Будни рэкетиров или Кристина
Шрифт:
– Давай-ка, Вася, накатим. Водка, как раз то, что тебе аккурат сейчас требуется. Как врач тебе говорю.
Выпили по одной, по второй, по третьей. Василий Васильевич, у которого с утра маковой росинки во рту не было, быстро захмелел, провалившись в пьяный дурман. Сквозь тошнотворный водочный плен, в который угодило сознание, он еще какое-то время видел размытый силуэт кузена. Иван Митрофанович размахивал руками, сыпля обвинениями, как революционный оратор:
– Дешевка дрянная! Шалашовка! Всем тебе обязана! Ты ж ее, паскуду, из грязи вытянул! Вот как, значит, отблагодарила! Ты как хочешь, а я такого не потерплю. Дурак ты будешь, причем круглый, если это блядство ей с рук спустишь! Ишь! Сауну захотели?! Накось – выкуси! – Кавторанг скрутил кукиш и потряс им у кузена под носом. Иван Митрофанович
А потом изображение поплыло перед глазами Вась-Вася, лампочка под потолком превратилась в прожектор, светящий сквозь ночное марево. Василек погрузился в сон.
пятница 4-е марта 1994 г. НИИПАГ
Пятница в больницах день специфический. Врачи косяками убывают на уик-энд, за докторами тянутся больные. Те, кому есть куда, и у кого есть кому за ними заехать, могут полагать себя счастливчиками. Всем прочим остается скучать до понедельника, читая книги, отирая больничные коридоры, либо без разбору смотря телевизор. У кого он в палате или на этаже имеется. Шляться по больничному парку, если ноги и погода позволяют, томительно ожидая начала следующей недели, и думая о своих болячках. В силу целого ряда обстоятельств думать о чем либо еще в больницах получается туго.
«Чемоданное настроение», охватывающее значительную часть больных по пятницам, передалось и Кристине Бонасюк. Она сидела в палате как на иголках, то и дело сверяясь с часами. Бандура обещался подъехать в три, а стрелки показывали без четверти шесть пополудни. В конце концов, она вздохнула, собрала нехитрые пожитки, застелила больничную койку и покинула больничный корпус, надеясь, что повстречает Андрея по дороге. Ненадолго задержалась у калитки, но Андрея все не было, а северный ветер пронизывал до костей. Кристина решила больше не ждать.
«Наверное, Правилов задержал…»
Не теряя больше ни минуты, она подошла к краю тротуара, чтобы поймать такси. Ей довелось голосовать на удивление долго, пока к бровке ни причалила ухоженная кофейная «шестерка».
Квартира Андрея оказалась пуста. Повесив верхнюю одежду в коридоре, Кристина прямиком отправилась в ванную. Приняв душ, облачилась в домашний халат, перестирала вещички из больницы и вышла на кухню, чтобы повесить их на протянутую за окном бельевую веревку. Отсутствие балкона на первом месте в длинном списке недостатков, отличающих первые этажи. Правда, Бандура, время от времени, грозился достроить просторный балкон, а подвал под квартирой переоборудовать в парную. Тем более, что с паром там проблем не было. Трубы регулярно лопались, подвал заливало водой, а по всем этажам воняло затхлым болотом. «Ничего, ничего, – храбрился Бандура. – Такую сауну забадяжим, твой Васька от зависти вафельное полотенце сожрет!» Но, обещания висели в воздухе, а неудобства, как и полагается, стесняли. Такое положение вещей вовсе не выбивалось из правила.
Покончив с бельем, Кристина проштудировала холодильник и осталась довольна содержимым. Продуктов оказалось полно (молодец Андрюша, хозяйственный), а вот готовых к употреблению никаких, если не считать двух изрядно обветренных сарделек в пятнах покрывшегося корочкой кетчупа. «Давно тут лежим…» Большой выбор ингредиентов открывал ей простор для деятельности.
«Всухомятку питается», – подумала она, и решительно взялась за разделочную доску. Стряпня была ее стихией, а обильный домашний ужин из нескольких простых, но полезных и питательных блюд формой проявления любви. Поколебавшись, Кристина остановила выбор на картофельном бульоне с фрикадельками, овощном рагу со свининой и сливовом киселе, сделанном из концентрата, зато с добавлением варенья, еще в январе прихваченного из дому.
Когда Кристина покончила с готовкой, вмонтированные в польский кухонный шкаф часы показывали без малого десять вечера. От Андрея не было ни слуху ни духу. Кристина перешла в комнату и присела на краешек кровати,
массируя разболевшуюся от долгого стояния спину. А затем, уложив руки на живот, подремала в полутьме до одиннадцати. Время шло. Андрей не объявлялся.Кристина встала с дивана и машинально двинулась к телефону, зная прекрасно, что звонить Бандуре некуда.
«Разве что в рельсу головой, – как шутила, бывало, кума Анька. – Ударился в рельсу лбом и жди. Как «Алло?!» услышишь, значит, попал, а нет – бейся дальше».
Телефакс «Panasonic», некогда добытый Протасовым и переданный Бандуре по прихоти Атасова, работал исправно, как и полагается «японцу». Взглянув на аппарат Кристина обнаружила, что зеленая лампа автоответчика помигивает, сигнализируя об устном сообщении.
«Как это я сразу не заметила? – удивилась госпожа Бонасюк. – Или кто-то звонил, пока я в душе была?… А я из-за плеска не расслышала?».
Что-то происходило с ее организмом, особенно в последние недели. Что-то властно перенастраивало ее чувственную систему по совершенно иной, непривычной нотной тетради. Она стала плаксива. Она совершенно не могла сосредоточиться. Было это тем более удивительно и непривычно для Кристины, обыкновенно все подмечавшей с лету и никогда не страдавшей рассеянностью. Иди, побудь рассеянным с улицы Бассейной из замечательных детских стихов Маршака во время, к примеру, челночного рейда на Польшу. Мигом и без товара останешься, и без сумочки с документами и деньгами, а то и без головы.
Что-то изменилось в Кристине. Она становилась иной.
Госпожа Бонасюк коснулась указательным пальчиком кнопки с надписью «Play», телефакс щелкнул, оживив мини-кассету, а вслед за ней пробудились динамики. Кристина разобрала невнятное «гм», а затем ударили гудки отбоя. И так несколько раз подряд. Видимо, звонившие люди либо не умели, либо не хотели общаться с автоматом. Таких в нашем мире по прежнему великое множество, и это отлично известно каждому владельцу автоответчика. Прослушивая шипящее молчание вперемешку с короткими гудками, Кристина даже улыбнулась, вспомнив собственную маму, когда та впервые столкнулась с заморской диковиной под названием автоответчик. При Союзе автоматы сообщали разве что время, или расписание сеансов в кинотеатрах. Так и то, не в селе, где жила мать. Да и связь предполагалась односторонняя. Выслушал, и повесил трубочку.
В самом конце 80-х Василий Васильевич притащил домой телефон с автоответчиком. Тогда они еще были превеликой редкостью. Первой жертвой электронного чуда стала мама Кристины, Алла Артемовна. Она позвонила дочери из села, чтобы поздравить с каким-то очередным праздником. Бонасюков дома не было, зато автоответчик не дремал, подкарауливая неискушенных совков. Алла Артемовна предприняла не менее десяти упорных, но безуспешных попыток вступить в разговор с автоматом, раз за разом откликавшимся бодреньким голоском Кристины.
– Здравствуйте. Вы позвонили по телефону 414-99-…
– Здравствуй, доченька.
– …к сожалению, мы не можем…
– Как, не можете, доченька?
– …после короткого звукового…
– Доченька, это ж я, мама!
– …сообщение или передайте…
– Доченька?! Але! Это я, мама! Ф! Ф!.. Але?! Ты что, не слышишь?!
– Спасибо за звонок…
– Доця?! Ф! Ф! Але?! Ты что, с мамой говорить не хочешь?!
– …и всего доброго.
– Я ж тебя родила!
И так долгих десять минут, пока Алла Артемовна вконец не разобиделась и вышла, вне себя, из прохладного полумрака сельской почтовой избушки в солнечное утро, полное шелеста листвы, запахов навоза и гогота домашней птицы.
– Половину пенсии, поистине, на переговоры просадила, – потешался Вась-Вась, когда они на следующий день воротились из гостей и занялись прослушиванием пленки. Для них тогда автоответчик тоже был в диковинку, только они к той диковинке стояли чуть-чуть ближе. Только и всего. Потом мама перезвонила и долго пеняла Кристине.
– Доченька?! Что же ты со мной, и говорить-то не захотела?!
«Эх, мама, мамочка…» — вздохнула Кристина, в то время как из факса летело то ли бормотание, то ли стоны многокилометровых проводов.