Будни рэкетиров или Кристина
Шрифт:
Бандура взглянул на часы. Стрелки показывали без малого одиннадцать. Утро пятницы выдалось лучезарным, даже прохожие казались веселее обычного. «Наших сограждан узнаешь, где угодно. По мрачным маскам, сползающим редко и по большим праздникам. Да и то не всегда». Бандура непроизвольно улыбнулся. «Ты, кстати, Кристину встретить не забудь». Впрочем, за ней требовалось заехать вечеру. Они собирались провести выходные дома. Андрея это радовало. Впрочем, не мешая утром заниматься поисками загадочной госпожи Кларчук.
– После обеда, – сказала по телефону Кристина. – Часикам, примерно к пяти.
«Так до „после обеда“ у меня вагон времени. Тем более, что машина под рукой», – успокоил себя Андрей, запуская двигатель «Альфы».
До
Если бы кто спросил Андрея, на кой черт ему сдалась новоиспеченная приятельница Протасова, он бы не подобрал вразумительного ответа. Охвативший его азарт следопыта и желание вывести скрытного в последнее время Протасова на чистую воду не имели под собой никаких веских причин. Захотелось, и все тут.
«Чисто из спортивного интереса».
Около одиннадцати из парадного вышла госпожа Кларчук. Элегантный сиреневый пиджак и узкая, до колен, юбка сидели на ней, как на манекенщице. «Хороша телка!» – не выдержал Андрей. Мила села в «Мазду» и машина сразу отделилась от бровки.
– Как же. Прогревать мотор дядя будет. – Пробурчал Андрей, в котором на секунду проснулся Бандура-старший. – Заклинит двигатель, тогда наплачешься.
Поднажав, Андрей через минуту настиг «Мазду» и пристроился в хвост. Ехать пришлось недалеко. «Мазда» свернула на Дмитриевскую и остановилась возле шестиэтажного дома явно дореволюционной постройки.
– Это же банк «Бастион»! – Андрей запарковал «Альфу» в двадцати метрах от «Мазды».
Мила покинула машину, и исчезла за входной дверью банка. Провожая ее взглядом, Андрей принялся напевать песенку сыщика из «Бременских музыкантов»: «…как мышь, крадусь во мраке, кручусь я как юла, а нюх, как у соба-аки, а глаз, как у орла, о-е…». В замечательную аудио-сказку Ливанова, озвученную Олегом Анофриевым, [106] он влюбился в детстве, слушая пластинку бессчетное число раз, и вызубрив на зубок почти все песни и диалоги. Безо всякого принуждения. Вот интересно… А то, что зубрится по утвержденной РОНО школьной программе, не лезет в голову и испаряется впоследствии без труда. Пластинка с «Бременскими» не пережила восьмидесятых, ее нечаянно грохнул дед. Конверт же хранился в письменном столе среди школьных учебников и старых тетрадей.
106
Анофриев Олег Андреевич, р. 1930, замечательный советский актер и режиссер
«Да он, сто процентов, и сейчас там лежит».
Андрей как раз раздумывал о сыщике, появившемся во второй части, когда за две машины от «Альфа-Ромео» остановился здоровенный угольно черный «Форд Эксплорер», забитый головорезами по самую крышу. Бандура, ничего не упускавший из виду, «…а нюх, как у соба-аки…», сразу решил, что с новоприбывшими лучше не ссориться.
«Серьезные… В лесопосадке зароют и бровью не поведут».
Номера на «Форде» были крымскими. Головорезы о чем-то спорили. Заднее боковое окно было опущено, из салона валил сигаретный дым.
Бандура принялся исподтишка следить за компанией из джипа. Правда, видимость была хреновая. Прочие окна были тонированы под стать стеклу в маске электросварщика.
«Интересно? – подумал Бандура. – Они, вообще, куда рулем крутить, видят? Или чисто конкретно по приборам? Полный круиз-контроль?»
«У некоторых вся, бля, жизнь – сплошной круиз».
«А у других голимый контроль».
«Это точно, чувак… Ни единого, на фиг, возражения»
Ну, что же. Места под солнцем ограничены. В этом и состоит их главная привлекательность.
Не успел Бандура
толком прикинуть количество этих мест, как в дверях «Неограниченного Кредита» появилась Мила Кларчук. Женщина сбежала по ступенькам к машине.«Наконец-то, – вздохнул Андрей. – А-то сидишь тут, и не знаешь, чего от этих в джипе и ждать. Того и гляди, стрельбу устроят».
Он проворачивал ключ в замке зажигания, когда дверца «Эксплорера» хлопнула, как пистолет с глушителем. Один из крымчан почти бегом пересек тротуар и нырнул в «Мазду» прежде, чем та успела тронуться с места. Иномарка дернулась и заглохла.
«Ни хрена себе!» — вырвалось у Андрея. Часы показывали без четверти час.
– Когда мне надлежит вылететь? – без особого энтузиазма спросила Мила. Переться в занюханный Пионерск (грязь и пьянь на улицах, ни одной приличной гостиницы) она ни капельки не хотела. Тем более, что в городе ее держала операция, затеянная совместно с Украинским.
– На следующей неделе, г-м. – Артем Павлович поднялся из-за стола. Мила задержалась в двери.
– Чем, г-м, быстрее вы с Максипихиным возьметесь за дело, тем выше шансы на успех.
– Я поняла, Артем Павлович.
Леонид Иванович Максипихин был недавно избран на пост председателя горисполкома Пионерска. Его избирательная компания оплачивалась со счетов господина Поришайло. Настало время погашать долги.
– Насколько ему следует доверять? – уточнила госпожа Кларчук.
– Доверяй, г-м, да проверяй, – осклабился Поришайло, помнивший Максипихина слюнявым комсоргом факультета. В комсомоле же мушкетеров не держали.
– Понятно, Артем Павлович.
План Артема Павловича касательно дальнейшей судьбы комбината был прост и рационален, как конструкция велосипеда. Впрочем, простота вовсе не мешает велосипеду служить безотказно в таких местах, где буксуют гораздо более сложные механизмы.
Первым делом товарищ Поришайло намеревался устранить, то есть уволить, разогнать, а еще лучше, посадить старое руководство завода. Это уже воплощалось в жизнь, благо, преследовать и сажать было за что. Нарушения были вопиющими, стоило только открыть глаза, и, внимательно прочитать договора. Расчистив таким образом начальственные кабинеты, Артем Павлович собирался заполнить их звенящую пустоту своими людьми. Разорвать старые кабальные контракты, которые довели комбинат буквально до ручки, а потом заключить новые, еще похлеще старых. Опутать завод разветвленной сетью своих посредников и планомерно довести до такого состояния, чтобы все предыдущие глухие тупики показались ярко освещенными магистралями, объявить комбинат банкротом, и выкупить по цене какой-нибудь задрипанной квартиры на окраине заводского района. «Ничего личного, – усмехнулась госпожа Кларчук. – Не так уж много усилий для того, чтобы целая куча разного металлолома, заводских труб, цехов, печей и раздевалок вместе с выжившими сталеварами, ИТРами, бухгалтерами и плановиками упала прямо в подставленные вами ладошки, как спелое яблочко в плетеную корзинку. Ну, разве это не красиво?»
«Это элегантно, черт побери».
Надо сказать, что совсем отчаявшиеся к весне 94-го заводчане встретили кризисных управляющих Артема Павловича с энтузиазмом южноамериканских индейцев, принявших за богов конкистадоров Писарро. [107] Прозрение наступило скоро, но поздно. Артем Павлович не собирался шутки шутить.
– Люди нам поверили, Мила. Энтузиазм в среде трудового, г-м, коллектива такой, что затягивать, понимаете, грех.
– Понято, Артем Павлович.
107
Франсиско Писарро Гонсалес (1475–1541), удачливый испанский авантюрист, конкистадор, завоевавший империю инков, пленивший и убивший последнего императора инков Атуальпу. Местное население встречало конкистадоров, как богов. Еще бы, ведь согласно религиозным представлениям индейцев, добрый бог Виракоча, убитый злодеями, должен был рано или поздно вернуться. Виракоча был белым и бородатым, как европеец, что, кстати, само по себе очень интересно