Буковый лес

Потом они все вместе поехали на каток, это оказалось вторым «сюрпризом». В жизни Линда никогда не надевала коньков. Да что надевала?! Она их близко никогда не видела! Такие стальные, красивые, блестящие. Видела в русских школьных учебниках картинки с девочками в коротких юбочках с такими конёчками и на льду. Ну, да, ну да… в городе педофилов, где росла Линда, только за одну такую юбочку с оборочкой и без коньков женщину бы растерзали, а судья потом на процессе сказал бы, что она сама «спровоцировала порядочных мужчин». То есть зачем она «туда пошла»? Нормальные женщины сидят дома и смотрят за хозяйством, и девочка в тринадцать лет уже взрослая женщина, знает что делает, многие выходят замуж и рожают детей. Если она поднимает ноги, туда ей и дорога».

Натянула, зашнуровала, то ли жмут, то ли большие.

– Марго! Ну, давай! – Вальдемар ловко скользил по ледяной глади и отражался в ней как в голубом зеркале. Он подъехал, схватил Линду за руки и отволок на середину поля. Линда, абсолютно не умея кататься, по центру стояла как корабельная мачта – мощно, непоколебимо, не отклоняясь ни влево, ни вправо.

– Линда! – Иннеска была разочарована, – Ну ты хоть попробуй, посмотри – вон как маленькие дети катаются!

«Ну не, это уж слишком. Вот тщеславия у меня „немае“ под корешок. Дети ваши пусть катаются, а мои руки которые кормят всю семью, слишком дорого стоят. И не боюсь я быть никаким посмешищем, мне эти катания сто лет не нужны. После вчерашнего обморока очень кружится голова, тут не то что проехаться, идёшь с трудом. Надо не показывать свои недомогания, всё же сегодня почти заканчиваем программу. А на льду не умею, не буду, не хочу. Кто придумал каток? Вальдемар что ли? Мечтал научить меня? Хотел пообниматься, ну типа – „помогаю не упасть“? Или просто хотел показать, как это умеет делать он? Ему удалось! Красиво умеет. По всем статьям красиво. А, вот я не умею – чего нет, того нет.»

Линда вырвалась из рук Вальдемара, и, встав на глазах у всего катка на четвертинки, через всю ледовую арену поползла к раздевалкам. Съёмку закончили, как только её ладони коснулись деревянного настила. Всё свернули и уехали. Иннеска тайно плевалась, Татьяна молчала.

– Так значит, мы все встречаемся дома? – Вальдемар обращается к режиссёру, он очень сосредоточен. Линда со вчерашнего дня его не узнаёт. Он внезапно из разговорчивого и галантного мачо вдруг начал превращаться в ответственно-торжественного депутата съезда капустоводов, как будто по риэлторской должности собирался продать жилплощадь Линде лично.

– Да, встретимся дома, – Таня отвечает рассеянно голосом человека, думающем совершенно о другом, – запишем дневники и все свободны, – Таня тоже не в меру серьёзна. Не выпуская из рук блокнота в чёрном, жёстком переплёте, периодически отходит на несколько метров, звонит по мобильному телефону, отворачивается, пишет смс-ки, снова возвращается к группе, – ну, всё, пока, всё, – наконец удовлетворённо кивает она, – Пока-пока! Хорошей прогулки!

– И вам, Татьяна, отдохнуть с пользой, пока нас нет, – Линда то ли шутит, то ли на полном серьёзе сочувствует режиссёру.

– Секундочку! – Таня на обратной стороне листа просматривает, обведённый кружочком пункт, – Что у нас завтра? Секс-шоп и «круглый стол»? Там всё готово? Ну, и ладушки.

– О! Вы таки решили раскрыть секреты? – Линда хихикала, как будто утром не её голова раскалывалась по швам.

– Какие между своими людьми могут быть тайны? – Инка весело засмеялась, – Ой, поехали, давайте уже рассаживаться по машинам, вперёд, вперёд, время поживает.

Стали разъезжаться.

Вальдемар для красоты сорвался с места с пробуксовкой. Машина взвизгнула и выехала на широкую улицу.

Вообще сниматься было замечательно. Чёрные штаны с дырками на коленях стали болтаться на талии, чего раньше не удавалось достичь никакими ограничениями в корме. Линда, ехамши до Киеву, жутко боялась этих нескончаемых простаиваний у плиты, «проб пищи» и так далее. На поверку всё оказалось с точностью наоборот – готовила она всего раза три или четыре, поесть не успевала вовсе, хорошо, что Вальдемар по доброте душевной постоянно делал покупки и ставил на стол всякие вкусные штучки для съёмочной группы и для всех вообще. На подоконнике ваза всегда была полна фруктов. Чай, кофе, Ферреро Ронуар – любимые конфеты, орешки, сухофрукты.

Узнав, что Линда любит молочные продукты, загрузил холодильник под самую завязку. Чего он туда только не наложил! Одних только кефиров пять видов разных, умопомрачительно гениальную «закваску», творог, сыр. Одним словом – самим можно было открывать молочную лавку. Вот как раз и очень замечательно вышло, что Линда захватила с собой в сумочку этой самой «закваски» на дорожку, а то бы с голоду уже выпустила шасси. Вальдемар от, предложенных Линдой, «двух глоточков» из бутылочки отказался, сказал, что ел в офисе с Роном. Линда выпила всю бутылку и теперь, молча, смотрела в окно, не желая нарушать мирный поток мыслей «супруга».

– Вальдемар! – Она устала смотреть в окно, – А у вас всегда так тепло в конце октября?

– Да ты что?! – Он живо откликнулся и, казалось, тоже не прочь был поболтать, – У нас в октябре уже снег может лежать вовсю. Это выдалась погода, потому что ты нам её из Греции привезла. Я в лесу сегодня даже цветущие фиалки видел, представляешь? Трава вон смотри, пока зелёная, по второму урожаю будем собирать.

– Я первые дни так мёрзла. Это, у меня, скорее всего, акклиматизация такая была.

– Может быть, – уклончиво ответил Вальдемар, – главное, что сейчас тебе хорошо, правда?

– Ну, не так чтоб совсем хорошо, – Линда хотела было сказать про свою утреннюю головную боль, но решила на всякий случай промолчать, чтоб Вальдемар не начал делать ей внушения по поводу «полезного и вредного», рассказывая о «здоровом дыхании» и чудотворных «банных вениках из конопли… ой, крапивы», – сейчас гораздо лучше, почти хорошо, – закончила она.

– А если б меня слушалась, было бы не «почти хорошо», а «замечательно». Вот ответь мне, правда, на один вопрос: ты мне не доверяешь, что ли? Я всеми силами стараюсь разгрузить тебя, чтоб ты ни о чём не думала, жила на всём готовом. От тебя всего лишь требуется полное, понимаешь полное доверие. Я хочу принести в твою жизнь свет, любовь, добро. Мне кажется, тебе именно этого так не хватает.

«И вот опять: шесть дней знакомства и только заботы, столько тепла, как можно не быть ему благодарной?!»

– Так ты будешь слушаться? – Вкрадчиво, нежно, ласково, почти интимно.

«Буду! Буду! Хоть всю жизнь буду! Защити меня! Помоги мне! Брось ты свою тупорылую Клавку! Вальдемарчик, миленький!»

– Я уже слушаюсь! – Нельзя, нельзя говорить вслух о том, что думаешь, нельзя. Ничего пока не решено, – Уже давно слушаюсь. Вот смотри:

– Нале-во! Шагомарш! Пам-пам-пам пампап-пам-пам! Расцвела за окошком акация! Я сегодня сама не своя. У меня началась менструация, значит я не бере-мен-ная! Та-та-та-там! «Прощание славянки»! Тебе нравится?

– Ну ты… как тебя назвать, я даже не знаю! – Вальдемар всё равно не сердился, она это чувствовала. Это он просто так говорил, – Мне нравится всё, что ты делаешь. Мне нравится, как ты выглядишь, мне нравится, как ты мыслишь, вот только ма-а-аленькую, вот такую вот малюсенькую поправочку сделать и всё, – он показал Линде кончик указательного пальца, закрыв его большим – глянь сюда, мы уже почти подъехали. Быстро, да? Ты в сумку мою очки вот эти солнечные положи, а то я их забуду в машине.

– Сейчас всё сложу, – Линда стала аккуратно класть очки, бросила поглубже в сумку ароматические салфетки, и повесила на руку жакет, – Марик, там, куда мы идём, есть что есть и есть что пить? Есть где воду купить, булочку какую, или с собой бутылочку брать? – Линда, не дожидаясь ответа, бросила в сумочку и бутылку воды на всякий случай, выпорхнула из машины и огляделась по сторонам. Её взгляд не зацепил ничего, куда можно было ехать с таким энтузиазмом. Ладно, вон справа внизу остался большой супермаркет, в который они однажды заезжали, полная остановка людей, но всё это в зазеркалье, они все там, они с Вальдемаром тут.