Будни отважных
Шрифт:
Пес остановился, но не успокоился. Обнюхав незнакомца, он неожиданно снова метнулся к нему. У самого лица Ванина щелкнули клыки.
— Будь осторожен с этим фашистом, — в один голос предупредили Кошелев и Пешков, на всякий случай державшиеся поближе к выходу.
Многих собак повидал на своем веку Федор — хитрых и трусливых, злобных и коварных. Знал он, что воля человека подчиняла себе самое необузданное животное. И все-таки даже ему, опытному дрессировщику, было не по себе, когда злобные глаза овчарки уставились на него, а из горла вырвались приглушенные хрипы.
Ванин потянул за поводок, волоча упиравшуюся собаку.
Ванюша Клименко, невысокий коренастый крепыш, бросил руль и выскочил на дорогу, едва успев захлопнуть дверцу.
— Я не поеду, — обиженно бросил он, — эта скотина меня загрызет, а мне еще и пожить охота.
— Ладно, не трусь. — Проводник сел рядом...
Всю дорогу пес рычал. Федор успокаивал его тем же повелительным «фу!».
Его привезли в питомник. В разбитые боксы навалило снегу, пустые клетки с сохранившимися кличками бывших обитателей сиротливо хлопали дверцами. Некоторые из них наскоро залатали и здесь уже поселились овчарки Рено, Айрус и Джуля.
Завидев незнакомца, собаки исступленно залаяли. Джуля бросалась на клетку, хрипя и захлебываясь от злости, Рено и Айрус лязгали зубами. Собаки сразу возненавидели этого серого рослого кобеля с массивными лапами и с мордой, на которую будто бы нацепили черную маску.
А новичок тоже дрожал от ярости и готов был кинуться на врагов. Ванин едва удержал его.
Пса подвели к клетке и впустили в нее. Но в самый последний момент, когда новый хозяин уже хотел захлопнуть дверцу, он, изловчившись, рванул его за полу плаща...
На другой день рано утром Ванин был уже в питомнике. Из своей многолетней практики Федор знал, что стоит только потеряться, проявить неуверенность, собака сразу же это почувствует и тогда уже никакими силами не заставишь ее слушаться.
— Подожди, — сказал он, приближаясь к своему строптивому питомцу, — мы еще посмотрим, чья возьмет.
Пес, завидев его, медленно поднялся, потянулся и, взвизгнув, завилял хвостом. Но едва Федор подошел вплотную к клетке, он зарычал и бросился на решетку. Правда, не с таким остервенением, как вчера.
Ванин, как ни в чем не бывало, спокойно, взял поводок и жестом приказал: «Гулять»!
Упрямец радостно сорвался с места. Гулять он любил.
Они мирно шли по улице. Но стоило вернуться в питомник и все пошло по-прежнему: новичок вновь перестал признавать нового хозяина. С большим трудом Федор затолкал собаку в клетку. Пес решительно отказывался выполнять его команды. Когда проводник взял хлыст, овчарка оскалила зубы, и злобные огоньки снова заплясали в ее глазах.
Нет, сила здесь не поможет. Надо лаской.
— Ну будет, будет, — сказал Ванин миролюбиво, и поставил в клетку бачок с супом, густым, наваристым. Пес не притронулся к еде. Зато, улучив момент, в знак «благодарности» цапнул проводника за руку.
Павел Яковлевич Пешков, приехавший посмотреть на «трофей», рассердился:
— Бросьте канителиться. Ничего не выйдет. Человека трудно перевоспитать, а тут — собака. Пристрелить «фашиста» — и точка!
Пес демонстративно отказывался от еды, осунулся, шерсть грязными космами свисала со спины, а бока втянуло настолько, что резко обозначились ребра... И так — изо дня в день.
— Ну
и дурак же ты, — сокрушался Федор, подвигая собаке бачок с едой, — разве можно так себя изводить? Посмотри на кого ты похож — кожа да кости...Пес лежал, вытянувшись, и не открывал глаз.
— Как звать хоть тебя?
Никакого внимания.
— Акбар? Ральф? Рекс?
Полное равнодушие. А Ванин все подбирал и подбирал имена.
— Может быть, ты Джульбарс или Корсар? Ну что же ты молчишь? Ах ты, разбойник этакий, ах ты, пират...
При последнем слове пес вздрогнул, раскрыл глаза, навострил уши.
— Ах, так ты, значит, Пират? Ну вот мы и познакомились.
Федор почувствовал облегчение.
— Пират, Пират, — приговаривал Федор, чистя клетку и меняя воду в чашке.
Пес виновато скулил, вилял хвостом. На прощание даже разрешил себя погладить. И только под вечер, когда нового хозяина не было поблизости, он воровато огляделся, подошел к бачку с супом и начал жадно есть.
Но силы и нервы его не выдержали.
На следующее утро, когда Федор вместе с товарищами подошел к боксу, Пират шарахнулся в угол клетки. Шерсть стала дыбом, он оскаливал зубы, дрожал, в уголках его губ застыла пена. Отсутствующий затуманенный взгляд блуждал из стороны в сторону...
— Неужели бешенство?! Ванин — за врачом.
Ветеринар Серегин решительно вошел в клетку. Этот немолодой человек, избрав ветеринарию своей специальностью, никогда не раскаивался в принятом решении. Он любил свое дело и отдавал ему всего себя без остатка... Уверенно накладывал шины при переломе кости, делал уколы или ингаляцию, если кто из четвероногих пациентов умудрялся схватить воспаление легких или бронхит. Его ценили, к нему обращались за консультациями, у него учились.
Серегин распорядился: немедленно ввести овчарке бром.
— Невроз, — объяснил он. — Нужно дать нервной системе собаки успокоиться...
После дозы снотворного присмиревшего Пирата перенесли в утепленное помещение, и Ванин с ветеринаром начали попеременно дежурить возле него, кормить с ложки, поить молоком.
— Пей, пей, — приговаривал проводник, — ты уже совсем, дружище, решил сдаваться без боя...
Однажды Федор принес тазик с водой, щетку и гребенку и начал счищать с больного пыль и грязь. Пират не противился. Он лишь повизгивал, переставлял лапы, поеживался, вздрагивал. Наступал долгожданный перелом в его отношении к проводнику. Зато никого другого он не желал видеть. Когда старый и опытный инструктор Борис Михайлович Шмулович попробовал приласкать его, он ощетинился, как еж, а начальника питомника чуть было не порвал за то, что тот в повышенном тоне сделал Федору замечание. Да и сам Федор, ухаживая за собакой, замечал: нет-нет, да и вспыхнут в ее глазах прежние недобрые огоньки.
Прошел месяц. Теперь Пират воспринимал мир в его первозданной новизне. Молочное солнце, растворенное в белесом тумане, привлекло его внимание. Оно было похоже на смешного рыжего щенка... Косматый воробей шуркнул под крышу, стряхнув оттуда комочек снега. Обдало прозрачной изморозью. Это раззадорило Пирата. Он с наслаждением втянул в себя густой морозный воздух и залаял. Звонко. Радостно. Ему отозвались другие собаки.
Снег слепил глаза, переливался на свету, рассыпался на множество блесток. Пират жмурился...