Будни и праздники

Каюр, тормозя, рывком опустил остол. Его лицо, как бы вспыхнувшее изнутри, настолько изменилось, что Чеботнягин оторопел. В тишине тяжело дышали собаки.

— И какая она будет, твоя любовь? — странно спросил Мишка.

— Хорошая, — неуверенно ответил Чеботнягин, чуть теряясь под пристальным Мишкиным взглядом.

— Что же тебе для этого надо?

— Понятно, что… Стоящую девчонку. А материальную базу создам… Ну чего выпялился? — уже закипая, повысил голос Васька.

— Эх, ты! Думаешь, умный. А сам…

Гребенщиков умолк, ни с того, ни с сего погрозил Ваське кулаком. Тот хотел было ответить, но Мишка перебил:

— Любовь — это… Как море! — с великой убежденностью выговорил он. — Да в шторм!

— Ну, заговорил, — пробормотал Чеботнягин. — Еще чего?

Мишка закрыл глаза, глубоко вздохнул.

— Такую б встретить, чтобы как царевна Лебедь! Чтобы поняла тебя душой и предана стала — навсегда!.. И волосы у нее будут золотые, а глаза — синие!

— Ишь, чего захотел! — издевательски захохотал Чеботнягин, одновременно изумленный и оскорбленный. — Губок бриллиантовых вам не требуется?

И тут же, прекратив демонический смех, подчеркнуто вежливо сообщил:

— Кстати, вот она и появилась! Ваша Лебедь…

В коричневой шубке из дешевого плюша, она резво вышагивала по уже четко обозначенной дороге, которая вела к поселку рыбоконсервного комбината — основному населенному пункту на этом крошечном островке. Действительно — то была о н а! Ее испуганное лицо розовело «кровью с молоком», о чем мечтал Чеботнягин, а глаза мерцали густой синевой, как у сказочной Мишкиной царевны. И хотя головку окутывал шерстяной платок, какие встретишь на каждом шагу, Гребенщиков точно знал — волосы девушки золотого цвета…

Даже то, что незнакомка обыденно взвизгнула, когда рядом возникли оскаленные собачьи пасти, не смогло низвергнуть ее на уровень других, встречавшихся до сих пор.

Чудо явилось столь неожиданно, что и Гребенщиков, и Чеботнягин в первое мгновенье онемели. Лишь когда отъехали добрую сотню метров, Васька опомнился.

— Тормози! — свистящим шепотом приказал он.

— Сто-ой! — обеими руками вцепившись в остол, вскричал растерянный Гребенщиков.

Когда она неуверенно приблизилась, сбоку опасливо поглядывая на собак, уже пришедший в себя Чеботнягин соскочил с нарт.

— Разрешите вас приветствовать, прекрасная мисс! Рассекретьтесь — куда идете?

— Да на комбинат. Куда еще? — посмотрев сначала на него, а затем на Мишку, сообщила девушка.

— Вам повезло. Садитесь, подвезем, — предложил Васька, жестом указывая — куда сесть.

Девушка колебалась.

— Мне недалеко. Сама доберусь.

— Не бойтесь! За проезд не возьмем, — заверил Чеботнягин, джентльменски подхватывая ее под локоток.

Тем временем Мишка, полуоткрыв рот, словно в изумлении, не отрываясь, смотрел на царевну.

— Трогай! — опасаясь, что та передумает, торопливо бросил Васька и, подтолкнув нарты, примостился сзади.

…Собаки, кажется, тянули с прежней резвостью. Но даже на малых подъемах судорожно напрягались их ноги, лохматые головы никли так, что вывалившиеся языки почти касались наста. Когда дорога круто заломила вверх, Мишка соскочил, уперевшись руками, начал помогать псам.

Чеботнягин, вроде невзначай, прихватил руку девушки. На ее недоуменный взгляд ответил:

— Не упасть бы вам. Это ж зверюги! Рванут — и поминай, как звали…

Понимая — подобная характеристика «собачек» никак не понравится каюру, Васька, скосившись, подмигнул ему: знаю, мол, что говорю, а ты помалкивай! Впрочем, Мишка и так, по обыкновению, молчал. Зато Чеботнягин расходился вовсю.

— Как вас звать-величать? — спрашивал он, приглаживая непослушный чубчик. — И с каких краев родом?

— Издалека, — уже свободно отвечала девушка. — Из Сибири.

— Ты смотри! Так я и предполагал! — восторгался Васька. — А имя… сейчас, сейчас… Любовь. Точно?

— Тоня. Антонина то есть.

— Очень приятно. Я Василий… Чего молчишь? — обратился он к Мишке. — Назовись.

Мишка, сбычившись, повернул голову, но ничего не сказал.

— Михаил он. Ласкательно — Миша… Стало быть, теперь мы официально знакомы. И можем войти в дипломатические отношения, — соловьем разливался Васька. — Давно в этих краях?

— Недавно. Три недели только.

— То-то смотрю, еще не встречались! Я здесь всех знаю. А такая, как вы, сразу бы в глаза бросилась! Надолго предполагаете осесть?

— По договору на год. А там как сказать? Видно будет.

— Понятно. Значит, на комбинате работаете, — с удовлетворением заметил Васька. — Даже стихийно будем встречаться… Кстати, стоящее дело. Путина обещает быть богатой. Есть такие признаки…

Он умолк, пытаясь припомнить «признаки», свидетельствующие о его осведомленности. Но ничего не придумал, ограничившись туманным намеком на известную ему новейшую научную аппаратуру, благодаря которой можно точно определить ход косяков и пересчитать рыб в них абсолютно до одной. Мишка косо глянул на него. Спасая престиж, Чеботнягин похвастался:

— Между прочим, я начальник трюмной команды. На передовом сейнере, удостоенном звания комтруда…

Мишка, не терпевший лжи, раздраженно откашлялся. Потому Чеботнягин, отлично изучивший его нрав, повествование о собственных заслугах решил отложить до следующего раза.

Наступившую паузу прервала девушка.

— Первый раз в жизни на собаках еду! Раньше только в кино видела… Здорово! И ничуть не страшно.

Васька заметил, что, произнося эти слова, она почему-то посмотрела в сторону Мишки. Задетый невниманием к себе, да еще пресеченный в попытке предстать перед девушкой в несуществующей, к слову, роли «начальника трюмной команды», он немедленно охладил ее восторги.

— Собаки на сегодняшний день — отсталость! Хотите, я вас на аэросанях прокачу? Вот это класс!

— Спасибо. Я приехала, — сказала девушка. — Счастливо, ребята.

И ушла по улице, которая упиралась в серые стены рыбоконсервного завода… Они неотрывно смотрели ей вслед. Потом Гребенщиков со злобой сказал:

— Слезай к чертовой матери! Если собаки — отсталость… Трепло!

— Тихо, тихо! — хмуро ответил Васька. — Не ори. Лопухи мы… Где ее теперь отыскать? На заводе, рыббазах? А может, на кухне — в столовой какой?.. Из-за тебя все! Молчит, как пень.