Будущий год

— Ему жить осталось от силы полгода. А потом вы полная хозяйка трехкомнатной квартиры. Ну и деньги ваши, немалые, насколько мне известно.

Я смущенно молчала, а он продолжил:

— Само собой разумеется, вашу матушку из Мурманска вы перевозите в эту квартиру. Не все ли равно, за одним больным ухаживать или за двумя, не очень приятно, согласен, но ведь не навеки же это всё… Трехкомнатная квартира того стоит. По-моему, это не худший для вас вариант. Ну как, да или нет?

Я пробормотала что-то утвердительное, и в тот же вечер он повез меня к моему жениху. Дело сладилось недели в три. Уже нося его фамилию, я слетала в Мурманск и доставила мою маму в мою новую трехкомнатную квартиру.

Должна признаться: уход за матерью оказался куда более изнурительным и трудоемким, чем уход за мужем. Муж приобрел в моей жизни больше значения, чем я могла ожидать. Я и раньше видела его фильмы, их можно причислить к сентиментально-детективным. А он сам только и делал, что рассказывал мне о своих замыслах, и постепенно я увлеклась. Я стала героиней всех его фильмов, которых никогда не будет. Он уверял, что я прирожденная актриса, и я ухаживала за ним, как бы играя в лучшем его фильме. Странно было бы сказать, что я не заметила, как он умер у меня на руках, но так полагалось по сценарию, и я чувствовала нежность умирающего. Неужели это были лучшие дни и ночи моей жизни? Боюсь, что так…

Когда он умер, я не сразу сумела выйти из его сценария, и библиотека интересовала меня больше, чем остальное наследство. Однако, кроме квартиры, я унаследовала как-никак пятьдесят тысяч, и эта сумма ошеломила меня, когда стала мне известной. Тейк, узнав о деньгах, возмутился:

— Вот старый пройдоха! Обдурил-таки нас. Вмазал той своей пташке пятьдесят тысяч.

— Какой пташке?

— Той, которая была до тебя. Не понимаешь? Он разделил свое состояние пополам. Тебе половина, и ей половина, как поется в популярной песне. Так сказать, в благодарность за былое счастье. Я тоже хорош! Недосмотрел… Надо было четче оговорить условия.

К тому времени он приобрел полное право говорить мне «ты». Всё произошло сразу же после смерти мужа. У меня не было сил противиться, да и надеялась я на что-то… Впрочем, я уже хорошо знала, кто такой Тейк.

По образованию он был юрист, устроился, было, юрисконсультом, но заработок не удовлетворял его и не обнадеживал, вот и пошел он работать таксистом. Но баранку крутил он не только ради чаевых, которыми тоже не пренебрегал. Такси давало ему возможность проследить различные связи между людьми. Он был зорок, расчетлив и вскоре начал извлекать выгоду из своих наблюдений. Сперва он заинтересовался сводничеством, хотя слово это не очень точно в условиях современного большого города, где к тому же действуют правила прописки. Тейк никогда не опускался на уровень заурядного поставщика мальчиков и девочек. Он быстро понял, что удовлетворение сексуальных потребностей не ограничивается так называемой хатой и тесно связано с проблемой жилплощади. Секс в коммунальной квартире разительно отличается от секса в квартире отдельной. Отдельная квартира сама по себе вызывает некий оргазм, и одиночество в отдельной квартире легче переносится, хотя и обладательницы отдельных квартир не прочь кое-что испытать, но у них, так сказать, над потребностями доминирует требовательность. Тейк учитывал все это. Он уже занимался не сводничеством, а посредничеством в интимно-квартирных отношениях, и дело его процветало, в чем я могла убедиться на собственном опыте.

Вскоре после смерти моего кинорежиссера в квартире зазвонил телефон. Незнакомый взволнованный женский голос спросил, не могу ли я дать десять тысяч взаймы всего на полгода. Я не знала, что ответить, но почему-то не сказала «нет» и попросила позвонить завтра, Откровенно говоря, я не осмеливалась располагать пятьюдесятью тысячами да и квартиру считала своей постольку поскольку после того, как Тейк рвал и метал по поводу покойника, слишком щедро вознаградившего мою легкомысленную предшественницу Я про себя сделала вывод, что деньги и квартира принадлежат не столько мне, сколько ему, и внутренне с этим согласилась, так как сама принадлежала ему Вечером я сказала Тейку о странном звонке. Он только плечами пожал.

— Конечно, дай ей десять тысяч, — ответил он. — И потребуй, чтобы она тебе вернула двенадцать, и не через полгода, а через два месяца. За каждый месяц сверх двух бери с нее по пятьсот рублей.

— Как это так?

— Очень просто. Тебе звонила директор обувного магазина. У нее обнаружилась недостача. Ей нужны деньги, чтобы перевернуться. С твоими десятью тысячами она выйдет сухая из воды и за два месяца наторгует достаточно, чтобы вернуть тебе долг.

— Откуда ты знаешь?

— Да я сам дал ей твой телефон. Можешь даже не снимать деньги с твоей несчастной сберкнижки. Можно выдать ей десять тысяч из любого саквояжа.

Сразу же после смерти кинорежиссера Тейк принес мне на сохранение первый саквояж. На самом деле это был просто дипломат. Тейк не скрыл от меня, что дипломат набит деньгами.

— Так целее будет, знаешь, — сказал он задумчиво. — Как-никак ты неутешная вдова знаменитости. К тебе просто грех соваться с обыском. Это просто безнравственно, полагаю. А если и сунутся, ты все легко объяснишь. Почему бы тебе не держать вдовьи денежки в саквояжике?

Таких саквояжиков накопилось у меня в квартире немало, и число их неуклонно увеличивалось. Я уже боялась выходить из квартиры за покупками, но в этом не было нужды: Тейк привозил мне всё, в чем я нуждалась, и сверх того… Что-то очень похожее на ревность шевелилось в моей душе, когда я поджидала мою завтрашнюю посетительницу. С недобрым любопытством я всмотрелась в нее и сразу успокоилась: едва ли бы Тейк польстился бы на такую квашню.

Прогоревшая директриса взяла у меня десять тысяч и через два месяца, действительно, вернула двенадцать. При этом она была искренне мне благодарна и даже подарила импортные туфли. Впрочем, за эти два месяца я уже понаторела в таких делах. Я уже ссужала и сто рублей, и двести, и триста, и тысячу, и три тысячи. Среди моих клиентов были писатели, профессора, кандидаты наук, артисты. Кто покупал машину, кто квартиру, кто норковое манто. Клиентов мне поставлял Тейк, но проценты я назначала сама, интуитивно и почти всегда безошибочно. Когда со мной начинали торговаться, я твердо и решительно отказывалась от сделки. Со временем я осмелела. Помню, как я давала взаймы пятьдесят тысяч сроком на два года. Я потребовала, чтобы мне вернули девяносто тысяч, а когда клиент засомневался, напомнила ему об инфляции; он согласился, и мы с Тейком получили через два года сорок тысяч сверх пятидесяти.

В тот первый год я спросила Тейка, по старой советской привычке, не пора ли мне устроиться на работу. Тейк засмеялся:

— Повторяю, ты вдова знаменитости. Ты можешь не работать весь век. Для своего спокойствия считай, что ты у меня в штате. Тысяча рублей в месяц тебя устроит?

Я согласилась, хотя тысяча рублей уже не казалась мне крупной суммой. Но деньги были мне попросту не нужны. Тейк привозил всё, что я могла только пожелать для себя и Ланы. Делал он мне и подарки. У меня были головокружительные шубы, туалеты, туфли, сапоги. Мне некуда и незачем было выходить. Мои должники и должницы заискивали передо мной, но никому не приходило в голову пригласить меня, скажем, в гости. Неуловимая незыблемая грань отделяла меня ото всех остальных, даже от моей дочери по мере того, как она подрастала. Я была ростовщица, процентщица. Я принадлежала к наинужнейшим людям, но была изолирована даже среди них. Кроме того, я не смела отлучиться из квартиры, где деньги лежат. В магазинах я бывала только тогда, когда Тейк уезжал по делам. Подозреваю, что он кутил и в Ялте, и в Сочи. Я знала эти города лишь понаслышке и, так сказать, по наводке, по телефильмам и видеокассетам. Телевизор и впоследствии видео скрашивали мой досуг. Библиотека покойника тоже пригодилась. До сих пор я оставалась прилежной читательницей.

Между тем дела Тейка расширялись, углублялись, ветвились. Кроме квартир, он теперь торговал дачами и земельными участками. У него уже была целая картотека, которую приводила в порядок я. Помню, как Тейк смеялся, читая в газетах, что земля у нас не продается:

— У нас продается и покупается всё, как в любой нормальной стране. Вместе с домом обычно продается и участок земли, иногда достаточно большой по старинке, 40, 50 соток. За участок-то зачастую и платят деньги, а ветхий домишко ломают и строят новую современную дачу. А государство любезно берет на себя борьбу с нашими конкурентами. Если бы продажа земли была узаконена, наши конкуренты обрели бы свободу действий, и наш бизнес стал бы менее выгодным. Пришлось бы заняться иконами или наркотиками. Но, кажется, в ближайшее время нам это не грозит.

И вдруг что-то в лесу сдохло. Тейк пригласил меня за город. На несколько дней.

— О чем ты беспокоишься? — настаивал он. — Лана? Девчонке восемнадцатый год, она отлично обходится без тебя. Деньги? Дверь в твою квартиру не так-то просто открыть, замок с секретом. Да и, в конце концов, деньги — дело наживное.

Я сентиментально назначила ему свидание на том же месте, где мы с ним познакомились. Оказалось, что он тоже помнит это место, но Тейк не был сентиментален; он просто еще раз доказал, что память никогда не изменяет ему. Садясь в его машину, я много ждала от этой поездки. Может быть, поэтому мне кажется, что я уже тогда решилась, хотя, честно говоря, я еще не решилась ни на что.