Будни рэкетиров или Кристина

После серии любителей поиграть в молчанку, динамики неожиданно разорвались громким и слегка запыхавшимся монологом в исполнении Андрея:

– Кристя извини что не встретил Правилов напряг еду в Житомир по делу, – как человек, помнящий о лимите времени при записи, свойственном большинству автоответчиков, Бандура палил скороговоркой, то лая, то глотая слова. – Отдыхай любимая завтра к обеду буду.

Аппарат выдал двойной щелчок. Лампа на передней панели погасла. Голос Андрея оборвался, как и сопровождающий его дорожный шум. Видимо, Бандура звонил из уличного автомата.

Слезы навернулись на зеленые глаза Кристины, словно ее жестоко и бессовестно обманули. Поводов к тому вроде бы не было. «Что-то у меня с нервами, – подумала она, возвращаясь из прихожей в гостиную. И украдкой смахнула слезинку. – Что-то со мной происходит…»

«Ты же прекрасно знаешь, что. Беременные все такие. Чуть что, сразу в слезы».

«Почему, спрашивается, зарождение новой жизни напрямую связано со слезоотделением?»

«Чушь собачья. И слова такого нет».

«Чушь не чушь, а вот хочется плакать, и все тут. Как будто ты не будущая мама, а брошенная хозяевами собачка».

«Не хандри, кума… Ты столько лет об этом мечтала. Тебе ли теперь хандрить».

Кристина направилась в кухню, сообразив на ходу, что одна ночевать не будет.

«Не хочу я здесь оставаться, – подумала она с внезапной решимостью. – Не хочу! И не буду».

«Тогда возвращайся в больницу…»

«Делать мне больше нечего. У меня своя квартира имеется. Мало того, что я там прописана, она еще и числится за мной, между прочим».

Кристина осторожно потрогала кастрюли. Те еще были слишком горячими, чтобы убирать в холодильник.

«Ладно. От одного разика ничего ему не сделается, – решила она, распахивая дверцу. – Вообще-то, за такое по рукам давать надо. Горячие продукты – смертельный враг холодильников». «Ну да ладно…»

Покончив с кастрюлями, Кристина обернулась в поисках ручки, оторвала кусок «Экспресс-объявы», и вывела на нем своим каллиграфическим, абсолютно женским почерком, мало изменившимся со времен десятого класса:

Андрюшенька, зайчик. Суп с фрикадельками в кастрюльке, тушеное мясо и гарнир – в гусятнице. Кисель я перелила в банку. Приедешь раньше меня, разогревай и кушай. Я скоро буду.

Твоя Кристина.

Прикрепив записку к передней панели холодильника при помощи миниатюрного магнита, она всполоснула кастрюльку из-под киселя, перекрыла краны, и наскоро осмотрелась – все ли выключено, обесточено, обезвожено. Потушив свет в квартире (на улице уже давно стало темно), Кристина притворила за собой дверь. Дернула ручку, проверив замки, и побрела к трамвайной остановке.

Время было позднее, а в такое трамвая ждать, все равно, что снега в июле. К счастью, вскоре она заприметила салатовую «24-ю Волгу» с оранжевым плафоном старого советского образца. Кристина замахала руками так, будто была Робинзоном, а такси проплывающей мимо острова шхуной.

– Героев Сталинграда, пожалуйста.

– На сколько вы рассчитываете? – дипломатично осведомился таксист. Кристина пожала плечами. Вопрос ей не понравился:

– А вы?

Водитель назвал сумму, от которой покоробило бы и Абрамовича с эмиром Бахрейна.

– А не жирно?

– Пока до метро доберетесь, оно уже, пожалуй, закроется, – рассудительно сказал таксист. – Тут глухомань конченая. А я с Оболони черта лысого, кого в центр подберу. Спальный район. Значит, обратно порожняком. Вот и вся арифметика. Кто, спрашивается, в оба конца оплатит? Тот, кому больше надо. – Водитель дружелюбно улыбнулся.

– А вам, значит, не надо? – разозлилась Кристина, которую рассуждения таксиста не впечатлили.

– А я, вообще-то в парк, – меланхолично отозвался таксист.

– Какой парк?! – фыркнула Кристина. – У вас же номера частные!

– Да? – удивился таксист. – Правда? Я и забыл.

Кристина в нерешительности переступила с ноги на ногу. На улице здорово похолодало. Очевидно, надвигался очередной циклон. Или антициклон. Это небо не поймешь.

– Ну, что? Так и будем стоять? – спросил таксист, собираясь отпустить сцепление и включив левый поворотник.

Это был чистой воды шантаж, но не Кристина заказывала музыку. Из салона веяло теплом с легкой примесью табачного дыма. Порыв студеного ветра разметал ей волосы.

– Черт с вами, – сдалась Кристина, опускаясь на переднее сидение.

– Давно бы так, – похвалил водитель.

– Я вот думаю, может самой извозом заняться?! – сказала она с вызовом, демонстрируя, что сломалась телом, но не духом.

– Попробуйте, – усмехнулся таксист. – Как говорится, у нас же свободная страна.

– Вы так думаете?

– Думать мне по табелю о рангах не полагается, – парировал таксист.

– Зато вы, должно быть, деньги лопатой загребаете…

– Да, уж, – согласился водитель, – баксы почти печатаю.

– Пользуетесь тем, что выбора нет.

– Зато никто вас не неволит. Не нравится, идите пешком. К утру, глядишь, доберетесь. Если не околеете.

В салоне воцарилось враждебное молчание. Вроде затишья на индо-пакистанской границе. Бульвар Лепсе остался позади. Такси, следуя вдоль рельсов «15-го» трамвая, по мосту пересекло Брест-Литовский в районе метро «Жовтневая».

– Вы думаете, большая радость вот так вот по ночам баранку крутить? – сказал таксист примирительно. – Что у меня, семьи, по-вашему, нет?

Кристина решила смягчиться:

– Вы то раньше кем работали? – спросила она для начала.

– В смысле, раньше? – не понял таксист.

– Ну, до всего этого?…

– Шибздеца? – закончил за нее таксист.

– Можно и так сказать.

– Таксистом и был, – сказал таксист.

– Редкое постоянство…

– Да? – удивился таксист, – я как-то и не думал. Профессия живучая. При любых режимах требуются халдеи. Мусор вывозить.

– Вы уж слишком.

Я за рулем столько, что иногда мне кажется, будто я вместе с ним родился. Под этими долбанными шашками. Всю чертовую жизнь за баранкой. С армии. Я в 68-м Чехословакию усмирял. [78] Водилой служил, на бензовозе. А, после дембеля кум в таксопарк устроил. Ну, и пошло поехало.

78

Имеется в виду ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968 года, последовавший в качестве реакции на события «Пражской весны»