Будни и праздники

Он осторожно разомкнул веки.

Комнату заливала прозрачная голубизна раннего утра. В воздухе растягивались нити дыма, плывшие к распахнутому окну, по цвету такие же, как небо. Курили Турсынгуль с комендантшей, обе оживленные, словно отлично выспались. Только припухлость у глаз выдавала, что если они и спали, то час, а может, два, не больше.

В цветастом сарафанчике Турсынгуль выглядела двадцатилетней. Комендантше, наверное, казалось удивительным, что у такой молоденькой сын через год отправится в школу… Турсынгуль рассказывала о своей семейной жизни, и старушка поддакивала ей и вздыхала по поводу того, как не повезло новой жилице с первым мужем.

Подразумевалось, что со вторым все будет по-другому. Турсынгуль словно невзначай роняла, что он и работящий, и относится к ней с уважением. Комендантша в ответ доказывала, что мужчина и не вправе быть иным, раз намерен обзавестись семьей. В своем всегдашнем темно-коричневом платье, с седыми косичками, зашпиленными на затылке, старушка чем-то походила на бабку Николая. Ту, бывало, хлебом не корми, а дай порассуждать, какие нынче мужики пошли. Хорошая была бабка, единственная, кто жалел Кольку. Остальные просто терпели его рядом с собой.

Век бы слушал Николай этот разговор, да женщины заметили, что он проснулся, и комендантша моментально поднялась со стула.

— Извините, что разбудила! Отдыхайте, милые, есть еще время.

Едва закрылась за ней дверь, Турсынгуль пересела к нему на краешек кровати. Провела рукой по щеке, заглянула в глаза, серьезная и будто чем-то недовольная.

— Выспался?

— Лучше не бывает. А ты, небось, вкалывала на хлебной печи? Угадал? Тебе больше всех надо, да?

— А что делать, если печь лопнула? Люди, между прочим, спрашивали, почему тебя нет. Я сказала, что вы с Сережкой очень устали, но сегодня покажете высший класс. Не подведешь?

Приподнявшись, Николай обнял ее и с силой притянул к себе. Кроватная сетка прогнулась до пола, и Турсынгуль оказалась в ней вместе с Николаем, как в рыбачьем неводе, где ни повернуться, ни упереться во что-нибудь, чтобы выбраться. Он принялся целовать ее быстро и часто и ошеломленно заморгал, когда Турсынгуль все же удалось освободиться от него и встать.

Она постояла над ним, зажав в кулаке отвороты расстегнутого на груди сарафанчика, затем медленно подошла к двери и накинула на скобу крючок. Но не вернулась к Николаю, а села за стол и с каким-то непонятным выражением посмотрела на него.

— Ты что? — отрывисто спросил он.

Турсынгуль неопределенно повела плечами, отворачиваясь к окну. Николай вскочил с постели, подошел к ней, обнял. Ощутил, как напряженно она держится, и погладил по смоляным волосам:

— Да что с тобой?

От ласки Турсынгуль немного расслабилась. Приникла щекой к его плечу и, почти не размыкая губ, стыдливо призналась:

— Не могу я…

— Почему?

— Не моя это комната. И ребенок…

Точно услышав ее, Равшан завозился на кровати, зевнул, забормотал что-то, и Турсынгуль отпрянула от Николая, не сводя с сына настороженного взгляда. Однако мальчонка замолк, так и не проснувшись.

Николай плюнул в расстроенных чувствах:

— Значит, пока не вернешься в свою комнату, к тебе и подходить запрещено. А если ваш дом вообще не восстановят?

— Не мучай меня, а?

Это он-то мучает! Николай не знал, выругаться или рассмеяться от горького изумления. А Турсынгуль, сама расстроенная, сбитая с толку внутренним сопротивлением, которое не позволяло ей обнять Николая, говорила беспомощно:

— Пойми, Коля, я все прислушиваюсь, не ходят ли за дверью или за стенкой, они ведь тонкие, там все слышно… Что хорошего, Коля? Какая тебе радость?

— Радости мало, — не стал возражать Николай.

Они не замечали, что небо за окном стремительно превращается из голубого в серое, с красноватым отливом. Поднимался сухой и хлесткий ветер. Разогнавшись по пустыне, он все бесцеремоннее отрывал от земли и взметал над поселком рыжую пыль с песком. С таких вот душных и мутных вихрей и начиналось в Аланге лето.

Всего ожидал Николай, но только не слез Турсынгуль. Они заблестели на коротких густых ресницах, и вмиг ее лицо постарело. Никак не шло ей расстраиваться.

— Да отчего переживать? — улыбнулся он с подчеркнутой бодростью. — Как в песне поется: все еще впереди!..

Она пальцем смахнула слезы и виновато проговорила:

— Коля, но это не все, есть еще один вопрос.

— Валяй! Все уж сразу, как говорится, до кучи.

— Я серьезно, Коля…

Однако объяснить не успела: в коридоре затопали, кто-то легонько тронул ручку, несмело постучал. Турсынгуль метнулась к двери, откинула крючок. В комнату, улыбчивый, запыхавшийся, шагнул Сергей. Видно, не зная, с чего начать, протянул:

— Ну что? Поздравить, что ли? Или как? — И поскольку ни Турсынгуль, ни Николай ему не отвечали, выпалил странную новость: — А в поселке «сухой закон»! Говорят, штаб вчера решил… Хотел к вам с шампанским, а его нету. И водки — тоже.

Турсынгуль молча покивала: да, действительно, так решил штаб. Отвлекаясь на минуту от своих мыслей, Николай произнес с иронией:

— Вот узнают Михаил и такие, как он, про этот «закон» — и разнесут ваш штаб! С народом шутить опасно.

— Как-нибудь переживут, подумаешь, несчастье… — Хоть и не обрадовалась Турсынгуль пареньку, пришедшему не ко времени, но засуетилась вокруг него, приговаривая по-хозяйски: — Садись, Сережа, чай попьем.

Началась обычная утренняя сутолока с беготней за кипятком. Она злила Николая, потому что оттягивала незаконченный разговор с Турсынгуль. А тут еще Равшан раскапризничался, поскольку не выспался на непривычном месте. Чтобы его успокоить, Николай достал из шкафа «вертушку», поставил ее на подоконник, под солнце, и лишь теперь заметил, какая муть повисла в воздухе, заслоняя собой небо. Выходит, зря он принес прибор.

— Что это за штука? — спросила Турсынгуль.

— Да так, ерунда… — Он спрятал «вертушку» обратно в шкаф, проглотил остывший чай и кинул Сергею: — Ты извини, мы должны поговорить…

Тот поднялся, стараясь не смотреть на них. Они заняты друг другом, как и положено молодоженам, и рядом с ними ему пока нет места. Он независимо ответил:

— Я вас у штаба подожду! — и ушел до того гордый, что Турсынгуль сочувственно вздохнула, глядя ему вслед.

Проводив Равшана за порог, чтоб погулял немного, она пригласила Николая сесть рядом с собой, стесненная в движениях, точно ей что-то-мешало в одежде. Внезапно спросила: