Будет больно

– Проблемы, София Валерьевна?

– А у вас, Платон Викторович, давно их не было?

Да, я могу узнать много твоих тайн, Платоша, но пока у меня нет на это времени и желания.

Глава 6

Поганый день.

У меня их было предостаточно, и я должна уже к ним привыкнуть, как к неожиданной затяжке на новых колготках, сломанному ногтю, плохому настроению моего мужа, уже бывшего. Андрей мог засрать день любому, кто в это время попадал под руку, обычно это была я.

На меня сыпались обвинения в отвратительно сваренном кофе, потерянных документах, плохой погоде, загруженности дорог. Андрюшенька был далеко не подарком, несчастливым билетом, по словам моей тетушки, который мне «посчастливилось» вытащить.

О, нет, вначале я так не думала, я была очарована Андреем. Образованный, перспективный, симпатичный, амбициозный, из состоятельной семьи. Он, как все ярко окрашенные самцы, привлекал к себе внимание, источая внимание, обволакивая им, окутывая, как паук свою жертву.

Жертвой стала я. Но позже.

Как назвать то состояние, когда тебе методично внушают, что ты ничтожество, что у тебя ничего не получится, что ты слабая, уязвимая? Что тебе так повезло, что такой парень, как Андрей Романов, обратил на тебя внимание? Иначе ты просто была бы в лучшем случае какой-нибудь жалкой училкой в задрипанной школе с алкоголиком мужем, а в худшем – просто шлюхой, сосущей за гаражами.

Тете Розе не понравились бы такие определения, поэтому ей ничего этого не надо знать, Андрюшенька ведь хороший мальчик. Он меня обеспечивал, содержал, оберегал, но не потому что он меня так сильно любил, он тешил свое самолюбие, утверждаясь за счет слабых.

Я все еще удивляюсь, как он так просто меня отпустил? Абьюзеры так легко не сдаются.

Застегиваю пальто на все пуговицы, наматываю на шею шарф, беру портфель, набитый тестами, надо будет еще проверить их все, и да, конечно, переписать учебный план. При личной аудиенции Платон Викторович указал на ошибки, так низко склоняясь надо мной, что я чувствовала отвратительный аромат его парфюма, смешанный с потом, отчего подступала тошнота.

Я кивала головой, а сама думала о ярких глазах студента Шульца, которыми он меня раздевал весь урок. Паршивец, что сказать, но умный. Хотя мне бы надо прекращать думать о нем и вообще о ком-то, хватило уже одного самодовольного придурка в жизни. Надо завязывать обо всем этом думать, надо просто доехать до дома, принять душ, выпить ромашкового чая и проверить тесты.

Но как не думать после того, что он сделал?

Арнольд.

После того, как он наглым образом затащил меня в аудиторию и поцеловал.

Поцеловал. Студент.

Но… но вел себя Арнольд не как студент, а как уверенный мужчина, который знает, что делает, и знает, что из этого последует. Такие, как Шульц, не делают ничего просто так. Или я ошибаюсь? Скорее всего, ошибаюсь, потому что я всегда ошибаюсь в мужчинах, Андрюшенька тому ходячий пример.

А еще нас застукал Голубок Платоша.

– Черт, черт, черт.

– Ой, как некрасиво так выражаться, едва покинув стены альма-матер. София Валерьевна, кто вас научил такому?

Остановилась, не успев спуститься по ступенькам крыльца, услышав справа знакомый голос. Вздохнула и продолжила спускаться уже в более спокойном темпе.

– Я смотрю, ты не сдаешься, Соня, все так же таранишь жизнь и испытываешь себя на прочность. Но я тебе открою тайну, жизнь – она прогнет, она сильнее. Давай подвезу, тебе куда, к тетке в дальние дали?

Сжимаю ручки кожаного портфеля, стискиваю зубы, но натягиваю улыбку на лицо, оборачиваюсь. Андрей поднимается мне навстречу, весь такой элегантный, пальто нараспашку, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, руки в карманах. Его мать говорит всем, что ее сын практически точная копия Леонардо Ди Каприо в молодости.

Как же все-таки обманчива внешность, ведь ковырни, а там гниль и смертный запашок.

– Ты мимо проезжал или любовницу новую завел из студенток?

– София, вопросом на вопрос отвечают только евреи.

– Тебе повезло, все как раз в тему.

Не любила, когда он оперировал национальностями, словно я какая-то низшая раса, но иногда это у Андрюшеньки проскальзывало, просачивалось, так сказать, говно. Эх, тетя Роза не знает всей его подноготной, выражаясь ее же словами.

– Не устала бегать еще?

– О, что ты, у меня впереди вся жизнь, долгая и увлекательная.

Андрей встает передо мной, загораживая тем самым проход дальше, уже стемнело и похолодало, а мне еще долго добираться и надо зайти и купить уже эти чертовы яйца. Бывший сейчас со мной одного роста, когда стоит ниже на ступеньку, он не крупный и не накачанный, ему незачем так о себе заявлять, его и так все любят, как он считает.

– Уверена?

– Всего доброго, Андрей Игоревич.

– А вот уходить, когда я с тобой разговариваю, я еще не разрешал.

Тон произнесенных слов скребет по нервам мелким стеклом, как же я ненавижу его за это. Андрей крепко берет меня за локоть и тянет на себя. Упираясь свободной рукой ему в грудь, смотрю в темные глаза, в искаженные от ненависти черты лица.

– Отпусти.

– А то что? Будешь кричать? А давай попробуем, хочу снова, чтобы ты подо мной кричала, как в старые добрые, помнишь?

О, я помню. Я никогда не забуду, что он делал со мной, прикрывая все экспериментами в постели и сильной любовью.

Мразь.

– Отпусти, я сказала.

Нет, он больше не имеет надо мной никакой власти, все это лишь угроза, это манипуляция моим сознанием. Я свободна, и меня больше не задеть этими словами. Но Андрей задевает. Слезы наворачиваются на глазах, все внутри взрывается искрами боли, эта ненависть внутри меня вот-вот готова разорваться на куски и выплеснуться.

Но мешает спокойный голос.

– А, вот ты где, а я потерял. Пойдем, я припарковался здесь недалеко. Проблемы?

Последнее слово произнесено с ноткой угрозы – и уже не для меня.

Арнольд останавливается рядом со мной, быстро осматривает меня, словно сканируя на повреждения, потом смотрит на Андрея, а у того на лице откровенное недоумение и сразу несколько вопросов.

– Я спрашиваю: у тебя проблемы? – Арнольд щелкает пальцами в тонких кожаных перчатках перед лицом бывшего мужа, говорит тоном господина с плебеем, а у Андрея на лице дергается мускул.