Будни рэкетиров или Кристина

В конце концов голод победил страх. Когда в пятницу Василий Васильевич выглянул из парадного, солнышко припекало по весеннему, а от сугробов остались рожки да ножки. Никто не набросился на него из кустов, и это обстоятельство добавило храбрости. Он осторожно двинулся к гаражу, то и дело озираясь по сторонам. К счастью, двор выглядел тихо и мирно. Без приключений достигнув гаража, Вась-Вась решился замахнуться на большее. Тем более, что консервы сидели в печенке.

– Поистине так, – сказал он, и зашагал по направлению к Минской площади, где было полно продуктовых ларьков. В кармане лежала прихваченная из дому стодолларовая купюра, которую требовалось разменять на купоны.

Уйдя в подполье зимой и вынырнув на поверхность погожим весенним полуднем, Василий Васильевич оплошал по части одежды. Теплое дутое пальто на лебяжьем пуху и добротные кожаные сапоги, столь полезные в мороз, превратили прогулку в пытку, а самого Бонасюка в белую ворону. Достигнув кантора, Вась-Вась дышал как астматик, а рубашку и трусы на нем можно было выжимать. Остановившись возле обменника, он обнаружил, что тот, как назло, закрыт.

– Вот, по истине, не везет, – вздохнул Василий Васильевич и рассеянно обернулся, не зная, на что решиться. Надпись «ТЕХПЕРЕРЫВ» в похожем на бойницу окошке оставалось трактовать, как угодно. Кассирша могла отлучиться пописать, или, к примеру, укатить на курорт.

Ближайший обменник находился на противоположном конце площади, и тоже мог быть закрыт. С канторами тех смутных времен частенько случались эпидемии «техперерывов», вызываемые то ожидаемым обвалом курса, то налетами фискальных структур, каких уже тогда развелось, будто вшей на бывалом солдате.

Но, не успел Василий Васильевич определиться, как перед ним, словно из-под земли, выросли два коротко стриженых молодчика в однотипных спортивных костюмах.

«Бандурины дружки… – мелькнула паническая мысль. – Вот, поистине, и все. Достукался. Вляпался, по честному». Как только самое страшное из ожидаемого сбылось, ноги Вась-Вася отсоединились от тела.

Справедливости ради следует добавить, что заступившие дорогу молодчики не имели к Андрею никакого отношения. Что, впрочем, не слишком облегчало положения. Ошибшись в личностях молодчиков, Бонасюк не промахнулся по сути – перед ним стояли обыкновенные уличные кидалы.

– Доллары, рубли, марочки, – пробубнил старший. – У Вас баксы или купоны?

Вася опомниться не успел, как оказался прижат к глухой боковой стене кантора. Вид и манеры молодчиков были откровенно босяцкими. И, тем не менее, Вася, сообразив, что к чему, все равно испытал облегчение. Эти были безопаснее головорезов Бандуры. У них не было ничего личного, а бизнес есть бизнес. Даже если он преступный.

– Сколько надо денег?

Бонасюк был вовсе не глуп. Но, он медленно схватывал на слету. Да и инициатива принадлежала ни ему. Действуя, словно сомнамбула, Бонасюк вынул из кармана новую хрустящую сотку.

– Дай, проверю, – старший меняла выдернул купюру из его вялых пальцев, поглядел в доброжелательное лицо Бена Франклина и принялся ловко сворачивать банкноту трубочкой.

Наступил тот самый, преломленный в призме современности момент истины, не раз описанный в книгах о диверсантах и героических офицерах СМЕРШ. [75] Будь на месте Бонасюка Протасов, он бы уже махал кулаками.

75

Советская военная контрразведка во время Отечественной войны. Аббревиатура расшифровывается как «смерть шпионам». Во как. Руководил ГУКР СМЕРШ генерал-полковник Виктор Абакумов, подчинявшийся непосредственно И.В.Сталину, как наркому обороны

– Я, по истине… – начал Вась-Вась, нутром почуяв недоброе.

И тут чья-то цепкая пятерня улеглась ему туда, где у некоторых граждан располагаются трапециидальные мышцы шеи, а злой голос пролаял в ухо:

– Милиция! Всем стоять. Незаконный обмен, да?!

Возникший за спиной гражданин в спортивном костюме был похож на милиционера, как картина абстракциониста на подпись под рамкой. Но, не даром говорят, что у страха глаза велики. И потом, кто эту милицию разберет, на кого она сейчас похожа. При появлении «блюстителя закона» старший меняла закричал насквозь фальшивым голосом:

– Да кто меняет, гражданин начальник?! Никто ничего не меняет.

И сунул Бонасюку свернутую трубочкой сотку, которая, естественно, была долларом. Что само по себе было щедро, если не сказать великодушно. Обыкновенно кидалы довольствовались ксерокопиями или, на худой конец календариками, выполненными в виде настоящих купюр и продающимися на каждом углу.

Понимая, что обманули, Вась-Вась тем не менее схватил «сотку», именуемую в просторечии «куклой». Валютчики кинулись в разные стороны. «Милиционер» на секунду задержался. Это его и сгубило. Это, как станет ясно несколько позже, круто изменило и судьбу самого Вась-Вася. Да и не его одного. Идти бы Бонасюку домой за новой соткой, если бы у кантора не появилась настоящая патрульная машина. Милиционеры посыпались из «бобика», и вскоре все участники сцены были задержаны. Кроме младшего валютчика, проявившего невероятную прыть.

– Чего я сделал? – попробовал качнуть права «милиционер» и мигом получил в ухо.

– Цыть, сука. В отделении у меня поговоришь… – пригрозил широкоплечий старший сержант. Бонасюк поверил, что так и будет. Менее удачливый валютчик помалкивал, прижимая ладонь к багровому кровоподтеку на скуле, и не спешил вступать в прения.

– Гриша, пакуй всех, – распорядился старший сержант.

– А меня, поистине? – попытался восстановить справедливость Бонасюк, бесцеремонно подталкиваемый к задней двери патрульной машины.

– А этого куда?

– Как куда? Туда же.

– А ну, двигай давай, дядя.

Бонасюка впихнули за остальными. Протесты не возымели результата.

– В репу дать?

– Не надо! – отшатнулся Бонасюк.

– Тогда лезь, и не выступай.

В тесной зарешеченной камере на колесах Вась-Вась оказался крепко зажат между телами валютчика и «милиционера». Те сразу предупредили его о возможных последствиях излишней разговорчивости на допросе.

– Одно только слово ляпнешь, мы тебя из-под земли выкопаем…

– Мало тебе, падло? – один из сержантов обернулся и от души ткнул дубинкой в просвет между прутьями. Валютчик жалобно вскрикнул. Разговоры прекратились.

Без дальнейших приключений задержанных доставили в РОВД и определили по камерам. Валютчики куда-то исчезли, сокамерниками Бонасюка оказались двое совершенно непохожих друг на друга незнакомцев. Первый был молодым человеком лет двадцати пяти, интеллигентного вида и приятной наружности, одетым в белую рубашку и безукоризненный двубортный костюм с галстуком. Отточенным чутьем банщика Бонасюк распознал в молодом человеке предпринимателя средней руки, впервые загудевшего на нары, а потому взлохмаченного, как воробей после проливного дождя. Толстые роговые очки держались на самом кончике носа незнакомца, готовясь вот-вот соскочить на землю.

«Сейчас, поистине, и соскочат», – отрешенно подумал Вась-Вась.

Очкарик немедленно подсел к нему с видом заговорщика:

– Представляете. Чушь какая-то! Я недавно приобрел машину. Не новую, конечно. «Опель Кадет» 86-го года. Покупал на авторынке, знаете, на бульваре Перова…

– Там одни жулики, парень! – вмешался второй сосед. Он был худ и небрит. Глубоко запавшие злые глаза так и сверкали из-под густых бровей. Левую пересекал сизый шрамом, тянувшийся через щеку к подбородку. Одет сосед был довольно экстравагантно – в рваные вьетнамки, старые спортивные брюки и вылинявшую, некогда голубую десантную тельняшку. Голос у него был хриплым, насквозь прокуренным, и разносился на всю камеру. Хриплого это, очевидно, не волновало. В отличие от него очкарик рассказывал об обрушившихся напастях полголоса, скороговоркой, время от времени озираясь на милицейского младшего лейтенанта, жевавшего семечки по другую сторону решетки. Офицер посиживал на стуле, и, судя по виду, умирал от скуки.