ждать, она девочка, и эта тупая курица – ее мать – не защитит, тоже вскроется, могу поспорить.

Пока служанка как тень меняет блюда, а отец читает документы, достаю телефон и набираю сообщение Софии. Она все еще будоражит мою фантазию, хоть как-то можно развлечься и отвлечься от всего вокруг.

«Зря ты не согласилась, чтобы я тебя подвез», – по-английски, почти как конспирация.

«Как ты узнал мой номер?»

Отвечает через минуту, ее даже не смутило, что я перешел на «ты», вообще не понимаю, как Софию можно воспринимать иначе, она девчонка, какие там тридцать, максимум двадцать три.

Как я узнал номер? Для меня нет ничего невозможного, а вообще очень просто: староста скинула, Ленка давно неровно дышит ко мне.

– Арнольд, – голос отца вывел из романтического настроя, – после ужина зайди ко мне в кабинет.

Как же, сука, он может все испортить.

По спине прошел легкий озноб, внутри вновь стал затягиваться узел. Сжал челюсти. Поймал взгляд Марты, она смотрела на меня широко открытыми глазами, я подмигнул.

Ничего, однажды я сожгу этот дом, даже если придется сгореть самому.

Глава 4

– София Валерьевна, извините, что отвлекаю, но дело срочное. Можно попросить вас зайти ко мне после занятий?

Платон Викторович Голубев, заведующий кафедрой иностранного языка, чтоб он провалился сквозь землю.

Натягиваю на лицо улыбку, сейчас, наверное, щеки треснут. Работаю здесь два месяца и уже ненавижу эту рожу до глубины своей души.

– Да, Платон Викторович, как только я освобожусь, обязательно к вам зайду, если дело срочное.

Улыбка становится еще более натянутой, сжимаю пальцами карандаш, на нас смотрит двадцать пар глаз. Какого, спрашивается, хрена завкафедрой прерывает мои занятии и лично зовет в свой кабинет?

– Спасибо, София Валерьевна. Буду ждать.

Не услышав, что я еще сказала бы в ответ, Голубев пропадает за дверью, а мне хочется догнать его и всадить острие карандаша в глаз. Негуманно, как сказала бы тетя Роза, зато от души. Она сама сегодня сулила казни египетские нашему дворнику, который не посыпал тротуар песком.

За ночь подморозило, вчерашние лужи стянула тонкая корка льда, а сырые тротуары превратилась в каток. Через пару дней ноябрь, хорошо бы уже пошел снег, но тогда египетскими казнями дворник не отделается от моей тетушки, и песок ему уже не поможет.

– На чем мы остановились? – поднимаю глаза на студентов, они уже расслабились, каждый занялся своим делом. Все полезли в телефоны, никто даже не посмотрел в мою сторону и не отреагировал, кроме Арнольда.

Шульц всю пару раздевал меня глазами. Но только раздеванием он, я так поняла, не обошелся, меня поимели на каждой более или менее годной поверхности этой аудитории. Поимели в изощренной форме, со вкусом, со знанием дела. Мне бы должно это понравиться, если бы не несколько весомых НО.